Стихи, которые нам нравятся

[Сиш]

Я во сне вас своём на беду повстречал,
Сердце билось, как птица, о прутья груди.
Зря наивный считал, будто вы - мой причал,
Так случилось, вы лишь горизонт впереди.

Сколько б я не бежал и не плыл по морям,
Сколько б я лошадей не загнал в том пути,
Только всё это видимо делал я зря…
Разве можно суметь к горизонту дойти?

И ночами, и днём я спешил наугад,
Я минуты считал, встречи ждал, как во сне.
Одному только был бы, наверное, рад,
Если б вы хоть на шаг стали ближе ко мне.

Пусть мне компасы лгут и летят корабли
По бескрайним морям, что полны соли слёз.
Я однажды приду прямо к краю земли,
И сумею найти вас средь тысячи звёзд.
@ Лана Лэнц

 

[KatrinAnnh]

В городе, имя чье даже не вспомнится,
В час, когда солнцем все окна распахнуты,
В парке, цветущем сиренью и свежестью,
Двое устроили партию в шахматы.
Старец, похожий насквозь на волшебника,
Белобородый, седой и пронзительный,
Должен был первым начать эту партию,
Но, улыбнувшись, шепнул снисходительно:
- В этот раз первой пусть двинется черная.
Ты ведь так любишь играть не по правилам.
Я уступаю!
Противник прищурился:
- Дань уважения бывшему ангелу?
«Ангел», мужчина, красивый до вымысла,
Острый, холодный и полный величия,
Глянув на доску, внезапно оскалился:
- Что ж... Если так, то начну с Безразличия.

* * * *

Черная пешка сама передвинулась,
Точно невидимой лентой ведомая.
И на шоссе, в километре от города
Вдруг оказалась собака бездомная.
Скрипнули шины, и выбор водителя
Стал таковым: либо зверя бродячего,
Либо машину, совсем еще новую,
Только с салона, с печатью «оплачено».
Выбор был сделан. Машины по-прежнему
Мчались вперед, на подбор близорукие.
А на обочине зверь окровавленный
Тихо скулил, свою лапу баюкая.

* * * *

Старец молчал, сохраняя спокойствие,
Но и вокруг всё притихло задумчиво.
Пение птиц испарилось над городом,
Листья застыли в гнетущем беззвучии.
«Ангел» с насмешкой следил за противником:
- Знаешь, мне даже не нужно подначивать...
Ты ведь их слышишь до боли отчетливо.
Вот, например: «ну, она же бродячая!»
Или вот это: «возиться нет времени!»
«Я тут причем? А потом мне оплачивать?»
«Жалко обивку, пусть кто-нибудь следующий!»
«День у собачки не слишком удачливый...»
Знаешь, отец, эти мысли правдивее,
Нежели в храме, пропитанном ладаном.
Люди во всем обвиняют Лукавого,
А на шоссе где искать виноватого?

* * * *

Белая пешка по-прежнему медлила,
Точно считала секунды молчания.
Старец вздохнул и с улыбкой усталою
Тихо ответил: Мой ход – сострадание!
А на шоссе, в километре от города,
Старенький Опель свернул на обочину,
И паренек, испещренный веснушками,
В страхе подумал: «Влетит же от отчима!
Вместо того, чтобы ехать по вызову,
Я тут с собакой нашел приключения.
Вот же бедняга!»
- Дотерпишь до клиники?
Там подлатают. Дождись уж лечения.

* * * *

Старец с улыбкой смотрел на противника,
Теплой, как солнце, и все еще любящей:
- Сын мой, пока на земле есть сочувствие,
Ты так и будешь проигрывать в будущем.
«Ангел» в ответ прикурил и, нахмурившись,
Вдруг произнес с нескрываемой горечью:
- Знаешь, твой ход все длиннее по времени,
Мне же не нужно с утра и до полночи.
Люди лишь в церкви до неба невинные,
Светлость их мыслей? Там даже не поровну.
Старец кивнул:
- Только люди меняются!
- Верно, отец. Но не в лучшую сторону.

Дикон Шерола

 

[Jimi]

Хрустальный чертог

На вольной воле я блуждал
И юной девой взят был к плен.
Она ввела меня в чертог
Из четырех хрустальных стен.

Чертог светился, а внутри
Я в нем увидел мир иной:
Была там маленькая ночь
С чудесной маленькой луной.

Иная Англия была,
Еще неведомая мне, —
И новый Лондон над рекой,
И новый Тауэр в вышине.

Не та уж девушка со мной,
А вся прозрачная, в лучах.
Их было три — одна в другой.
О сладкий, непонятный страх!

Ее улыбкою тройной
Я был, как солнцем, освещен.
И мой блаженный поцелуй
Был троекратно возвращен.

Я к сокровеннейшей из трех
Простер объятья — к ней одной.
И вдруг распался мой чертог.
Ребенок плачет предо мной.

Лежит он на земле, а мать
В слезах склоняется над ним.
И, возвращаясь в мир опять,
Я плачу, горестью томим.

Уильям Блейк

 

[Степлер]

Андрей Вознесенский

Тишины

Тишины хочу, тишины…
Нервы, что ли, обожжены?
Тишины… чтобы тень от сосны,
щекоча нас, перемещалась,
холодящая словно шалость,
вдоль спины, до мизинца ступни,
тишины…
звуки будто отключены.
Чем назвать твои брови с отливом?
Понимание — молчаливо.
Тишины.
Звук запаздывает за светом.
Слишком часто мы рты разеваем.
Настоящее — неназываемо.
Надо жить ощущением, цветом.
Кожа тоже ведь человек,
с впечатленьями, голосами.
Для нее музыкально касанье,
как для слуха — поет соловей.
Как живется вам там, болтуны,
чай, опять кулуарный авралец?
горлопаны не наорались?
тишины…
Мы в другое погружены.
В ход природ неисповедимый,
И по едкому запаху дыма
Мы поймем, что идут чабаны.
Значит, вечер. Вскипают приварок.
Они курят, как тени тихи.
И из псов, как из зажигалок,
Светят тихие языки.

 

[Def]

Друнина.


Да, многое в сердцах у нас умрет,
Но многое останется нетленным:
Я не забуду сорок пятый год —
Голодный, радостный, послевоенный.
В тот год, от всей души удивлены
Тому, что уцелели почему-то,
Мы возвращались к жизни от войны,
Благословляя каждую минуту.
Как дорог был нам каждый трудный день,
Как «на гражданке» все нам было мило!
Пусть жили мы в плену очередей,
Пусть замерзали в комнатах чернила.
И нынче, если давит плечи быт,
Я и на быт взираю, как на чудо:
Год сорок пятый мной не позабыт,
Я возвращенья к жизни не забуду!

 

[Vadim]

Игорь Караулов

÷÷÷
Очень важно вернуться из ада,
постучаться в родимую дверь.
Из Израиля лучше не надо
возвращаться в Москву или Тверь.
Пусть останется Вегасом Вегас
и поселятся в нём игроки.
Нашу подлинность и нашу свежесть
пусть им будет марать не с руки.
Окопался ли кто-то в Бат-Яме,
обживает ли Тикву-Петах,
пусть за стол соберётся с друзьями
и гитару отыщет в кустах.
Разве мир не огромная груша,
где повсюду один КСП?
Ваши песни всё глуше и глуше,
оставайтесь в своём Сен-Тропе.
Пусть вас поит сиропом Канада,
прививая вам зоркость крота.
Нам бы вытащить наших из ада
и захлопнуть за ними врата.

 

[Анти]

Первопроходцы​

Роман Кольский
Первопроходцев узнают по стрелам,
Торчащим у них из спины,
Когда обнаружат холодное тело
На тропах в чащах чужой страны.

Истёрты и стоптаны их мокасины,
Но в ножнах всегда острый нож,
В суме же целебные травы долины,
Которую врядли на картах найдёшь;

Рубахи их пылью дорожной пропитаны,
Во флягах остатки вина и воды,
Их дни никогда не бывают сытными,
Их счастье всегда, где-то там, впереди.

Но им покоряются все расстояния,
Их дружбой гордятся орлы в небесах,
Их жизнь, словно песня в старинных преданиях,
И девушки вяжут для них пояса,-

Куда там! Удержишь ли сокола ясного!
Ему на роду лишь дорога-судьба,-
За горным хребтом, там где море прекрасное
Он ищет потерянного себя.

Первопроходца узнают по стрелам,
По чёрным стрелам в его спине,-
То зависть к тем, кто познал пределы
И дань уважения отдал земле.

Первопроходцы умеют слышать,
Что ветер им шепчет и что ручьи,
Как лес поднимается утром выше
И солнце в озёра мокает лучи.

Первопроходцы не ищут выгод,
Их доля - открыть для других страну,
Их счастье короче единого мига,
Но миг тот хватают они на лету.

Первопроходцев узнают по стрелам,
По стрелам, торчащим у них из спины,
Когда обнаружат холодное тело
На тропах в чащах чужой страны.

 

[KatrinAnnh]

 

[KatrinAnnh]

 

[Цветок Магриба]

Светлый лес
В золотой, неразбуженной дреме
Встал над шумом души
Как зеленая тишина
Ты скажи,
Разве может быть что-нибудь кроме
Нерушимее что-то
тягучего этого сна
Не боюсь!
Разве я не испытан ветрами
Веселее и жестче
Чем шомпольных сосен
ерши
Эти кроны
Еще заполощут кострами
Солнца, сжатого в фокус
Оптически ясной души
Только б сердцу скрепиться
Пред жарким наплывом печали
Только б сердце не выдать
Пьянящему чувству конца
Я войду в этот лес
Легче
Холодом кованой стали
Он давно меня ждет
Словно с вестью победной
гонца

(Гейдар Джемаль)

 

[Vadim]

Дождь кончился, «УАЗик» увязал.
Был воздух от огня прокипяченным.
«А шансов, в общем, не было», - сказал
мне штурмовик из бывших заключенных.

Он дважды выжил, больше вопреки,
уже привык существовать в аврале.
Возились грустноглазые щенки,
а кошек не было, ушли, мне так сказали.

Запомнила: недавняя гроза,
и к западу огонь ожесточенный,
и светятся разутые глаза
штурмовика из бывших заключенных.

Анна Долгарева

 

[Def]

@Цветок Магриба, Мне больше всего вот это нравится:
Мир сомкнется за твоей спиной
За тобой задернется как штора
Мир тебя поглотит
словно ночь
В переулке поглощает вора
Переулок — весь твой странный мир
Нем и крив и нестерпимо вздорен
Серый месяц — вытертый до дыр
Половик в небесном коридоре
Как из бездны этой моросит
Зябкий дождик на живые плечи...
И не иссякает, паразит!
Вздрогнуть — миг, а подлый дождик — вечен
Вздрогнешь — ты, но вечно
все кругом
Все, что неподвижно, все, что мертво
Жди, и вдруг окажется врагом
Собственная
тайная аорта
И тогда сомкнется за тобой
Смерть твоя
как шелковая штора
Смерть тебя поглотит словно ночь
В переулке
поглощает вора.

 

[Цветок Магриба]

@Def, мне разное нравится у него. Да и сам Гейдар Джемаль мне во многом был симпатичен и близок.

 

[Def]

@Def, мне разное нравится у него. Да и сам Гейдар Джемаль мне во многом был симпатичен и близок.

Я просто люблю его стихи)) И понимаю, что такое мог написать только глубокомыслящий человек.

 

[Цветок Магриба]

Гнездо мертво теперь.
Засов на дверь – и без дороги в путь,
Единственный исход –
В тот дальний край полет,
Где, говорят, нас ждут.
Что птичке солнца свет
И крошки на обед?
Скитаться в поиске своих потерь
Осталось ей.

Эмили Дикинсон

 

[Mak]

Вам!

Вам, проживающим за оргией оргию,
имеющим ванную и теплый клозет!
Как вам не стыдно о представленных к Георгию
вычитывать из столбцов газет?!

Знаете ли вы, бездарные, многие,
думающие нажраться лучше как, —
может быть, сейчас бомбой ноги
выдрало у Петрова поручика?..

Если б он, приведенный на убой,
вдруг увидел, израненный,
как вы измазанной в котлете губой
похотливо напеваете Северянина!

Вам ли, любящим баб да блюда,
жизнь отдавать в угоду?!
Я лучше в баре бл***м буду
подавать ананасную воду!

 

[KatrinAnnh]

вот и все.
оплачены все счета.
убегай, пока я, закрыв глаза,
досчитаю до тысячи.

у меня к тебе никаких обид,
и нутро не ноет и не болит.
забирай все, что хочешь, и уходи

беспрепятственно

ты забудешь и имя мое, и лицо,
словно морок, дым, нехороший сон.
ты проснешься и просто забудешь все.

живи счастливо

и не спрашивай, как у меня дела.
гаснут звезды и рушатся города,
время трет вселенную в порошок.
но, пока я помню твои глаза,

все, наверное, хорошо.

и всегда
будет все
хорошо

©Брайан Герда

 

[Цветок Магриба]

Детство

Усыпанная плодами бузина; жительство детства блаженно
В голубизне грота. Над бывшей тропою.
Где дикие травы шуршат, в темную прожелть,
В раздумьях тихие кроны; лепет листвы.

Похожий на пенье горных струй голубых.
Нежный плач - это ты, черный дрозд! В безмолвье
Пастух наблюдает, как катится солнце с холма.

Миг голубой - тот, где чуть больше души.
Зверь осторожный на опушку из леса пришел,
в долине внизу -
Покой колоколен старинных, кротость печальных селений.

Всё смиреннее смысл открывается лет этих смутных.
Осень прохладная комнат пустынных;
А в святой синеве - свеченье шагов.
Чье пенье всё дальше и тише.

С легким звоном окно распахнулось; до влаги в глазах
Наблюдаешь за старым погостом, что возле холма
сиротеет.
Вспоминаешь легенды, что некогда слышал;
Но бывает, вдруг в душу прольется свеченье;
Лишь о людях, просвеченных радостью, вспомнишь,
О весенней поре с тусклым золота светом.

Георг Тракль

 

[Цветок Магриба]

Детство

Настал черед подумать самому
о том, что потерялось без возврата,
о долгом-долгом детстве до заката,
куда заказан путь, — а почему?

Оно еще аукнется, быть может,
в дождливый день — как выплывет из сна;
нигде, как там, жизнь встреч своих не множит,
и тороплива, и устремлена,

там ты среди животных и вещей
как равный жил, случаен и беспечен;
там самый малый миг очеловечен
и переполнен сущностью своей.

И, как пастух, безмерно одинок,
когда тебя перегружают дали,
себя сквозь годы ты по зову влек:
тебя, как нитку новую, вдевали
в чреду картин, где ты очнулся в срок,
но быть самим собой уже не мог

Райнер Мария Рильке

 

[Darina]

Потупив взор, но воспаряя мыслью,
я брел и брел…
И по тропе времен
металась жизнь моя, желавшая желаний.
Пылила серая дорога, но однажды
увидел я цветущий луг
и розу,
наполненную жизнью, и мерцанием,
и болью.

Ты, розовая женщина, — как роза:
ведь и ее девичье тело обвенчали
с твоим тончайшим запахом разлуки,
с тоской неизречимой по печали.

Фредерико Гарсия Лорка