Интересный современный автор - Арчет.
Многие стихи нестандартны по стилю и чем-то "берут"..
****
Спите с теми, кто снится. Целуйте, закрыв глаза.
Почаще меняйте лица, страницы и адреса.
По лестнице - прямо в Небо.
Под песни колоколов,
насвистывая нелепо, пиная болиголов,
отстукивая по вене, вселенную волоча,
отталкивая ступени из желтого кирпича -
несите на небо звёзды. Танцуйте на берегу.
Бросайте дома и гнёзда, потерянную серьгу,
утраченную невинность, почти завершённый стих...
Спите. С теми. Кто снится.
Вы сами - один из них.
Витраж за авторством Босха
Ты закрываешь глаза.
Открываешь душу.
Многие стихи нестандартны по стилю и чем-то "берут"..
****
Спите с теми, кто снится. Целуйте, закрыв глаза.
Почаще меняйте лица, страницы и адреса.
По лестнице - прямо в Небо.
Под песни колоколов,
насвистывая нелепо, пиная болиголов,
отстукивая по вене, вселенную волоча,
отталкивая ступени из желтого кирпича -
несите на небо звёзды. Танцуйте на берегу.
Бросайте дома и гнёзда, потерянную серьгу,
утраченную невинность, почти завершённый стих...
Спите. С теми. Кто снится.
Вы сами - один из них.
В детстве мы все умели летать. Я же умел, тоже. "Ну-ка немедленно перестать, этого быть не может!" - взрослые говорили
мне. Я ковырял стенки. Крылья, шуршащие на спине, гладили по коленке.
Я знал, что крылья у взрослых есть. Только они - прячут. С ними ведь толком ни лечь, ни сесть, сложно ходить, значит,
проще их под машинку стричь.
"Смотрите, у вас на ушке... Перышко? О, я прошу простить... Наверное, из подушки"!
А если кто-то и полетит - сложно парить вместе, спереди будет воздушный щит, сбоку крыло крестит, и турбуленция позади.
Легонький, как листочек. Крылья и правила высоты делают одиночек.
Но я не сдался, - и я летал: с чайками над заливом, с французскими летчиками до скал, с драконом одним игривым,
с крылатыми кошками на заре... И даже одной ракетой. Видел, как она на земле стала лучом света. Летал-летал, и однажды,
вдруг, проснувшись не очень рано, нашел изогнутый белый лук, висящий на сгибе крана. А рядом, в ванной, огромный меч.
И нимб. И ключи на связке. Я - должен все это уберечь? Я сказка? А что в развязке?
Сижу на крыше у голубей. Пью кофе из автомата. Небо над городом голубей, а облака - вата.
От нимба пафосно прикурю. Это Ключи от Рая. А Меч - Возмездия. Я горю, ярко - но не сгораю.
Господи... Я не вижу пути. Причем и назад - тоже. Что мне делать, куда идти, Ты еще там, Боже?
Просто хотел, ну... "не как они", я же уже выжат... Слышишь? Направь меня. Подмигни.
Но, кажется, Он не слышит.
мне. Я ковырял стенки. Крылья, шуршащие на спине, гладили по коленке.
Я знал, что крылья у взрослых есть. Только они - прячут. С ними ведь толком ни лечь, ни сесть, сложно ходить, значит,
проще их под машинку стричь.
"Смотрите, у вас на ушке... Перышко? О, я прошу простить... Наверное, из подушки"!
А если кто-то и полетит - сложно парить вместе, спереди будет воздушный щит, сбоку крыло крестит, и турбуленция позади.
Легонький, как листочек. Крылья и правила высоты делают одиночек.
Но я не сдался, - и я летал: с чайками над заливом, с французскими летчиками до скал, с драконом одним игривым,
с крылатыми кошками на заре... И даже одной ракетой. Видел, как она на земле стала лучом света. Летал-летал, и однажды,
вдруг, проснувшись не очень рано, нашел изогнутый белый лук, висящий на сгибе крана. А рядом, в ванной, огромный меч.
И нимб. И ключи на связке. Я - должен все это уберечь? Я сказка? А что в развязке?
Сижу на крыше у голубей. Пью кофе из автомата. Небо над городом голубей, а облака - вата.
От нимба пафосно прикурю. Это Ключи от Рая. А Меч - Возмездия. Я горю, ярко - но не сгораю.
Господи... Я не вижу пути. Причем и назад - тоже. Что мне делать, куда идти, Ты еще там, Боже?
Просто хотел, ну... "не как они", я же уже выжат... Слышишь? Направь меня. Подмигни.
Но, кажется, Он не слышит.
Витраж за авторством Босха
Ты закрываешь глаза.
Открываешь душу.
Слушай внимательно,
Бережно очень слушай.
А то монтажеры вырежут,
Сфинкс задушит,
Или не выдержит та,
Что тревожит души,
Слушай внимательно,
Слушай же;
Слушай,
Слушай!
***
Путешествие в ад начинается из кровати.
Хватит. Рывком подняться, сгрести тетради.
Ради себя и спокойствия мамы ради
все сегодня окажется в шоколаде.
В школу приходишь. Ходишь. Теперь ты в стаде.
Рады приветствовать!
Офис.
Ты ценный кадр. Маленький ялик среди боевых эскадр,
рискующий напороться на дебаркадер.
Зеленый, как новорожденный индикатор, или как светофор.
До каких-то пор.
(Начальник семейный патер и крупный вор).
Что же. Немного выше. Почти до крыши.
Или до крышки. Крыски кругом и
краски все кувырком. И
кажется, будто висит у тебя на шее,
состоящая из микротоков и напряжений,
пищевая цепочка всех твоих поражений:
Жжений, кружений, не прорванных окружений.
Эта цепочка душит тебя всечастно,
даже слегка убивает тебя подчас, но
ты без нее не мыслишь себе...
о боже,
как оказалось, и с ней ты не мыслишь тоже.
***
И ты пресекаешь, каешься прессе,
ты защищаешь горы и веси
точно от тех,
Кем был пару лет назад.
Каждый придурок любит тебя как брат.
Вдруг, (хотя ничего не случилось)
Ты куда-то идешь искать справедливость,
а в процессе поиска
ловишь с ноги в живот.
"Да, мы знаем, где она, справедливость, -
- говорят тебе, -
- Жаль ,что так получилось, но она в запое четвертый год.
Окончательно спилась.
Вот.
***
Ты пытаешься сам добраться до Бога,
И считаешь, осталось уже немного,
И, пройдя через воду, трубу и пламень
синтезируешь свой философский камень!
(И звенела медь, и кипела ртуть,
И тебя подъелдыкивало рискнуть,
И ты даже сам не заметил, как
Изобрел философский такой... мышьяк.
Если внять инструкциям их бесовским -
Что угодно становится философским).
***
Где-то здесь кончается мой сюжет.
Или даже твой.
И, сомнений нет,
ты прожил это время не зря.
Но скажи, - зачем?
И о чем приходится говорить,
Если только и дела -
Стоять, курить,
И чего-то ждать,
Как Пилат в конце М&М...
Бережно очень слушай.
А то монтажеры вырежут,
Сфинкс задушит,
Или не выдержит та,
Что тревожит души,
Слушай внимательно,
Слушай же;
Слушай,
Слушай!
***
Путешествие в ад начинается из кровати.
Хватит. Рывком подняться, сгрести тетради.
Ради себя и спокойствия мамы ради
все сегодня окажется в шоколаде.
В школу приходишь. Ходишь. Теперь ты в стаде.
Рады приветствовать!
Офис.
Ты ценный кадр. Маленький ялик среди боевых эскадр,
рискующий напороться на дебаркадер.
Зеленый, как новорожденный индикатор, или как светофор.
До каких-то пор.
(Начальник семейный патер и крупный вор).
Что же. Немного выше. Почти до крыши.
Или до крышки. Крыски кругом и
краски все кувырком. И
кажется, будто висит у тебя на шее,
состоящая из микротоков и напряжений,
пищевая цепочка всех твоих поражений:
Жжений, кружений, не прорванных окружений.
Эта цепочка душит тебя всечастно,
даже слегка убивает тебя подчас, но
ты без нее не мыслишь себе...
о боже,
как оказалось, и с ней ты не мыслишь тоже.
***
И ты пресекаешь, каешься прессе,
ты защищаешь горы и веси
точно от тех,
Кем был пару лет назад.
Каждый придурок любит тебя как брат.
Вдруг, (хотя ничего не случилось)
Ты куда-то идешь искать справедливость,
а в процессе поиска
ловишь с ноги в живот.
"Да, мы знаем, где она, справедливость, -
- говорят тебе, -
- Жаль ,что так получилось, но она в запое четвертый год.
Окончательно спилась.
Вот.
***
Ты пытаешься сам добраться до Бога,
И считаешь, осталось уже немного,
И, пройдя через воду, трубу и пламень
синтезируешь свой философский камень!
(И звенела медь, и кипела ртуть,
И тебя подъелдыкивало рискнуть,
И ты даже сам не заметил, как
Изобрел философский такой... мышьяк.
Если внять инструкциям их бесовским -
Что угодно становится философским).
***
Где-то здесь кончается мой сюжет.
Или даже твой.
И, сомнений нет,
ты прожил это время не зря.
Но скажи, - зачем?
И о чем приходится говорить,
Если только и дела -
Стоять, курить,
И чего-то ждать,
Как Пилат в конце М&М...
