Стихи, которые нам нравятся

[KatrinAnnh]

Где время взять, чтоб волосы твои отпраздновать, пересчитать, прославить?..
Другие любят жить глазами их любимых, а мне служить бы этим волосам.
В Италии тебя Медузой звали за их костер, взвивающийся в небо.
А я тебя зову всклокоченной растрепой, но знаю сердцем входы в эту чащу.

Когда ты в ней сбиваешься с дороги,
не забывай меня и помни:
я люблю.
Не дай мне потеряться в одиночку
в угрюмом мире с множеством дорог,
где мрак и грусть царят,
пока не всходит солнце над башней золотых твоих волос.

Пабло Неруда

 

[KatrinAnnh]

...так выключи свет и разденься.
А захочешь, пусти здесь корни.
Мы сыграем в Сида и Ненси.
Мы сыграем в Курта и Кортни.

Мы достанем старые диски,
мы напишем по паре строчек,
мы напьёмся дешёвым виски,
да и канем в апрельской ночи...

Ты прекрасна, в белой рубахе,
при этом холодном рассвете...
------------------

И сердце взрывается на хер
на тридцать второй сигарете.

© А.А. Андреев

 

[KatrinAnnh]

Неужели люблю? Нет, ей Богу, смешно... Неужели - люблю?
Неужели, отныне вот так и скользить, устремляясь к нулю?
И сейчас - не крещён, не умыт, безобразен и гол -
Я бреду в темноте, спотыкаясь об этот глагол,

без конца увязая в его отголоске по самую грудь,
и желая вернуться назад, но, не смея назад повернуть,
углубляясь в чужой и холодный диковинный лес
в беспробудном и злом ожидании новых чудес.

© А.А. Андреев

 

[Эдельвейс]

Не сольются никогда зимы долгие и лета:
у них разные привычки и совсем несхожий вид.
Не случайны на земле две дороги — та и эта,
та натруживает ноги, эта душу бередит.

Эта женщина в окне в платье розового цвета
утверждает, что в разлуке невозможно жить без слез,
потому что перед ней две дороги — та и эта,
та прекрасна, но напрасна, эта, видимо, всерьез.

Хоть разбейся, хоть умри — не найти верней ответа,
и куда бы наши страсти нас с тобой не завели,
неизменно впереди две дороги — та и эта,
без которых невозможно, как без неба и земли.

 

[Karanya]

@Каштанка,

 

[Эдельвейс]

@Каштанка,

А мне Муравьева нравится)
Такая красивая и уютная)
И настоящая)

 

[Ъакалавр]

Мы с тобою две капли разные, одной воды
Слезы облака.
Разобьемся об землю стразами,
Разлетимся вокруг да около.
Бесконечное вниз стремление,
Награжденное солнца взглядом
Принесет траве упоение,
Нас с тобою положат рядом.

Может быть, попадем на лица,
По щекам разотрут руками.
Нас не станет с тобой, сестрица,
Сохнет кожа воды следами,
Или может быть в стекла оконные
Сердцем осени постучимся,
Разбудить нам печали сонные
Тихим стоном души случится.

И нас с тобой не отыскать, все, что мы есть, - вода,
Лишь остается ждать серебро дождя.

Нам с тобою земли не коснуться,
Мы исчезнем в горящем пламени,
Чтобы еще один раз завернуться
В нежный шелк темно-синего знамени.
Чтобы еще раз подняться
И чтобы опять пролиться,
Только бы не остаться
В вечности льдом искриться.

И нас с тобой не отыскать, все, что мы есть, - вода,
Лишь остается ждать серебро дождя...

© Дельфин - "Серебро"

 

[Цветок Магриба]

* * *

Мне казалось, что в мир я вбежал из потемок,
Легконог и беспечен, резвясь, как котенок.

Да, пушинка, а все же еще полетаю
И себя сочиню и судьбу подлатаю.

А расплата, казалось, когда-то — не скоро,
Как сова меня выследит в зарослях бора.

И недобрые сны — просто страхи ребячьи,
Все еще впереди… Оказалось иначе.

Надо вслушаться в зло, словно в шелест кипрея,
Легче зло обескровить, чем сделать добрее.

Ворожил по руке моей сумрак осенний,
И еще до удара не стало спасенья.

А на помощь позвал я и понял нежданно —
Телом после я стал, а сперва была рана.

И тоска, наконец-то я понял, напрасна,
Потому что всю жизнь погибал ежечасно.

Б. Лесьмян

 

[Mak]

 

[Mak]

 

[Цветок Магриба]

ГОРОД ФАРИСЕЕВ

- в этом городе
все наоборот
мошенники призывают
к честности
шлюхи
к целомудрию
безбожники
к вере
а синие птицы
пишут трактаты
о трудолюбивых муравьях

если услышишь
что кто-то
в твоем присутствии
громко кричит
о морали
проверь карманы
- не украл ли он у тебя
кошелек -

так старый
бывалый бродяга
учил молодого попутчика
а между тем
их глазам
уже предстали первые башни
города фарисеев

Юзеф Баран

 

[Факира]

Алина Кудряшева
Мама на даче.

Мама на даче, ключ на столе, завтрак можно не делать.
Скоро каникулы, восемь лет, в августе будет девять.
В августе девять, семь на часах, небо легко и плоско,
солнце оставило в волосах выцветшие полоски.
Сонный обрывок в ладонь зажать, и упустить сквозь пальцы.
Витька с десятого этажа снова зовет купаться.
Надо спешить со всех ног и глаз - вдруг убегут, оставят.
Витька закончил четвертый класс - то есть почти что старый.
Шорты с футболкой - простой наряд, яблоко взять на полдник.
Витька научит меня нырять, он обещал, я помню.
К речке дорога исхожена, выжжена и привычна.
Пыльные ноги похожи на мамины рукавички.
Нынче такая у нас жара - листья совсем как тряпки.
Может быть, будем потом играть, я попрошу, чтоб в прятки.
Витька - он добрый, один в один мальчик из Жюля Верна.
Я попрошу, чтобы мне водить, мне разрешат, наверно.
Вечер начнется, должно стемнеть. День до конца недели.
Я поворачиваюсь к стене. Сто, девяносто девять.

Мама на даче. Велосипед. Завтра сдавать экзамен.
Солнце облизывает конспект ласковыми глазами.
Утро встречать и всю ночь сидеть, ждать наступленья лета.
В августе буду уже студент, нынче - ни то, ни это.
Хлеб получерствый и сыр с ножа, завтрак со сна невкусен.
Витька с десятого этажа нынче на третьем курсе.
Знает всех умных профессоров, пишет программы в фирме.
Худ, ироничен и чернобров, прямо герой из фильма.
Пишет записки моей сестре, дарит цветы с получки,
только вот плаваю я быстрей и сочиняю лучше.
Просто сестренка светла лицом, я тяжелей и злее,
мы забираемся на крыльцо и запускаем змея.
Вроде они уезжают в ночь, я провожу на поезд.
Речка шуршит, шелестит у ног, нынче она по пояс.
Семьдесят восемь, семьдесят семь, плачу спиной к составу.
Пусть они прячутся, ну их всех, я их искать не стану.

Мама на даче. Башка гудит. Сонное недеянье.
Кошка устроилась на груди, солнце на одеяле.
Чашки, ладошки и свитера, кофе, молю, сварите.
Кто-нибудь видел меня вчера? Лучше не говорите.
Пусть это будет большой секрет маленького разврата,
каждый был пьян, невесом, согрет теплым дыханьем брата,
горло охрипло от болтовни, пепел летел с балкона,
все друг при друге - и все одни, живы и непокорны.
Если мы скинемся по рублю, завтрак придет в наш домик,
Господи, как я вас всех люблю, радуга на ладонях.
Улица в солнечных кружевах, Витька, помой тарелки.
Можно валяться и оживать. Можно пойти на реку.
Я вас поймаю и покорю, стричься заставлю, бриться.
Носом в изломанную кору. Тридцать четыре, тридцать...

Мама на фотке. Ключи в замке. Восемь часов до лета.
Солнце на стенах, на рюкзаке, в стареньких сандалетах.
Сонными лапами через сквер, и никуда не деться.
Витька в Америке. Я в Москве. Речка в далеком детстве.
Яблоко съелось, ушел состав, где-нибудь едет в Ниццу,
я начинаю считать со ста, жизнь моя - с единицы.
Боремся, плачем с ней в унисон, клоуны на арене.
"Двадцать один", - бормочу сквозь сон. "Сорок", - смеется время.
Сорок - и первая седина, сорок один - в больницу.
Двадцать один - я живу одна, двадцать: глаза-бойницы,
ноги в царапинах, бес в ребре, мысли бегут вприсядку,
кто-нибудь ждет меня во дворе, кто-нибудь - на десятом.
Десять - кончаю четвертый класс, завтрак можно не делать.
Надо спешить со всех ног и глаз. В августе будет девять.
Восемь - на шее ключи таскать, в солнечном таять гимне...

Три. Два. Один. Я иду искать. Господи, помоги мне.

(Сорри, что длинное)

 

[Mak]

 

[Сиш]

Меня зовёшь своей Богиней
Ты с обожанием в глазах...
А у Богини, словно иней
Седой налёт на волосах.

А у Богини есть морщинки.
Их время чертит. Не щадит.
И притаилась грусть в улыбке...
Она, увы, не молодит.

Зовёшь Красавицей, любуясь...
А зеркалА уже не льстят...
Но снова черти разбалуясь,
Мне стариной тряхнуть велят.

Накрашу губы ярким блеском,
Надену платье с декольте,
Серёжек золотых подвески,
Чулок поправлю на бедре...

Обнимешь крепко, зацелуешь...
И годы больше не страшат.
Своей любовью коронуешь.
Ну а часы... пусть не спешат.

Автор Елена Зубова

 

[Цветок Магриба]

Другой берег. Фрагмент

Солнце спускалось куда-то в сторону, не в море,
и само море было каким-то не таким, северным,
с удивительно плоской тканью поверхности
и с тонким, глазом почти неуловимым, горизонтом,
линия которого проходила гораздо ближе,
чем в том другом, единственном море,
которое я видел. И я, девятнадцатилетний
и слегка удивленный, что даже моря не похожи друг на друга,
с радостью смотрел на красивую русскую девушку,
которая выходила из воды на берег, ступая
медленно, спотыкаясь – так как дно было каменистым. Солнце спускалось,
и в его лучах блестело тело, покрытое глазурью соляной воды,
я же был девятнадцатилетним, прошлого пока не имевшим, и не мог понимать,
что это и есть красота: удачное сочетание
нескольких теплых цветов, и только…

Звиад Ратиани

 

[Анти]

Гавриил Державин

Бог
О Ты, пространством бесконечный,
Живый в движеньи вещества,
Теченьем времени превечный,
Без лиц, в трех лицах Божества,
Дух всюду сущий и единый,
Кому нет места и причины,
Кого никто постичь не мог,
Кто все Собою наполняет,
Объемлет, зиждет, сохраняет,
Кого мы нарицаем — Бог!

Измерить океан глубокий,
Сочесть пески, лучи планет,
Хотя и мог бы ум высокий,
Тебе числа и меры нет!
Не могут Духи просвещенны,
От света Твоего рожденны,
Исследовать судеб Твоих:
Лишь мысль к Тебе взнестись дерзает,
В Твоем величьи исчезает,
Как в вечности прошедший миг.

Хао́са бытность довременну
Из бездн Ты вечности воззвал;
А вечность, прежде век рожденну,
В Себе Самом Ты основал.
Себя Собою составляя,
Собою из Себя сияя,
Ты свет, откуда свет исте́к.
Создавый все единым словом,
В твореньи простираясь новом,
Ты был, Ты есть, Ты будешь ввек.

Ты цепь существ в Себе вмещаешь,
Ее содержишь и живишь;
Конец с началом сопрягаешь
И смертию живот даришь.
Как искры сыплются, стремятся,
Так солнцы от Тебя родятся.
Как в мразный, ясный день зимой
Пылинки инея сверкают,
Вратятся, зыблются, сияют,
Так звезды в безднах под Тобой.

Светил возженных миллионы
В неизмеримости текут;
Твои они творят законы,
Лучи животворящи льют;
Но огненны сии лампады,
Иль рдяных кристалей громады,
Иль волн златых кипящий сонм,
Или горящие эфиры,
Иль вкупе все светящи миры,
Перед Тобой — как нощь пред днём.

Как капля, в море опущенна,
Вся твердь перед Тобой сия;
Но что мной зримая вселенна,
И что перед Тобою я? —
В воздушном океане оном,
Миры умножа миллионом
Стократ других миров, и то,
Когда дерзну сравнить с Тобою,
Лишь будет точкою одною;
А я перед Тобой — ничто.

Ничто! — но Ты во мне сияешь
Величеством Твоих доброт;
Во мне Себя изображаешь,
Как солнце в малой капле вод.
Ничто! — но жизнь я ощущаю,
Несытым некаким летаю
Всегда пареньем в высоты.
Тебя душа моя быть чает,
Вникает, мыслит, рассуждает:
Я есмь — конечно, есь и Ты.

Ты есь! — Природы чин вещает,
Гласит мое мне сердце то,
Меня мой разум уверяет;
Ты есь — и я уж не ничто!
Частица целой я вселенной,
Поставлен, мнится мне, в почтенной
Средине естества я той,
Где кончил тварей Ты телесных,
Где начал Ты Духов небесных
И цепь существ связал всех мной.

Я связь миров, повсюду сущих,
Я крайня степень вещества,
Я средоточие живущих,
Черта начальна Божества.
Я телом в прахе истлеваю,
Умом громам повелеваю;
Я царь, — я раб, — я червь, — я бог! —
Но будучи я столь чудесен,
Отколь я происшел? — Безвестен;
А сам собой я быть не мог.

Твое созданье я, Создатель,
Твоей премудрости я тварь,
Источник жизни, благ Податель,
Душа души моей и Царь!
Твоей то правде нужно было,
Чтоб смертну бездну преходило
Мое бессмертно бытие́;
Чтоб дух мой в смертность облачился
И чтоб чрез смерть я возвратился,
Отец! в бессмертие Твое́.

Неизъяснимый, непостижный!
Я знаю, что души моей
Воображении бессильны
И тени начертать Твоей.
Но если славословить должно,
То слабым смертным невозможно
Тебя ничем иным почтить,
Как им к Тебе лишь возвышаться,
В безмерной разности теряться
И благодарны слезы лить.
1784 г.

 

[Сиш]

На губах твоих...

На губах твоих не ягод липкий сок.
В бездне глаз горят болотные огни.
В чёрных косах бузина и волхуно'к.
Юный лик белее свежей простын'и.

Для кого ты стала сладостной бедой?
С кем гуляла в малахитовых лесах,
Угощая земляникой да ирг'ой,
Поцелуями со вкусом леденца?

Уводила прочь, в густой черничный мрак.
Нежность ласк своих сулила простаку,
Чтобы он от вожделения размяк
И не ведал, что в капкан его влекут...

Затевала с ним забавную игру
И кружась, считала вслух до десяти,
Чтоб оставить горемычного к утру
Обескровленным под навесью кустин.

На губах твоих не ягод липкий сок.
Смотришь сыто, но сторожко, словно рысь.
Не страшат тебя ни пули, ни чеснок.
Ты за мной, по тёмным тропам не крадись...

Автор: Елена Зубова.

 

[Сиш]

Смеётся ветер | Анастасия Билощина

Смеется ветер, беду пророчит,
Летит на крыльях бескрайней ночи
Герой-безумец, герой-пройдоха
В густом тумане чужой эпохи.

Отец с Олимпа грозит устало:
«Такое разве тебе пристало?
Веселье, драки, стрельба да вина?»
Душа ночами болит за сына.

Но возраст злую играет шутку,
На сердце жарко, смешно и жутко.
Одна тропинка, одна дорога
Ведёт мальчишку и полубога.

Беглец-изгнанник, повадки дики,
В таверне дремлет под звон и крики.
И то и дело затеет ссору,
А небо смотрит с немым укором.

Ещё немного, и будет поздно,
Сердечный пламень бесцельно роздан.
Волна нахлынет на борт всей силой,
И обратится вода могилой.

Потоки жизни смывают жалость,
Смывают смелость, а что осталось?
Беглец к бесплотной приник фигуре,
В руках отцовских укрыт от бури.

Богам и смертным, глупцам и мудрым
Готовит небо такое утро,
Когда их лодка сквозь мрак и скалы
К родному снова придёт причалу.

 

[КарЛеонова]

Людмила Кузнецова

Осыпаются сливы в саду,
Угощение знатное осам…
Жёлтый лист искупался в пруду
И приветствует раннюю осень.
Он представил себя кораблём,
Ветром странствий его раскачало.
Вот и мы вслед за ним поплывём
К неизведанным в жизни причалам.
И ведь знаем уже наизусть:
Через год будет новое лето.
Отчего же вселенская грусть
В каждой строчке в стихах у поэтов?
Оттого ль что следы на росе
Смоют ливни и выстудят зимы?
Оттого ль что мгновения все
Мимолётны и неповторимы?
©

 

[Цветок Магриба]

она получила благословение смирением,
она впервые встретилась со смертью в двенадцать лет,
смерть лежала вдоль еловых веток неподвижно, бесшумно, волшебно,
как будто прислушиваясь к возне чаек и ноябрю,
с тех пор она не играла в девочковые мечты, переходный возраст и прочий бред,
она потеряла девственность в тринадцать
переулком отданным под грабёж беспощадному воронью,

она получила второе благословение вечностью,
прослушав кассету с «временами года» вивальди в неполные сорок лет,
вечность открылась внезапней луча солнца, нашедшего тропку сквозь крону вяза,
внезапней медвежьего рыка сквозь корабельный лес,
с тех пор она учится летать: взлетать к самому дну океана,
падать навстречу стремительным облакам,
учится облачаться в речь,
с тех пор она совсем не боится жить,
готова не умереть…


Михаил Удлер