И это тоже История ...

[Чира Бедокур]

Я так и не понял смысла. Ну сказали, и что?

каких то 5 лет до этого, об этом только на кухне, шёпотом и за закрытыми дверями...а тут свобода слова, гласность, тогда это было в диковинку. что бы по телевизору на всю страну...помню и заседания Верховного Совета тех лет смотрели как детективный сериал с открытым ртом...депутаты там такое говорили...на что сейчас и внимания никто не обратит, а тогда, это было смело и необычно...

 

[Консильери]

тех кто говорил - "против власти", ты после этой "будки" когда-нибудь видел?!!! Вот и я - нет!!!

На меня можешь полюбоваться....Помню когда была осада Останкино, я там в будке спич толкал...

 

[DK]

На меня можешь полюбоваться....Помню когда была осада Останкино, я там в будке спич толкал...

@Консильери, ты не поверишь, я сам так всё время хвастаюсь перед друзьями!!!

 

[Консильери]

ты не поверишь, я сам так всё время хвастаюсь перед друзьями!!!

Я как Станиславский...

 

[Mak]

Зулейха Сеидмамедова (22 марта 1919 — 10 ноября 1999).

Интересная фотография: явно с петлиц сняты знаки различия (предполагаю лейтенантские кубари). Почему?

 

[DId2]

Интересная фотография: явно с петлиц сняты знаки различия (предполагаю лейтенантские кубари). Почему?

Как вариант - петлицы не новые...

 

[Malabarka]

В августе 1937 года японцы атаковали Шанхай и понеся большие потери (приблизительно 70 тыс. человек из 300 тыс.) взяли город. Части армии Китая потеряли в городской мясорубке 60% личного состава. За одно сражение было потеряно 25 тысяч младших офицеров, подготовленных в период с 1929 по 1937 годы. Центральная армия так и не смогла оправиться от таких потерь. Остальная армия Китая представляла из себя плохо обученных малограмотных вчерашних крестьян.
1 декабря японцы решили взять столицу Китайской республики — Нанкин. Ожесточённые японцы двинулись на город во главе с генералом Иванэ Мацуи. Китайцы, понимали, что падение Нанкина неизбежно, поэтому вывели лучшие части, а также эвакуировали правительство. В столице остались 100 тысяч почти необученных солдат.
Пятнадцать европейцев, бывших в Нанкине во время захвата города, организовали «Зону безопасности», которую по предварительной договорённости не атаковали японские военные — в этой зоне не было китайских солдат. Главой комитета, управлявшего «Зоной безопасности», стал немецкий бизнесмен Йон Рабе, который был членом НСДАП. Иностранцы по мере сил пытались спасти жизни местным китайцам. Однако 15 человек мало что могут сделать, когда счёт жертв идёт на тысячи. Тем не менее им удалось спасти около 200 тысяч мирных китайцев.
Японцы сначала устроили артобстрел и воздушную бомбардировку, во время которой скудные остатки китайской армии, призванные защищать город, разбежались. В полдень 9 декабря японские военные потребовали сдачи в течение 24 часов и грозя уничтожением в случае отказа. Ответа не последовало. Генерал Иванэ Мацуи ждал ещё час после истечения установленного срока, а затем приказал взять город штурмом. Японская армия атаковала с нескольких направлений одновременно. Японцы под предводительством принца Асака начали зачистку города. На фото трупы убитых мирных жителей и японский палач показывает китайцу, как правильно держать голову для быстрого обезглавливания.

Посмотреть ещё

Бойня началась с того, что японские солдаты вывели из города 20 тыс. китайцев призывного возраста и закололи всех штыками, чтобы они никогда не смогли вступить в китайскую армию. Особенностью массовых убийств и издевательств было то, что японцы не всегда стреляли – берегли боеприпасы, всех убивали и калечили холодным оружием. После этого массовые убийства начались в городе, женщин, девочек, старух насиловали, затем убивали. У живых людей вырезали сердца, резали животы, выкалывали глаза, закапывали живыми, отрезали головы, убивали даже младенцев, на улицах творилось безумие. Женщин насиловали прямо посреди улиц – опьянённые безнаказанностью японцы соревновались, кто больше зарубит человек мечом. На фото отрубленные головы жителей Нанкина и китайских солдат, ухмыляющиеся японцы во время убийств и трупы на улицах города.

Тайваньская документальная работа 1997 года «Дюйм крови за дюйм земли» (An Inch of Blood For An Inch of Land) содержит вывод о 340 000 китайцах, погибших в Нанкине в результате японского вторжения: 150000 от бомбардировок и артиллерийских обстрелов за пять дней самой битвы и 190000 во время массовых убийств. Эти исследования базируются на материалах Токийского процесса. Количество изнасилованных, по оценкам историков, в среднем равняется 20 тысячам. Девушек просто вытаскивали из их домов и подвергали групповым изнасилованиям. После этого над ними чаще всего издевались самыми изощрёнными способами: многие погибли от того, что им разорвали половые органы штыками, бутылками или бамбуковыми палками. В книге «Нанкинская резня» американской писательницы китайского происхождения Айрис Чан описываются случаи, когда японцы заставляли целые семьи совершать инцест, под угрозой смерти принуждали монахов, принявших целибат, насиловать женщин, сами группой насиловали девушку, которая готовилась к родам. На беременных женщин охотились специально, их животы прокалывали штыками, часто после изнасилования. На фото различные способы убийств холодным оружием, мертвые китайские дети, погибшие от японских захватчиков.

Во время этой «кампании» японцы придерживались тактики выжженной земли. 6 августа 1937 император Хирохито лично одобрил предложение армии устранить все препятствия, ограничивающие свободу действий в отношении китайских военнопленных рамками международного права. Директива также рекомендовала штабным офицерам прекратить использование самого термина «военнопленные».
Японцы отлавливали молодых людей и загнав их в реку Янцзы расстреливали из пулемётов. 1300 человек (солдат и гражданских) расстреляли у Тайпинских ворот, затем облили горючим и сожгли. Тех, кто после этого выжил, закололи штыками. Американский журналист Тиллман Дурдин из The New York Times, покидая город слышал постоянную пулемётную стрельбу и стал свидетелем расстрела японцами 200 китайцев в течение десяти минут. В своём репортаже для The New York Times журналист сообщил, что улицы были завалены трупами, включая женские и детские. На фото берег реки Янцзы усеянный трупами китайцев.

12 ноября 1948 Иванэ Мацуи и министр иностранных дел Японии Коки Хирота вместе с пятью другими военными преступниками «класса А» были приговорены к смертной казни через повешение. Восемнадцать других подсудимых получили менее строгие наказания. Генерал Хисао Тани был приговорён к смерти Нанкинским трибуналом по военным преступлениям. Принц Асака избежал наказания, так как ему был гарантирован иммунитет по условиям капитуляции.
Однозначного объяснения, что сделало японцев подобными зверям, нет. Японские солдаты, ожидавшие лёгкой победы, вместо этого месяцами сражались и несли серьёзные потери. Они были утомлены, озлоблены, испытывали фрустрацию и усталость. Китайских женщин некому было защитить, мужчины или отсутствовали, или были бессильны. Возможно, они считали всех китайцев независимо от пола и возраста подходящими на роль жертвы. Японский офицер стоит рядом с мертвыми телами у реки Циньхуай (приток Янцзы)

Вот поэтому я и не уважаю (если не сказать грубее) Японию.

 

[Talamasca]

...28-29 июля 1943 года, состоялся самый разрушительный налёт англо-американской авиации на Гамбург в рамках операции "Гоморра". Многие знают, собственно, Дрезден как символ безжалостных союзных бомбардировок в конце войны, однако Гамбург даст ему фору ещё как. Только за один-единственный день там погибло 42 600 гражданских лиц, 37 000 было ранено. Для сравнения - во время атомной бомбардировки Нагасаки были убиты около 39 тысяч человек.

В результате взрывов англо-американских бомб образовался огненный смерч, выгорело более 20 километров площади Гамбурга, раскалённый воздух создал сильную тягу, буквально засасывая людей в огонь. Горел асфальт, а люди в бомбоубежищах умирали из-за выгорания кислорода, или сгорали заживо. Всё бумажное, тканевое и деревянное сгорало мгновенно. Всё алюминиевое и свинцовое становилось жидким, стальное — становилось пластичным и деформировалось, не выдерживая конструкционных нагрузок. Кирпичи медленно горели и плавились, трансформировались под своим весом, как мягкая глина, и взрывались в пыль. Здания рушились. ****ец, в общем, не то слово.

В налёте принимали участие 787 самолётов. Сначала они сбрасывали фугасы, чтобы пробивать крыши, а потом зажигательные бомбы. Результат оказался эффектным. Правда, число погибших среди вермахта и СС оказалось минимальным, но кого смущают подобные тонкости? Командующий британскими ВВС Артур Харрис в ответ на обвинение, что он убивает не солдат, а обычных людей, сообщил - "уничтожение немецких рабочих, членов их семей и их жилья столь же эффективно, как и уничтожение промышленных предприятий, где были заняты эти рабочие". Милый человек. Стихи и прозу любил, наверное.

Советский Союз таких бомбардировок городов рейха с массовым убийством гражданского населения не устраивал: извините, нравится сие кому-то или нет. Например, те же сильные бомбардировки Хельсинки в 1944 унесли жизни 146 человек - Харрис бы долго смеялся. Но ясное дело, Сталин против таких бомбардировок союзников не возражал. Ему чего - больше немцев сгорит, меньше потом разбираться.

Фильм про это в Голливуде не снимут никогда, зато все будут смотреть "Дюнкерк" и поражаться дивному мужеству британской армии во время "события, которое изменило мир".

Но это так, к слову.

© Zотов

 

[Elias]

 

[DId2]

elgatorebelde ©

А вы кого имели ввиду?!⁠​

На днях два мировых лидера обсуждали проблему оккупированных территорий. Лидер захватчиков сказал, что его суверенитет над [ДАННЫЕ УДАЛЕНЫ] не обсуждается, жители имеют право на самоопределение, и сослался на результаты референдума. Также, при обсуждении территориальных вопросов он заявил: "Учтите, что результат войны дает права".
Стоит напомнить, что оккупанты многократно игнорировали решения Генеральной ассамблеи ООН.

-----

Конечно же, вы все догадались, что речь идёт о британской оккупации Мальвинских островов.

Пруф:
https://www.pagina12.com.ar/433120-la-respuesta-del-gobierno-argentino-a-boris-johnson-por-comp

Ещё любопытное с того же саммита: "Борис Джонсон заявил, что президент России не начал бы спецоперацию на Украине, если бы он был женщиной." Надо ли говорить, что войну за Мальвинские острова начала женщина?
Женщина, которая начала войну

 

[Talamasca]

Афганистан до исламизации и войны был светской, почти европейской страной. Вот фотографии 1960-х годов когда правил король Захир Шах и лавируя между сверхдержавами, он пытался дать афганскому народу другой путь развития.

Афганки ходили по улицам с непокрытыми головами и в модных одеждах, а мужчины были хлеборобами,водителями и пасли овец. А потом серия сокрушительных событий, дворцовый переворот в 1973 году открыл путь к скатыванию Афганистана в бесконечный хаос. Афганистан стал несчастной страной.

 

[Malabarka]

Как торчала викторианская Англия. Часть 1: «О справедливый, тонкий и могущественный опиум»​

Англия XIX века кажется символом чопорности и респектабельности: непоколебимая монархия с бесчисленными колониями и претензиями на мировое господство, одетые в тройки джентльмены в клубах и уединенные поместья, населенные десятками молчаливых слуг и таким же штатом привидений. Вместе с тем, на улицах ночного Лондона причудливые иммигранты из Индии и Китая сталкивались с бандами малолетних оборванцев, Джек-Потрошитель резал проституток, а пропавшие люди навеки оставались погребенными под смрадными водами Темзы.
Жестокие преступления и мрачные фантазии — оборотная сторона Англии, о которой мы судим по фильмам и книгам. Конечно, жизнь меняющегося и разнородного государства не исчерпывалась выездами на охоту преданных королеве потомственных аристократов. В те годы в переулках Уайтчепела, борделях, портовых лавках и доках, на светских приемах и в лавках фармацевтов к власти приходил другой повелитель, не менее влиятельный, чем непроницаемая женщина с портретов — его величество опиум.

Универсальное лекарство и снотворное для шумных детей​

Эта история началась задолго до рождения Виктории в 1819 году. Первые упоминания об опии, высушенном на солнце соке мака, относятся к третьему тысячелетию до нашей эры, когда его свойства описали шумеры. Они называли снотворный мак «растением удовольствия», а в историческом древнеегипетском сочинении под названием «Папирус Эберса», датируемом примерно 1550 годом до н.э. отмечается обезболивающий эффект мака. С тех пор о нем писали древнегреческие поэты Гомер и Гесиод, а привязанность войск Александра Македонского привела к его распространению в Индии и Китае.
В XVI веке легендарный алхимик Парацельс дал наркотику новую жизнь, создав лауданум — спиртовую настойку опиума с множеством добавок. Через столетие английский врач Томас Сиденхэм упростил рецепт (он добавлял к опиуму корицу, шафран, гвоздику и дорогой шерри) и подал опиум как универсальное лекарство. Оно одновременно давало забвение и наслаждение, не отбирая память и способность здраво мыслить — по крайней мере, на какое-то время. Из-за активного морского сообщения с Юго-Восточной Азией с начала XIX века опиум превратился в один из самых популярных товаров среди английских торговцев и фармацевтов. Он возвысился на фоне других наркотиков, которыми кишел местный рынок: марихуаны, мескаля, кокаина.
Разница между представлениями о наркотиках современных людей и жителей викторианской Англии в том, что тогда употребление опиума не являлось ни противозаконным, ни аморальным. Лауданум как более дешевую альтернативу алкоголю и любым лекарствам легально продавали в пабах, цирюльнях, аптеках, табачных лавках и даже в кондитерских. Бедняки страдали от самых разных болезней из-за тяжелых условий и рабского труда, а цена делала опиум доступным для всех членов общества (одна унция лауданума обходилась примерно в фартинг — четверть пенни или 1/960 фунта).
Врачи выписывали волшебное средство против любого недуга – от кашля, головной боли, ревматизма, подагры, меланхолии и женских проблем. Опиумные пилюли, которые химики создавали в домашних лабораториях, покрывали тончайшим слоем эмали для бедняков, серебряным налетом — для состоятельных людей, а золотым — для высшего дворянства и богачей. На бутылках Вишневой микстуры Айера, смеси алкоголя и опиума, которую сейчас обязательно бы запретили, красовались ангелочки, убеждавшие покупателей, что им не угрожает никакая опасность.
Вскоре после родов нищим матерям в трущобах приходилось возвращаться на работу. Чтобы дети не нервничали из-за отсутствия родителей и не страдали от колик в животах, им давали лауданум, входивший в состав успокаивающих сиропов. Один манчестерский аптекарь признался, что каждую неделю продавал производителю одного из таких препаратов — «Стимулирующего напитка Годфри» — полгаллона лауданума. Такова была цена хрупкого баланса в семьях, где благополучие зависело от каждого шиллинга.
«Все мелкие лежали на полу, будто мертвецы, — описал действие микстуры анонимный очевидец. – Насчет них не приходилось беспокоиться. Когда они начинали бузить, мы давали им пол-ложки, и они утихали». Другое свидетельство принадлежит 14-летней девочке, которой приходилось следить за оравой детей: «Я была благодарна за то, что мне давали так много этого добра, потому что когда дети начинали вопить или баловаться, я заливала им немного в рот, и это их успокаивало». Статистическое исследование в Ковентри в 1862-м показало, что каждую неделю местные дети получали 12 тысяч доз лекарства, а химики в 1840-х продавали напиток не унциями и бутылками, а галлонами.
На Комиссии по детскому найму 1842 года самым громким делом, связанным с микстурой Годфри, стала история кружевницы из Ноттингема Мэри Колтон. Чтобы спокойно работать дома, девушка давала ребенку так много микстуры, что к четырем месяцам он казался слишком тощим и болезненным. Обеспокоенные соседи и друзья вмешались и посоветовали перейти на другое лекарство, чтобы вернуть сынишке румянец и здоровый вид. Злая ирония заключалась в том, что все они считали самым подходящим для этого средством лауданум.
Мэри признала, что ни за что не подсадила бы младенца на наркотик, если бы могла зарабатывать себе и ему на жизнь другим способом. Приложенное к ее показаниям врачебное заключение лишь подтвердило напрашивающийся печальный вывод относительно судьбы ребенка: «Его доставили ко мне на последней стадии алиментарной дистрофии и с кишечными заболеваниями, которые, вероятно, не позволят ему продержаться дольше нескольких недель».
Реклама другого средства для детей гласила: «Вам мешает отдыхать ребенок, у которого режутся зубки? Отправляйтесь к химику и получите бутылку Успокаивающего сиропа миссис Уинслоу! Она немедленно освободит беднягу от страданий. Это средство не приносит никакой боли, приятно на вкус, способствует крепкому сну, после которого маленький херувим распустится, как бутон. Вы не найдете спасения лучше от дизентирии и диареи, и неважно, вызваны ли они зубными болями или чем-то еще. Производится в Нью-Йорке и по адресу 498, Оксфорд-стрит, Лондон».
Рекламные плакаты лекарства изображали безмятежных матерей и блаженных младенцев. При этом фармацевты в то время не были обязаны сообщать состав лекарства, и только в 1860-м выяснилось, что волшебное снадобье готовили на основе спирта и морфина. Неудивительно, что оно избавляло маленьких детей и от болей, и от проблем с пищеварением (запор — один из побочных эффектов опиоидов), награждая взамен зависимостью.
В 1854 году Томас Булл в «Рекомендациях матерям» обнародовал страшное исследование: три четверти всех смертей от опиума произошли среди детей младше пяти лет. Десятилетиями до этого малолетних англичан накачивали сиропами и зубными порошками, в которых лауданум оказывался чуть ли не самым безопасным ингредиентом. Например, в популярном в начале 1800-х Успокаивающем порошке Стедмана позже обнаружили ядовитый хлорид ртути — на фоне таких добавок даже опиум считался надежным и проверенным вариантом.

Как Де Куинси романтизировал опиум и описал его побочные эффекты​

Главным проводником опиума в мир интеллектуальной викторианской элиты стал поэт Томас Де Куинси, который родился в 1785-м, а в начале 1800-х сбежал из школы и отправился в Лондон – доставшиеся после смерти отца опекуны не пожелали отправлять мальчика в Оксфорд до окончания школы. Оказавшийся на грани нищеты в большом городе подросток питался объедками и часто голодал, из-за чего скоро приобрел острую желудочную боль. Когда однажды юноша вымыл голову в тазу с ледяной водой и лег спать с мокрой головой, к приступам добавились еще и ревматические боли.

— Mordecai (@MenschOhneMusil) August 29, 2018Zhenya Gay ,illustration for» Confessions of an English Opium Eater» by Thomas de Quincey, 1950. pic.twitter.com/84qPTowJAg

В таком состоянии Де Куинси вспомнил совет случайного знакомого и приобрел в ближайшей аптеке настойку опиума. Так юношеское приключение сделало молодого авантюриста первым наркоманом в длинной череде великих английских писателей, поэтов и художников. Даже страдая от очевидной зависимости спустя много лет, Томас в «Исповеди англичанина, употребляющего опиум» проникновенно описал восторг после первой порции:

«Будучи не знаком с искусством и тайною употребления опиума, я проглотил это снадобье самым невежественным образом, но все же проглотил. И через час — о Боже! — что за перемена! Что за взлетающий из самых глубин окрыленный дух! Что за откровение, в котором явился весь мир внутри меня! То, что боли мои исчезли, казалось теперь пустяком: сие действие было поглощено грандиозностью открывшегося предо мною — бездною божественного наслаждения. То была панацея, от всех человеческих невзгод, то был секрет счастья, о коем спорили философы множество веков, и секрет, добытый мною мгновенно: теперь счастье покупалось за пенни и помещалось в жилетном кармане, теперь можно было закупорить в бутылке и носить с собою послушные восторги, а разлитое на галлоны спокойствие души развозилось почтовыми каретами».

Источник изображения: The Guadian.
Де Куинси подробно описал дозировки и побочные эффекты опиума, но в духе диалектики выступил и в защиту наркотика. Он считал его лучше алкоголя, поскольку эффект от лауданума держится намного больше и «вносит в умственный порядок разнообразие, законосообразность и гармонию» в отличие от вина, которое лишает и способности мыслить, и самообладания. В устах поэта даже описание зависимости получилось завораживающе романтичным и эстетичным. Например, Де Куинси рассказал, что выбирал для употребления опиума определенный день и тогда же отправлялся в оперу, где благодаря эмоциональному подъему особенно тонко чувствовал каждую ноту.

Откровения Де Куинси открыли глаза на то, в чем британцы боялись себе признаться: они уже давно употребляли опиум не как лекарство, а ради удовольствия. Даже описания навеянных лауданумом кошмаров не отпугнули читателей, а лишь наоборот подстегнули интерес к загадочному напитку, влиявшему на восприятие мира, пространства и времени. Уже к середине XIX века опиофаги оправдывались тем, что поэт, которому врачи прочили раннюю смерть из-за злоупотребления, умер в 74 года — не так и плохо по меркам тем времен (да и по нашим, чего уж)! Он относился к собственным мучениям из-за опиума философски и бесстрастно представил дневник зависимости: если в начале отношений с опиумом он употреблял снадобье раз в три недели, в критические периоды порция доходила до нескольких сотен капель ежедневно.

Хотя Де Куинси и утверждал поначалу, что опиум не приводит к апатии, которую приписывают ему скептики, во второй части «Исповеди…» становится очевидно, что наркотик поглотил поэта — он больше не мог писать и даже после соглашения с типографией не закончил рецензию на вдохновивший его экономический труд Давида Рикардо. «Несмотря на бедность и страдания, я проводил дни в бездействии, — писал Томас, — редко мог я заставить себя написать письмо, и ответ в несколько слов был пределом моих возможностей, причем брался я за перо спустя недели, а то и месяцы, оставляя без внимания почту, скапливающуюся на письменном столе».

Де Куинси прославился как пророк опиума, хотя на самом деле он сформулировал ужасные последствия многолетней зависимости так же отчетливо, как и восторг после нескольких первых приемов. Вот четыре примера того, как лауданум повлиял на восприятие поэта:

• Произвольные видения и фантазии наяву становились сюжетами кошмарных снов: «Крокодилы дарили мне смертельные поцелуи; я лежал в мерзкой слизи, среди тростника и нильской тины»;
• Глубокая тревога и мрачная меланхолия: «Всякую ночь, казалось, сходил я в пропасти и темные бездны, в глубины, что глубже всякой глубины, без всякой надежды возвратиться».
• Пространство разрасталось до бесконечности, а в одну ночь умещалась тысяча лет — человеческий мозг с трудом переносил подобные трансформации;
• События прошлого оживали в памяти и казались актуальными, даже если случились в далеком прошлом.

— Pulp Librarian (@PulpLibrarian) November 2, 2019The Confessions Of An English Opium-Eater, by Thomas de Quincey. J.J. Little & Ives, 1932. Art by Laurence W Chaves pic.twitter.com/z1iPB0nEdN

Де Куинси едва ли планировал петь оду опиуму – наркотик вычеркнул из его жизни целые годы. Но получилось так, что он вдохновил творческую элиту пойти по своему пути и остался в памяти поздних современников автором самого поэтичного описания зависимости:

«О справедливый, тонкий и могущественный опиум! Ты равно даруешь и бедным, и богатым тот живительный бальзам, который исцеляет глубокие сердечные раны и лечит «боль, что дух зовет к восстанию». Красноречивый опиум! Риторикой, лишь тебе подвластной, заставляешь ты умолкнуть гнев; преступнику, хотя бы на одну ночь, ты возвращаешь утраченные надежды юности и отмываешь от крови руки его; гордому человеку ты несешь краткое забвение «злых горестей, обид неотомщенных»; ради торжества страждущей невинности ты призываешь лжесвидетелей к суду грез, осуждаешь клятвопреступление и отменяешь приговоры неправедных судей. Ты один можешь одарить человека столь щедро, воистину владеешь ты ключами рая, о справедливый, тонкий и могущественный опиум!»

Как опиум вдохновил Кольриджа на великую поэму и погубил брата Бронте​

От соблазнительного зелья страдал не только Де Куинси — чуть ли не вся английская элита XIX века ощутила на себе его противоречивые последствия. Наркотик одновременно вдохновлял и подчинял себе, угнетая любые творческие порывы. Почти два века спустя легко перепутать причину со следствием и объяснить зависимостью и гениальные произведения, и последующие провалы их авторов. На самом деле очень сложно систематизировать причудливое воздействие опиума на организм. Например, великому поэту Сэмюэлу Кольриджу, который пристрастился еще раньше, чем Де Куинси, его главный шедевр «Кубла-хан» пришел во сне после нескольких гран наркотика.

Осенью 1797-го брак 25-летнего Кольриджа уже развалился из-за лауданума, на который он подсел из-за приступов ревматизма и хронического несварения. Уже скоро он принимал капли по любому случаю — от зубной боли, депрессии или просто от плохого настроения. Вдобавок к физической слабости поэт страдал от приступов тревоги и тонко воспринимал реальность — возможно, именно поэтому порция наркотика после долгой прогулки оживила в его дреме монгольского военачальника Кубла-хана, о котором он читал перед тем, как отключился.

«Лауданум дал мне не сон, но покой, — писал Кольридж брату Джорджу. – Ты знаешь, насколько божественен этот покой, как очаровывает это место с цветущей зеленью, фонтанами и деревьями в самом сердце пустыни!». По словам Кольриджа, в причудливом опиумном забытьи, продолжавшемся три часа, ему в память с поразительной отчетливостью врезались две или три сотни строк — готовая поэма. Проснувшись, поэт бросился записывать увиденное, но успел перенести на бумагу лишь 54 строчки, когда его прервал стук в дверь.

Нежеланный гость отвлек Сэмюэла почти на час, и когда он вернулся за письменный стол, все вербальные описания красочных галлюцинаций «исчезли подобно линиям на поверхности воды, в которую бросили камень». Из-за этого Кольридж всю оставшуюся жизнь считал поэму неоконченным отрывком и опубликовал ее лишь в 1816-м под названием «Кубла-хан, или Видение во сне», хотя для современников она стала неопровержимым доказательством величия автора. Занятно, что в тот же сборник вошло стихотворение «Боли сна», в котором поэт поделился мучавшими его кошмарами. К тому времени опиум давно превратился из источника вдохновения в его убийцу: как и Де Куинси, Кольридж страдал от жутких видений и с трудом брался за работу.

Сэмюэл считал наркотик разрушительным еще и для его личности. «Под воздействием грязного лауданума я сотни раз притворялся, хитрил, неприкрыто и постоянно лгал, — объяснил поэт другу Джону Моргану. – И хотя все эти грехи настолько противны моей натуре, если бы не эта уничтожающая отрава, я предпочел бы быть разрезанным на кусочки, чем совершить хотя бы один из них». К тому времени он скитался 12 лет, пожил на Мальте, в Сицилии, Лестере, Озерном крае и обосновался в лондонской мансарде, которую делил со знакомым физиком Джеймсом Гиллманом.

Конечно, нельзя объяснять уникальную работу воображения Кольриджа и исключительно наркотической зависимостью — она лишь раскрыла доставшийся поэту талант и подчеркнула необычный взгляд на мир, напоминавший учение алхимика. «На протяжении всей жизни он сочетал восхищение философией, психологией и физическими науками, особенно химией», — описал взгляды поэта колумнист The Guardian Ричард Холмс. Сам Кольридж давал такое определение: «Великий поэт должен иметь слух дикого араба, прислушивающегося к тихой пустыне, глаз североамериканского индейца, высматривающего следы врага в лесной листве, и прикосновение слепца, ощупывающего лицо дорогого ему ребенка».


Сэмуэль Кольридж. Источник: вики.
Великий и ужасный опиум показал, что Сэмюэл сочетал в себе все эти грани, но одновременно погрузил жизнь поэта в хаос: привел к краху в личной жизни, финансовым провалам и преждевременной смерти в 61 год от сердечного приступа. Пожалуй, это самый яркий пример дуализма опиума, который оказывал на английских интеллектуалов одновременно созидательное и разрушительное воздействие.

Еще один яркий пример разрушительного – печальная судьба брата знаменитых викторианских писательниц Шарлотты, Эмили и Энн Бронте. Художник и поэт Бренуэлл, возможно, и не уступал в таланте создательницам «Грозового перевала» и «Джейн Эйр», но его карьеру погубило пристрастие к опиуму и джину. В письмах между собой девушки обсуждали, что брат предался полному забвению: не реагировал, когда к нему обращались, и говорил о странных видениях, наполнявших комнаты, в которых никого не было. Все заработанные преподаванием и продажей картин деньги шли на удовлетворение зависимости, а несчастная любовь лишь подтолкнула юношу к краю пропасти.


Семейство Бронте. Источник: вики.
В 25 лет он поступил на должность учителя одного из детей преподобного Эдмунда Робинсона и закрутил роман с 43-летней хозяйкой дома. Когда продолжавшаяся два с половиной года связь раскрылась, муж мгновенно уволил Бронте, а тот утопил горе в спиртном и лаудануме. Он посвятил возлюбленной цикл стихов и надеялся вернуться к ней после смерти преподобного, но это оказалось невозможно: Робинсон отметил в завещании, что жена потеряет собственность и детей, если продолжит отношения с Бренуэллом.

Женщина не растерялась и вскоре вышла замуж за богатого вдовца на 30 лет старше себя, а Бронте окончательно потерял связь с реальностью и умер через три года после увольнения — заболел туберкулезом, а ослабленный иммунитет не оставил шансов на спасение. Через три месяца после смерти 31-летнего брата в декабре 1848-го от той же болезни скончалась Эмили, а еще через полгода — Энн. Возможно, Бренуэлл и так не имел шансов на спасение, но опиум отравил его существование задолго до любовной драмы, достойной пера сестер.

После Де Куинси и Кольриджа главным популяризатором лауданума стал родоначальник британского детектива Уилки Коллинз​

К середине XIX века опиум прочно закрепился в жизни многих аристократов, писателей и художников, но статус самого эксцентричного викторианского наркомана обеспечил себе Уилки Коллинз. Он плевал на устои и приличия, выделяясь среди остальной творческой элиты даже без лошадиных доз лауданума, который глушил стаканами. Знаменитый пейзажист Уильям Коллинз рассчитывал, что сын пойдет по его стопам, но Уилки упорно занимался сочинительством. Позже отец отправлял его учиться то на священника, то на юриста, но из этого тоже ничего не вышло.

Из-за противостояния с отцом и стремления отстоять индивидуальность, Коллинз легко воспринимал новаторские идеи и придерживался свободных взглядов. Он никогда не женился, но открыто сожительствовал с овдовевшей Кэролин Грейвс, финансово обеспечивая женщину и ее дочь от умершего мужа. Позже Уилки завел молодую любовницу Марту, которая родила ему троих детей, и жил на две семьи, не обременяя себя формальностями. Вдобавок к этому бородатый коротышка Коллинз не надевал положенные по этикету костюмы на званые вечера, просил детей обращаться к нему по имени и считал женщин полноценным членами общества. Однажды во время американского турне он чуть не примкнул к перфекционистам — секте библейских коммунистов, уклад которых Коллинз посчитал самым демократичным из возможных.

Неприязненное отношение Коллинза к браку сделало его ближайшим приятелем Чарльза Диккенса, который в 1850-х переживал разлад с женой Кэтрин и влюбился в 18-летнюю актрису. Несмотря на эксцентричный характер, Уилки был миролюбивым и спокойным человеком – избегал шумихи, любил играть с детьми и проводил вечера за ужинами из нескольких блюд у камина. К сожалению, чревоугодие вызывало постоянные желудочные боли и лишь усугубляло другие проблемы со здоровьем, от которых он страдал с самого детства. Среди своих многочисленных болезней писатель перечислял невралгию, ревматизм, подагру, мигрени и дыхательные спазмы. По утверждению общавшегося с Коллинзом журналиста, из-за давления его глаза казались набухшими сгустками крови.

В такой безнадежной ситуации спасителем Уилки выступил доктор Фрэнк Карр Берд, сомнительный тип и медицинский революционер: например, в 1854-м он провел операцию по удалению молочной железы у загипнотизированной пациентки. Уже после введения ограничений на прием лауданума в 1860-х врач выписывал Коллинзу щедрые рецепты на настойку опиума, который тот пил, как воду. В начале зависимости Уилки чувствовал то же вдохновение и творческий подъем, что и Де Куинси с Кольриджем. В этом период он создал ставшие классикой «Женщину в белом» и «Лунный камень», причем во втором из романов опиум оказался важным элементом детективной интриги.

После этого болезненные видения поглотили Коллинза, популярность пошла на спад, а его положение в обществе стало еще менее устойчивым, чем раньше. «К концу 1870-х только бутылка лауданума спасала его от агонии, — рассказывает автор биографии писателя «Жизнь чувств» Эндрю Личетт. — Он записывал опиумные галлюцинации, в которых видел скачущие по стенам тени, поджидавшую его на лестнице израненную зеленую женщину, своего двойника, который иногда прятался прямо позади него. Яркая жизнь Коллинза стала подходящим отражением трудностей и противоречий викторианской эпохи, в которой он жил».

Уилки употреблял опиум до самой смерти в 65 лет, но его зависимость даже при выдающихся масштабах не выходила за рамки общепринятой викторианской традиции, процветавшей до конца XIX века. Фармацевты торговали бутылочками лауданума с незначительными ограничениями, а джентльмены брали их с собой в клубы, не опасаясь, что кто-то усомнится в их здравомыслии. Символом тайной жизни Лондона вдали от крупных улиц и благородных домов стала другая ипостась великого наркотика. Она превратилась в опасное приключения для аристократов, убийственную страсть для простых людей и заработок для китайских барыг, пересекших океан ради наживы.

Пока Коллинз наслаждался лауданумом у теплого камина и предвкушал хотя бы кратковременное избавление от боли, его приятель Чарльз Диккенс описал намного более опасную и причудливую реальность — мир опиумных курилен.

 

[Malabarka]

14 июня — годовщина не только депортаций, но и как 100 лет назад состоялась первая перепись населения Латвии. Её результаты бережно хранятся в архиве Государственного статистического управления. Тогда, в 1922 году, составитель полностью отвергает классификацию Латвии как «национального государства». Автор - латышский националист - Маргерс Скуениекс, позднее приспешник фашиста Улманиса. Более того, его книга наглядно опровергает и популярный «аргумент от ненормальности», лежащий в основе современной этнополитики местной завозной элитки. И что же показывает нам перепись 1920 года? В крупнейших городах Латвии — Риге и Лиепае — доля латышей превысила половину лишь после 1915 года. Можно сюда добавить, что в Даугавпилсе, который тогда вторым ещё не был, доля латышей была тогда ещё ниже, чем позднесоветской. Неудобно как-то выходит то....неудобнякс однако

 

[Elias]

BBC обнародовала материалы своего расследования, которое доказало, что лишь один отряд британского спецназа за полгода своей миссии в Афганистане незаконно убил как минимум 54 захваченных ими афганцев (общее число убитых выражается в трёхзначных цифрах). Для оправдания убийств британцы затем подбрасывали возле убитых пленных автоматы Калашникова.
Напоминаю, что британский спецназ активно тренировал украинских военных, а по некоторым данным, и сейчас напрямую участвует в конфликте на Украине. То есть это британцы научили украинцев мучить и убивать пленных?

 

[DId2]

Уроки истории от казахской бабушки для казахских нациков

 

[DId2]

Что надо сделать, чтобы на тебя русскому царю жаловалась сама английская королева⁠⁠​

Казачий есаул Нагорный, служил уже пять лет на русско-афганской границе.
В один из засадных дней (делали засады для длительного наблюдения) заметили группу контрабандистов. Всех взяли с поличным, но когда начали их потрошить и бить (дознание по тем временам было таковым), оказалось, что в караване есть четыре английских офицера.
Афганцев в тюрьму, это понятно, но что делать с офицерами из далекой Англии. Это был вопрос. Горы. Москва далеко. Спросить некого. Опыта работы с такого рода пленными нет.
Есаул Нагорный постановил:
"100 ударов плетьми. Имущества ихнее конфисковать.
Ежели не помрут, то сопроводить обратно в Афганистан и там отпустить на все четыре стороны."
Офицеры-лазутчики говорили по-русски и запомнили фамилию есаула.
По прибытию в Англию пожаловались куда надо.
Жалоба дошла до королевы Виктории.
Та, не долго думая, отправила ноту протеста императору Александру III.
Нота содержала требование извинений, денежного возмещения золотом, и каторгу для есаула.
Александр III написал высочайшее письмо есаулу.
"Есаул Нагорный! Действовали правильно. Поздравляю с полковником. Если бы действовали более решительно и повесили бы этих лазутчиков - были бы генералом!"

 

[DId2]

 

[DId2]

Адмирал Чичагов, после неудачных действий своих при Березине в 1812 году, впал в немилость и, получив значительную пенсию, поселился за границей. Он невзлюбил Россию и постоянно отзывался о ней резко свысока. П. И. Полетика, встретившись с ним в Париже и выслушав его осуждения всему, что у нас делается, наконец, сказал ему со своей язвительной откровенностью:

– Признайтесь, однако ж, что есть в России одна вещь, которая так же хороша, как и в других государствах.

– А что, например?

– Да хоть бы деньги, которые вы в виде пенсии получаете из России

 

[DId2]

Две истории, неожиданно связанные между собой.

Первая история.

Много лет назад Чикаго фактически принадлежал Аль Капоне. Жестокий гангстер со шрамом на лице властно окутал Город Ветров смрадной паутиной контрабанды спиртного, проституции и заказных убийств. У него был адвокат по кличке «Славный Эдди». Эдди не просто так был адвокатом самого Аль-Капоне. Эдди был чертовски хорошим адвокатом!

Именно благодаря его талантам и маневренности Биг Эл в течение долгого времени избегал тюрьмы. За это Капоне платил щедро. Не только огромными деньгами, но и специальными дивидендами. Эдди и его семья жили в огражденном поместье со слугами и со всеми возможными на тот момент удобствами. Усадьба была настолько велика, что занимала целый городской квартал. Эдди жил развеселой жизнью чикагского гангстера и не придавал значения ужасам, творившимся у него под боком.

И все ж было у Эдди слабое место - сын, которого он обожал. У сына имелось все: одежда, машины и прекрасное образование. Отказа не было ни в чем. Цена не имела значения. Эдди же, несмотря на свои связи с мафией, старался чтоб мальчик отличал истину от зла. Эдди хотел, чтоб его сын был лучше, чем он сам. Но со всем своим богатством он не мог дать сыну свое доброе имя и личный положительный пример.

В какой-то момент Славный Эдди решил искупить все содеянное зло. Он решил сдаться властям и рассказать миру правду об Аль-Капоне - Человеке со Шрамом. Он хотел очистить свое запятнанное имя и передать своему сыну хоть какое-то подобие чести. Для того, чтобы сделать это, он должен был дать в суде показания против мафии. Он знал, что дорого заплатит. И все ж он дал показания. Через год жизнь Славного Эдди была оборвана пулеметной очередью на уединенной улочке Чикаго. Да, он передал своему сыну величайший дар, но заплатил за это по самой высокой цене.

Полиция нашла в его карманах четки, распятие на медальоне и стих, вырезанный из газеты:
«Когда-то часы жизни остановятся и никто не в силах предсказать,
когда опустятся руки - в ранний иль в поздний час.
Сейчас - это единственное время, принадлежащее тебе.
Живи, люби, трудись с желанием. Не верь времени.
Потому что часы могут остановиться так скоро».

Вторая история

Много героев породила Вторая мировая война. Одним из них был капитан-лейтенант Бутч О’Хара. Он был боевым летчиком, базирующимся на авианосце «Лексингтон» в Южной части Тихого океана. Однажды его эскадрилья вылетела на задание. Уже взлетев, Бутч определил по показаниям приборов, что кто-то из персонала забыл наполнить доверху его топливный бак. Имеющегося в баке горючего не хватало для того, чтобы успешно завершить задание и вернуться на авианосец. Командир эскадрильи приказал Бутчу разворачиваться на корабль. Скрепя сердце он вышел из самолетного строя и направился назад к флоту.

Во время полета он увидел нечто, от чего у него кровь застыла в жилах. Эскадрилья боевых японских самолетов неслась на полном ходу к американскому флоту. Американские самолеты были уже далеко, и корабли были совершенно беззащитны.

Бутч не успевал вернуться к своей эскадрилье и привести самолеты назад вовремя, чтобы спасти флот. Не успевал он также предупредить корабли о приближающейся опасности. Существовал лишь единственный выход: он должен был заставить японцев отклониться от курса. Забыв о собственной безопасности, он нырнул в эскадрилью японских самолетов. Для тех внезапная атака американца была полным сюрпризом. 50-калиберные пушки на его крыльях выпустили атакующую огневую очередь. Бутч ринулся внутрь строя японской эскадрильи и резво вывел самолет вверх, разбив упорядоченную боевую формацию японцев. Он поливал врага огнем из всех орудий, пока не иссяк запас амуниции. Но он неустрашимо продолжал атаковать. Он неустанно кружил вокруг японских самолетов, пытаясь зайти на таран то с хвостовой части, то со стороны крыльев. Ошеломленный воздушный эскадрон противника решил развернуться и ушел в другом направлении. Бутч О’Хара и его истрепанный самолет с трудом дотянули до палубы авианосца.

По прибытию, как и полагается, он сделал полный рапорт о произошедшем в воздухе. Пленка видеокамеры, находящейся на передней пушке, проиллюстрировала доклад. Она зафиксировала всю ту безумную храбрость, с которой Бутч защищал свой флот. В бою он уничтожил 5 машин противника. Это произошло 20 Февраля 1942 года. Бутч стал первым военно-морским асом Второй мировой войны и первым морским летчиком, получившим высшую награду "За боевые Заслуги".

Годом позже Бутч О’Хара погиб в воздушном бою. Ему было 29 лет. Его родной город не дал памяти героя войны раствориться во времени. Если вы путешествуете, то, возможно, когда-нибудь вам доведется побывать в Чикагском международном аэропорту О’Хара, названном так в честь великого воина.

Теперь вы спросите: ну и что связывает эти истории друг с другом?
О, это просто. Бутч О’Хара был сыном «Славного Эдди».

 

[Elias]

В годовщину начала Первой мировой войны можно вспомнить о ряде предупреждений.

"Это была бы всемирная война невиданного раньше размера, невиданной силы. От восьми до десяти миллионов солдат будут душить друг друга и объедать при этом всю Европу до такой степени дочиста, как никогда еще не объедали тучи саранчи. Опустошение, причиненное Тридцатилетней войной, — сжатое на протяжении трех-четырех лет, и распространенное на весь континент, голод, эпидемии, всеобщее одичание как войск, так и народных масс, вызванное острой нуждой, безнадежная путаница нашего искусственного механизма в торговле, промышленности и кредите; все это кончается всеобщим банкротством; крах старых государств и их рутинной государственной мудрости, — крах такой, что короны дюжинами валяются по мостовым и не находится никого, чтобы поднимать эти короны; абсолютная невозможность предусмотреть, как это все кончится и кто выйдет победителем из борьбы; только один результат абсолютно несомненен: всеобщее истощение и создание условий для окончательной победы рабочего класса" © Фридрих Энгельс, 1889 год.

* * *

При исключительных условиях надвигающейся общеевропейской войны, таковая, опять-таки независимо от ее исхода, представит смертельную опасность и для России, и для Германии. По глубокому убеждению, основанному на тщательном многолетнем изучении всех современных противогосударственных течений, в побежденной стране неминуемо разразится социальная революция, которая, силою вещей, перекинется и в страну-победительницу.

<...>

Эти потрясения будут носить именно социальный, а не политический характер, - в этом не может быть никаких сомнений, и это не только в отношении России, но и в отношении Германии. Особенно благоприятную почву для социальных потрясений представляет, конечно, Россия, где народные массы, несомненно, исповедуют принципы бессознательного социализма. Несмотря на оппозиционность русского общества, столь же бессознательную, как и социализм широких слоев населения, политическая революция в России невозможна, и всякое революционное движение неизбежно выродится социалистическое. За нашей оппозицией нет никого, у нее нет поддержки в народе, не видящем никакой разницы между правительственным чиновником и интеллигентом.

<...>

Но в случае неудачи, возможность которой, при борьбе с таким противником, как Германия, нельзя не предвидеть, - социальная революция, в самых крайних ее проявлениях, у нас неизбежна.
Как уже было указано, начнется с того, что все неудачи будут приписаны правительству. В законодательных учреждениях начнется яростная кампания против него, как результат которой в стране начнутся революционные выступления. Эти последние сразу же выдвинут социалистические лозунги, единственные, которые могут поднять и сгруппировать широкие слои населения, сначала черный передел, а засим и общий раздел всех ценностей и имуществ. Побежденная армия, лишившаяся, к тому же, за время войны наиболее надежного кадрового своего состава, охваченная в большей части стихийно общим крестьянским стремлением к земле, окажется слишком деморализованною, чтобы послужить оплотом законности и порядка. Законодательные учреждения и лишенные действительного авторитета в глазах народа оппозиционно-интеллигентные партии будут не в силах сдержать расходившиеся народные волны, ими же поднятые, и Россия будет ввергнута в беспросветную анархию, исход которой не поддается даже предвидению. © Петр Дурново, бывший министр МВД Российской Империи, член Государственного Совета. Февраль 1914.

Оба автора, находясь на разных полюсах политического спектра - коммунист Энгельс и правый консерватор Дурново - смогли пророчески предсказать с одной стороны как общий ход Первой мировой войны, так и последствия ее для Российской Империи.

Про записку Дурново подробнее тут https://colonelcassad.livejournal.com/800315.html