не... хочу быть самой красивой:
umn:
(ړײ) Жизнь состоит из ...
- Автор темы Сиш
- Дата начала
- Статус
umn:
@Сиша, ну, ладно, уступлю уж место на пьедестале. Люблю тебя все-таки. 
@Наида, 
Невероятно ралистично
Добавлено через 1 час 45 минут
Она не знает "завтра" и "вчера".
"Сегодня" и "сейчас" — ее девизы.
Она гуляет где-то до утра
И не идет ни с кем на компромиссы.
Ее упрямство кажется смешным,
Но иногда неимоверно бесит.
Ее характер я б назвал дурным,
Но только с нею я бываю весел.
Она не знает "нет", не знает "да".
Привыкла жить по собственным законам.
Мы с нею так близки, но иногда
Мне кажется, мы вовсе не знакомы.
© Вячеслав Иванов
[MEDIASERVICE]https://www.youtube.com/watch?time_continue=269&v=48DlrIun1to[/MEDIASERVICE]
Добавлено через 1 час 45 минут
Она не знает "завтра" и "вчера".
"Сегодня" и "сейчас" — ее девизы.
Она гуляет где-то до утра
И не идет ни с кем на компромиссы.
Ее упрямство кажется смешным,
Но иногда неимоверно бесит.
Ее характер я б назвал дурным,
Но только с нею я бываю весел.
Она не знает "нет", не знает "да".
Привыкла жить по собственным законам.
Мы с нею так близки, но иногда
Мне кажется, мы вовсе не знакомы.
© Вячеслав Иванов
Доброе утро 
Немного позитива
Немного позитива
Добавлено через 1 час 32 минуты
Мой профиль посетили 666 раз :chair:
@Сиша, надо еще попосещать.
хихи :connie_1:
@Сиша, уже другая цифра.
@Talamasca, :aga:
Репутация мужчины определяется не его мужскими достоинствами, а представлением женщин о его мужских достоинствах.
Кароль Теплиц
Последнее редактирование:
Чучуточку милашества:girl_claping:
#ночное_чтиво
— Чай будешь?
— Предпочитаю кофе.
На стуле в позе лотоса сидела девушка. Вскипевший чайник громким свистом оповещал парочку о том, что он горяч. Сняв его с плиты, парень аккуратно налил кипяток.
— Ай!
— Извини.
— Ничего, — легко улыбаясь, девушка потёрла обожжённую руку. — Всего лишь капля, не больше.
— Каждый раз какие-то ожоги…
— Просто… Просто не прикасайся, ладно? — комнату наполнил тихий стук ложки о края чашки. Размешав кофе, она продолжила: — Я так давно тебя не видела. Не могла найти и минуты.
— Такова наша жизнь. Ева, как ты вообще? — не отрывая от неё взгляд, спросил парень.
— Да вот, люди фейеверками баловались.
Встав со стула, девушка показала шрамы на ногах. Кровоподтеки переходили в ожоги, а ожоги в…
— Ужасно. Разве они не делают это каждый день?
— Да, но вчера был очередной всемирный праздник. В такие дни особенно тяжело, — закинув ноги, Ева вновь забралась на стул. — Не хочу жаловаться, быть ночью все же лучше, чем днем. Эти военные действия…
— Да, к этому не быстро привыкаешь.
— К счастью, у тебя на это было несколько тысяч лет.
— Мне хватило.
Указательным пальцем девушка водила по краю кружки. Один круг, второй, третий. Не торопясь она поправила выпавшую серебряную прядь за ухо и спросила:
— Когда мы последний раз встречались? Кажется, шла война. Франко-прусская?
— Вторая мировая, милая.
— Извини, не сильна в истории. В мое время дня изучать её становится крайне трудно. Ораторы больше не устраивают встречи под открытым небом, обсуждая за вином и фруктами политику, искусство, философию. Никогда не забуду костёр и первое прочтение поэмы Крикуна.
— Крикуна?
— Его голос был настолько пронзителен и скрипуч, что путь в ораторы ему был закрыт. По крайней мере, так думала толпа до того, как услышала его стихи. Крикун… — девушка покачала головой и улыбнулась. — Он никогда не обижался на это прозвище. Говорил, что каждое его слово навеяно мной, а мне, как музе, можно всё. Кажется, тебя раздражали его носки.
— Ах, Крикун. Ну что ж, «Илиада» и «Одиссея» действительно того стоят. Но носки все же стоило иногда менять.
— Он не любил.
— Дело в приличии, дорогая. В твоё время этого, может, и не видно, зато в мое…
В доме на Большом Харитоньевском было светло лишь в одной квартире. Тёплый свет хоть и не был ярким, но увидеть, что же было за окном, не представлялось возможным. Немного подранная клеенка, деревянный стол, свисающая посередине комнаты лампочка без люстры. Словно что-то вспомнив, парень нервно начал ощупывать батареи.
— Холодные. Ты замерзла? Принести плед?
— Адам, оставь. Мне хорошо и в холоде. Я же больше люблю лето вовсе не за тепло, его я и зимой получить могу — только страну выбирай.
— Не начинай, прошу…
— А ты не ревнуй. От него всегда пахнет лесом, костром, свежестью и детским смехом. Лето — веселый парень, такой атмосферный, такой душевный.
— Они все четверо атмосферные, но с ним ты и расставаться не хочешь. Как увидишь— так и прилипнешь на все три месяца, ко мне не пускаешь, плачешь и отбираешь.
— Будто я много его вижу. Часа три, не больше. Это с зимой я провожу почти весь день.
— Она скучная?
— Нет, но она не лето.
Ненадолго в комнате повисло молчание. Адам вышел за пледом и, вернувшись, аккуратно закутал в него Еву.
— Не прикоснулся? Не больно?
— Вовсе нет. Сейчас я больше всего на свете хочу обнять тебя.
— Ты же знаешь — нельзя. Дневные лучи сжигают тебя.
— Легче потерпеть пять минут боли, чем каждый день дважды видеть тебя издалека, не имея возможности даже прикоснуться.
— Прости…
Парень с ярко-рыжими волосами сел на пол рядом со столом. Он оперся на него спиной и внимательно посмотрел на девушку.
— Дай, — прошептала она, осторожно протягивая руки.
Белое личико исказилось гримасой боли, когда её ладони коснулись медных волос. Зарываясь в них руками и гладя его по лицу, она тихо заговорила:
— За что он так с нами? Это только моя вина, ты не должен за неё платить.
— Я должен, так нужно.
— Чёрное и белое. День и ночь. Ты — светлый, подвергшийся моей темной затее, и я, ничтожное время, когда хищники просыпаются и идут на охоту, когда происходят самые несправедливые вещи, покровительница воров и кошек, самая плохая в этом мире.
— Это неправда, многие люди любят тебя. Ночь — лучшее время. Такое откровенное, такое оголяющее слова. Есть тысячи поводов тебя ненавидеть. И ещё больше поводов тебя любить. Как и любую вещь на свете.
— Ты не должен страдать из-за меня. Да и не только ты. Миллиарды людей каждый день должны проклинать меня за то, что я сделала.
— Но проклинаешь себя только ты. Ева, мы были достаточно наказаны, чтобы перестать винить себя в этом.
— Ты считаешь это достаточным наказанием? Контролировать светила и вести ночные дела не так уж и сложно. Мне достаточно лишь зорко наблюдать.
— Ты ведь сама говорила, что не иметь возможности даже прикоснуться ко мне, испытывать эту боль, все это просто невыносимо. Когда ты в последний раз обнимала меня?
— Тогда… Только тогда.
— Вот видишь. Вину можно искупить. Каждый день ты проделываешь огромную работу для тех людей, которые, по твоему же мнению, должны тебя ненавидеть. Они смотрят на звезды, читают стихи, слушают музыку на каком-нибудь старом красном проигрывателе перед рассветом, рождаются и умирают только потому, что мы делаем свою работу.
— Они могли бы иметь лучшую жизнь.
— Есть ли смысл винить намокшую от дождя землю, если дождь уже прошел? Что случилось, то случилось. Мы боремся с последствиями, с совершенным действием бороться бесполезно.
Адам развернулся. Желтые глаза внимательно изучали лицо девушки. Посмотрев на свои руки, она вдруг заплакала. Раны начинали болеть с какой-то неземной силой. Из крепко закрытых глаз девушки полились крупные слёзы.
— Ты не должен… Нет, давай не будем об этом. Я виновата, но давай… Давай о будущем, о мечтах. Так прекрасно, это будет…
— Сколько лет, Ева? Я мечтаю только о тебе. Молю его только о тебе. Люди не понимают своего счастья, ищут его не там, не видят то, что имеют, и начинают видеть только тогда, когда теряют. Я хочу остаться в этом моменте, чтобы время застыло, я хочу прервать круг вины.
Парень встал и аккуратно провел рукой по распущенным волосам. Словно это была самая хрупкая вещь в мире, он обнял ее. Поцелуй легче воздуха, девушка поднялась со стула. Крепко обнимая Адама, она заговорила так, будто времени осталось совсем мало, будто его больше нет:
— Я обещаю, в следующий раз мы будем готовить тыкву. Уедем в далекий лес, только ты и я. Будет метель, но нам же это не страшно, верно? Она будет там, за окном, — плача и торопясь, говорила девушка. — Совсем не страшно. Ты обнимешь меня, спокойную и вяжущую какие-то вещи. Тёплые вещи, чтобы нам никогда не было холодно.
— Ева…
— Да-да, вяжущую. А ты уйдёшь в эту бурю, в эту метель, чтобы добыть нам немного дров. Чтобы согреть нас. А когда ты споткнёшься, когда останешься в этой буре, я выбегу из дома и сквозь снег и ветер найду тебя. Найду и верну домой. А дома отогрею тебя теплым молоком. Ты будешь дышать, ты будешь со мной, слышишь? И никакая на свете буря не разлучит нас.
Горячие слёзы скатывались по её щекам и падали ему на волосы. Адам развернулся и стал целовать убитые в кровь любимые руки.
— Так и будет, Ева. Так обязательно будет. Наши минуты, Ева, они истекли. Скоро рассвет… Нет, уже рассвет. Нам нельзя, больше никак.
— Сколько осталось?
— Три минуты десять секунд.
Не тратя время на раздумья, серебряноволосая девушка отошла и вытерла слезы. Скинутый плед она накинула на Адама и буквально за шаг подошла к плите.
— Хочешь сделать чай? Кофе?
— Горячее молоко с мёдом. Я нашла тебя и вернула домой. И никакая на свете метель не разлучит нас, если мы сможем её растопить, верно?
В комнате на Большом Харитоньевском переулке горел тёплый свет. Парень с ярко-рыжими волосами сидя на полу ждал чудесное средство от холода. Рассвет в городе так и не наступал.
Любви в тему.
— Чай будешь?
— Предпочитаю кофе.
На стуле в позе лотоса сидела девушка. Вскипевший чайник громким свистом оповещал парочку о том, что он горяч. Сняв его с плиты, парень аккуратно налил кипяток.
— Ай!
— Извини.
— Ничего, — легко улыбаясь, девушка потёрла обожжённую руку. — Всего лишь капля, не больше.
— Каждый раз какие-то ожоги…
— Просто… Просто не прикасайся, ладно? — комнату наполнил тихий стук ложки о края чашки. Размешав кофе, она продолжила: — Я так давно тебя не видела. Не могла найти и минуты.
— Такова наша жизнь. Ева, как ты вообще? — не отрывая от неё взгляд, спросил парень.
— Да вот, люди фейеверками баловались.
Встав со стула, девушка показала шрамы на ногах. Кровоподтеки переходили в ожоги, а ожоги в…
— Ужасно. Разве они не делают это каждый день?
— Да, но вчера был очередной всемирный праздник. В такие дни особенно тяжело, — закинув ноги, Ева вновь забралась на стул. — Не хочу жаловаться, быть ночью все же лучше, чем днем. Эти военные действия…
— Да, к этому не быстро привыкаешь.
— К счастью, у тебя на это было несколько тысяч лет.
— Мне хватило.
Указательным пальцем девушка водила по краю кружки. Один круг, второй, третий. Не торопясь она поправила выпавшую серебряную прядь за ухо и спросила:
— Когда мы последний раз встречались? Кажется, шла война. Франко-прусская?
— Вторая мировая, милая.
— Извини, не сильна в истории. В мое время дня изучать её становится крайне трудно. Ораторы больше не устраивают встречи под открытым небом, обсуждая за вином и фруктами политику, искусство, философию. Никогда не забуду костёр и первое прочтение поэмы Крикуна.
— Крикуна?
— Его голос был настолько пронзителен и скрипуч, что путь в ораторы ему был закрыт. По крайней мере, так думала толпа до того, как услышала его стихи. Крикун… — девушка покачала головой и улыбнулась. — Он никогда не обижался на это прозвище. Говорил, что каждое его слово навеяно мной, а мне, как музе, можно всё. Кажется, тебя раздражали его носки.
— Ах, Крикун. Ну что ж, «Илиада» и «Одиссея» действительно того стоят. Но носки все же стоило иногда менять.
— Он не любил.
— Дело в приличии, дорогая. В твоё время этого, может, и не видно, зато в мое…
В доме на Большом Харитоньевском было светло лишь в одной квартире. Тёплый свет хоть и не был ярким, но увидеть, что же было за окном, не представлялось возможным. Немного подранная клеенка, деревянный стол, свисающая посередине комнаты лампочка без люстры. Словно что-то вспомнив, парень нервно начал ощупывать батареи.
— Холодные. Ты замерзла? Принести плед?
— Адам, оставь. Мне хорошо и в холоде. Я же больше люблю лето вовсе не за тепло, его я и зимой получить могу — только страну выбирай.
— Не начинай, прошу…
— А ты не ревнуй. От него всегда пахнет лесом, костром, свежестью и детским смехом. Лето — веселый парень, такой атмосферный, такой душевный.
— Они все четверо атмосферные, но с ним ты и расставаться не хочешь. Как увидишь— так и прилипнешь на все три месяца, ко мне не пускаешь, плачешь и отбираешь.
— Будто я много его вижу. Часа три, не больше. Это с зимой я провожу почти весь день.
— Она скучная?
— Нет, но она не лето.
Ненадолго в комнате повисло молчание. Адам вышел за пледом и, вернувшись, аккуратно закутал в него Еву.
— Не прикоснулся? Не больно?
— Вовсе нет. Сейчас я больше всего на свете хочу обнять тебя.
— Ты же знаешь — нельзя. Дневные лучи сжигают тебя.
— Легче потерпеть пять минут боли, чем каждый день дважды видеть тебя издалека, не имея возможности даже прикоснуться.
— Прости…
Парень с ярко-рыжими волосами сел на пол рядом со столом. Он оперся на него спиной и внимательно посмотрел на девушку.
— Дай, — прошептала она, осторожно протягивая руки.
Белое личико исказилось гримасой боли, когда её ладони коснулись медных волос. Зарываясь в них руками и гладя его по лицу, она тихо заговорила:
— За что он так с нами? Это только моя вина, ты не должен за неё платить.
— Я должен, так нужно.
— Чёрное и белое. День и ночь. Ты — светлый, подвергшийся моей темной затее, и я, ничтожное время, когда хищники просыпаются и идут на охоту, когда происходят самые несправедливые вещи, покровительница воров и кошек, самая плохая в этом мире.
— Это неправда, многие люди любят тебя. Ночь — лучшее время. Такое откровенное, такое оголяющее слова. Есть тысячи поводов тебя ненавидеть. И ещё больше поводов тебя любить. Как и любую вещь на свете.
— Ты не должен страдать из-за меня. Да и не только ты. Миллиарды людей каждый день должны проклинать меня за то, что я сделала.
— Но проклинаешь себя только ты. Ева, мы были достаточно наказаны, чтобы перестать винить себя в этом.
— Ты считаешь это достаточным наказанием? Контролировать светила и вести ночные дела не так уж и сложно. Мне достаточно лишь зорко наблюдать.
— Ты ведь сама говорила, что не иметь возможности даже прикоснуться ко мне, испытывать эту боль, все это просто невыносимо. Когда ты в последний раз обнимала меня?
— Тогда… Только тогда.
— Вот видишь. Вину можно искупить. Каждый день ты проделываешь огромную работу для тех людей, которые, по твоему же мнению, должны тебя ненавидеть. Они смотрят на звезды, читают стихи, слушают музыку на каком-нибудь старом красном проигрывателе перед рассветом, рождаются и умирают только потому, что мы делаем свою работу.
— Они могли бы иметь лучшую жизнь.
— Есть ли смысл винить намокшую от дождя землю, если дождь уже прошел? Что случилось, то случилось. Мы боремся с последствиями, с совершенным действием бороться бесполезно.
Адам развернулся. Желтые глаза внимательно изучали лицо девушки. Посмотрев на свои руки, она вдруг заплакала. Раны начинали болеть с какой-то неземной силой. Из крепко закрытых глаз девушки полились крупные слёзы.
— Ты не должен… Нет, давай не будем об этом. Я виновата, но давай… Давай о будущем, о мечтах. Так прекрасно, это будет…
— Сколько лет, Ева? Я мечтаю только о тебе. Молю его только о тебе. Люди не понимают своего счастья, ищут его не там, не видят то, что имеют, и начинают видеть только тогда, когда теряют. Я хочу остаться в этом моменте, чтобы время застыло, я хочу прервать круг вины.
Парень встал и аккуратно провел рукой по распущенным волосам. Словно это была самая хрупкая вещь в мире, он обнял ее. Поцелуй легче воздуха, девушка поднялась со стула. Крепко обнимая Адама, она заговорила так, будто времени осталось совсем мало, будто его больше нет:
— Я обещаю, в следующий раз мы будем готовить тыкву. Уедем в далекий лес, только ты и я. Будет метель, но нам же это не страшно, верно? Она будет там, за окном, — плача и торопясь, говорила девушка. — Совсем не страшно. Ты обнимешь меня, спокойную и вяжущую какие-то вещи. Тёплые вещи, чтобы нам никогда не было холодно.
— Ева…
— Да-да, вяжущую. А ты уйдёшь в эту бурю, в эту метель, чтобы добыть нам немного дров. Чтобы согреть нас. А когда ты споткнёшься, когда останешься в этой буре, я выбегу из дома и сквозь снег и ветер найду тебя. Найду и верну домой. А дома отогрею тебя теплым молоком. Ты будешь дышать, ты будешь со мной, слышишь? И никакая на свете буря не разлучит нас.
Горячие слёзы скатывались по её щекам и падали ему на волосы. Адам развернулся и стал целовать убитые в кровь любимые руки.
— Так и будет, Ева. Так обязательно будет. Наши минуты, Ева, они истекли. Скоро рассвет… Нет, уже рассвет. Нам нельзя, больше никак.
— Сколько осталось?
— Три минуты десять секунд.
Не тратя время на раздумья, серебряноволосая девушка отошла и вытерла слезы. Скинутый плед она накинула на Адама и буквально за шаг подошла к плите.
— Хочешь сделать чай? Кофе?
— Горячее молоко с мёдом. Я нашла тебя и вернула домой. И никакая на свете метель не разлучит нас, если мы сможем её растопить, верно?
В комнате на Большом Харитоньевском переулке горел тёплый свет. Парень с ярко-рыжими волосами сидя на полу ждал чудесное средство от холода. Рассвет в городе так и не наступал.
Любви в тему.
@Irene, всплакнула ..не могла сдержаться, так трогательно и пронзительно описаны метания и боль....
Противоположности.. что притягивает нас к ним .. нехарактерные нам черты... пытаемся смотреть на мир их глазами... и боязнь причинить боль
Противоположности.. что притягивает нас к ним .. нехарактерные нам черты... пытаемся смотреть на мир их глазами... и боязнь причинить боль
:butterfly_love: да
@Talamasca, и всем заглянувшим!!!!
утро доброе, позитивного настроя
у нас резко похолодало....
утро доброе, позитивного настроя
у нас резко похолодало....
@Сиша, у нас заморозки уже обещают.:pogoda:
@Сиша, я в плед закуталась.:pogoda:
- Статус