@Toreador, айайайай:(giggle):
Сказки для взрослых (местами 18+)
- Автор темы Сиш
- Дата начала
- Местное время
- 18:00
- Регистрация
- 3 Янв 2016
- Сообщения
- 22,783
- Репутация
- 0
- Местоположение
- Замкадье
- Пол
- Женский
О взглядах...
У Тани завелось знакомство по переписке с английской парой. Пара пригласила ее в гости. Таня вышила гладью льняную скатерть с салфетками в подарок, накопила на билеты, что с ее доходами было не так уж просто, и полетела.
Как оказалось, в отношении Тани у пары были далеко идущие матримониальные планы: они, видите ли, понять не могли, как такая красавица и умница не замужем. И все две недели Таниного пребывания ей неназойливо, но постоянно выкатывали холостых и разведенных джентльменов. Предварительная пиар-кампания велась по всем направлениям, так что к концу пребывания у не рвущейся ни в британский, ни в какой другой замуж Тани в глазах мельтешило не только от достопримечательностей, но и от просвещенных мореплавателей. И все было не то. Не то.
Вернувшись домой, Таня рассказала подругам про ярмарку женихов.
– Вы ж знаете, мне нужно, чтоб – ах! – и с первого взгляда. Как в омут.
Подружки дружно вздохнули и обозвали ее дурой: помнили, с каким трудом Таня выплывала из предыдущих омутов.
По осени в Таниной хрущевке раздался звонок. Один из британских соискателей купил индивидуальный тур и приперся. Таня даже не сразу его вспомнила.
Клифф был похож на полковника Гастингса в молодости. За день, посвященный любованию меловыми скалами Дувра, проел плешь рассказами о том, какой истинно английский эль варят на его пивоварнях. Озверевшая от подробного описания технологического процесса Таня спросила, не сыплют ли в сусло жучков для придания пиву должного истинно английского вкусового колорита? Клифф пришел в ужас, длинно и занудно рассказывал от санитарных нормах, приравненных к заповедям Господним, а потом осторожно поинтересовался, откуда в Таниной голове столь странные мысли. Своего тезку Саймака он не читал.
Вот вам ситуация. Послать подальше неудобно, человек потратил кучу денег, ведет себя прилично, руки не распускает, высокими чувствами голову не дурит, разве что временами смотрит грустно. В общем, сделали вид, что один хороший человек приехал к другому хорошему человеку.
Пришлось таскать его по музеям и гостям.
За пару дней до отъезда поехали к Таниным друзьям на дачу. На обратном пути Таня шипела подруге:– Отвезем его в гостиницу!
– Да хоть чаем напои, неудобно же, – шипела в ответ подруга, ласково улыбаясь Клиффу.
Ну ладно, подруга посигналила на прощание и отбыла, а Таня повела иноземца поить чаем. В квартире было нехорошо. В жилом помещении не должно пахнуть как в привокзальном туалете времен развитого социализма. А когда открыли дверь в совмещенный санузел, где бодро фонтанировал унитаз, то стало еще хуже. Таня, на бегу бросив Клиффу, что стоянка такси напротив дома, помчалась к верхним соседям. На втором этаже не было никого, на третьем, в съемной квартире, гудело штук двадцать студентов, а на пятом праздновали юбилей, тоже не менее двадцати человек. Просить веселых подвыпивших людей не пользоваться туалетом – дело безнадежное. Тем более что студенты пили пиво. Таня прискакала вниз, позвонила в ЖЭС, чтоб вызвали аварийку, и ринулась на ликвидацию последствий.
В санузле она увидела Клиффа. И поняла, что такое «жесткая верхняя губа». С непроницаемым лицом островитянин Клифф, закатав рукава рубахи стоимостью в Танину зарплату, собирал уже нафонтанировавшее в ведро.
Аварийка приехала через час. Все это время Таня и Клифф плечом к плечу сражались со стихийным бедствием, время от времени поглядывая друг на друга.
Аварийщиков было двое: мрачный мизантроп и веселый циник.
– Эй, подруга, – сказал циник. – У тебя мужик – буржуин, что ли?
Таня подтвердила.
– Ты смотри, весь в дерьме, но нормальный мужик, во как старается. Эй, мужик, дружба-фройндшафт, веригуд!
К полуночи причины катастрофы были устранены, осталось устранить последствия.
К утру все было проветрено, вымыто, ковер из прихожей отнесен на помойку, а Таня поняла, что тот самый «первый взгляд» по счету может быть вторым. Или десятым. Или десятитысячным. Первый взгляд – это качество, а не количество. Не только стихи растут из сора.
Родители Клиффа молча, но выразительно не одобряли женитьбу сына на не-англичанке. А потом как-то посмотрели на нее в первый раз.
У Тани двое сыновей, которых английские бабушка с дедушкой зовут Пашька и Петка.
Наталья Волнистая
У Тани завелось знакомство по переписке с английской парой. Пара пригласила ее в гости. Таня вышила гладью льняную скатерть с салфетками в подарок, накопила на билеты, что с ее доходами было не так уж просто, и полетела.
Как оказалось, в отношении Тани у пары были далеко идущие матримониальные планы: они, видите ли, понять не могли, как такая красавица и умница не замужем. И все две недели Таниного пребывания ей неназойливо, но постоянно выкатывали холостых и разведенных джентльменов. Предварительная пиар-кампания велась по всем направлениям, так что к концу пребывания у не рвущейся ни в британский, ни в какой другой замуж Тани в глазах мельтешило не только от достопримечательностей, но и от просвещенных мореплавателей. И все было не то. Не то.
Вернувшись домой, Таня рассказала подругам про ярмарку женихов.
– Вы ж знаете, мне нужно, чтоб – ах! – и с первого взгляда. Как в омут.
Подружки дружно вздохнули и обозвали ее дурой: помнили, с каким трудом Таня выплывала из предыдущих омутов.
По осени в Таниной хрущевке раздался звонок. Один из британских соискателей купил индивидуальный тур и приперся. Таня даже не сразу его вспомнила.
Клифф был похож на полковника Гастингса в молодости. За день, посвященный любованию меловыми скалами Дувра, проел плешь рассказами о том, какой истинно английский эль варят на его пивоварнях. Озверевшая от подробного описания технологического процесса Таня спросила, не сыплют ли в сусло жучков для придания пиву должного истинно английского вкусового колорита? Клифф пришел в ужас, длинно и занудно рассказывал от санитарных нормах, приравненных к заповедям Господним, а потом осторожно поинтересовался, откуда в Таниной голове столь странные мысли. Своего тезку Саймака он не читал.
Вот вам ситуация. Послать подальше неудобно, человек потратил кучу денег, ведет себя прилично, руки не распускает, высокими чувствами голову не дурит, разве что временами смотрит грустно. В общем, сделали вид, что один хороший человек приехал к другому хорошему человеку.
Пришлось таскать его по музеям и гостям.
За пару дней до отъезда поехали к Таниным друзьям на дачу. На обратном пути Таня шипела подруге:– Отвезем его в гостиницу!
– Да хоть чаем напои, неудобно же, – шипела в ответ подруга, ласково улыбаясь Клиффу.
Ну ладно, подруга посигналила на прощание и отбыла, а Таня повела иноземца поить чаем. В квартире было нехорошо. В жилом помещении не должно пахнуть как в привокзальном туалете времен развитого социализма. А когда открыли дверь в совмещенный санузел, где бодро фонтанировал унитаз, то стало еще хуже. Таня, на бегу бросив Клиффу, что стоянка такси напротив дома, помчалась к верхним соседям. На втором этаже не было никого, на третьем, в съемной квартире, гудело штук двадцать студентов, а на пятом праздновали юбилей, тоже не менее двадцати человек. Просить веселых подвыпивших людей не пользоваться туалетом – дело безнадежное. Тем более что студенты пили пиво. Таня прискакала вниз, позвонила в ЖЭС, чтоб вызвали аварийку, и ринулась на ликвидацию последствий.
В санузле она увидела Клиффа. И поняла, что такое «жесткая верхняя губа». С непроницаемым лицом островитянин Клифф, закатав рукава рубахи стоимостью в Танину зарплату, собирал уже нафонтанировавшее в ведро.
Аварийка приехала через час. Все это время Таня и Клифф плечом к плечу сражались со стихийным бедствием, время от времени поглядывая друг на друга.
Аварийщиков было двое: мрачный мизантроп и веселый циник.
– Эй, подруга, – сказал циник. – У тебя мужик – буржуин, что ли?
Таня подтвердила.
– Ты смотри, весь в дерьме, но нормальный мужик, во как старается. Эй, мужик, дружба-фройндшафт, веригуд!
К полуночи причины катастрофы были устранены, осталось устранить последствия.
К утру все было проветрено, вымыто, ковер из прихожей отнесен на помойку, а Таня поняла, что тот самый «первый взгляд» по счету может быть вторым. Или десятым. Или десятитысячным. Первый взгляд – это качество, а не количество. Не только стихи растут из сора.
Родители Клиффа молча, но выразительно не одобряли женитьбу сына на не-англичанке. А потом как-то посмотрели на нее в первый раз.
У Тани двое сыновей, которых английские бабушка с дедушкой зовут Пашька и Петка.
Наталья Волнистая
Сказка про доброту:
— Где девочка? — набросилась на кота Баба-яга. — Только что тут была, куда подевалась?
— Удрррала, — промурлыкал кот, облизывая лапку.
— Как — удрала? — опешила Баба-яга. — Не могла она удрать! Ты тут для чего сидишь? Должен же был наброситься на нее и исцарапать!
— Понимаешь, какое дело, хозяйка… — кот задумчиво уставился на свои коготки, — она мне сметаны дала.
— Тебе?
— Мнне.
— Сметаны?
— Мням.
— Да разве ж так можно? И ты съел?!
— А что такого? — кот потянулся и широко зевнул. — Я тебе уже служу без малого сто лет, а ты мне даже простокваши не наливала. А тут — сметана!
— Я же тебе запрещала!
— Я тебя, хозяйка, очень уважаю, — дернул ушами кот, — но сметану я уважаю тоже.
— И это вместо благодарности! — укоризненно покачала головой Яга. — Нет чтоб сказать спасибо старушке за сто лет, которые ты прожил. Еще и простоквашей попрекает! Ты вообще знаешь, сколько кошки в среднем живут?
— Да ну, ерунда, хозяйка. Не переживай. Ничего мне не будет от одной мисочки сметаны.
— От целой мисочки?! — Баба-яга прикрыла глаза.
— Одной жизнью больше, одной меньше, — пожал плечами кот. — У меня их еще восемь останется.
Баба-яга нахмурилась и задумчиво посмотрела в окошко.
— Та-ак… А собаки ее почему пропустили? Э-эй, вы там! Шавки! А ну идите сюда!
— Да не ори ты, — зевнул кот. — Не придут они. Спят.
— Как спят?
— Так. Наелись и переваривают.
— Что… переваривают?
— Колбасу. — Кот прищурился и еле заметно вздохнул. — Колбаса — это хорошо. Хотя… ладно уж, сметана тоже неплохо.
— Ироды! — Баба-яга села на перевернутую ступу и всхлипнула. — Я вас для чего кормлю-пою строго по диете? Чтобы вы мне в одночасье передохли от гастрита?
— Брррось, хозяйка, — примирительно мурлыкнул кот, — собакам тоже надо развеяться. Сто лет во рту черствой корки не было, страшно сказать!
— А страшно — так и молчи! — прикрикнула старуха.
Кот покладисто замолчал, повернулся на бочок и стал ловить свой хвост, негромко урча.
— Догнать ее, что ли? — задумчиво протянула старуха через некоторое время.
— На чем, на помеле? — фыркнул кот.
— Между прочим, — недобро прищурилась Баба-яга, — в Европе, как я слышала, ведьмы летают верхом на черных котах.
— Я необъезженный, — осклабился кот, — и норовистый.
Баба-яга отвернулась и замолчала.
— Хозяйка, а хозяйка?
— Чего?
— А что бы ты с ней сделала, если бы догнала? Зажарила и съела?
— Да что я, зверь какой? — обиделась старуха. — Как же я могу ее съесть? Триста лет живу, и все мне: «Баба-яга, костяная нога…» А она — бабушкой назвала!
Старуха всхлипнула и утерла глаза уголком платка.
— Я вот тут ей яблочков на дорожку собрала… И пирожков, с повидлом… — призналась она и смущенно улыбнулась ошеломленному коту.
Петр Бормор
— Где девочка? — набросилась на кота Баба-яга. — Только что тут была, куда подевалась?
— Удрррала, — промурлыкал кот, облизывая лапку.
— Как — удрала? — опешила Баба-яга. — Не могла она удрать! Ты тут для чего сидишь? Должен же был наброситься на нее и исцарапать!
— Понимаешь, какое дело, хозяйка… — кот задумчиво уставился на свои коготки, — она мне сметаны дала.
— Тебе?
— Мнне.
— Сметаны?
— Мням.
— Да разве ж так можно? И ты съел?!
— А что такого? — кот потянулся и широко зевнул. — Я тебе уже служу без малого сто лет, а ты мне даже простокваши не наливала. А тут — сметана!
— Я же тебе запрещала!
— Я тебя, хозяйка, очень уважаю, — дернул ушами кот, — но сметану я уважаю тоже.
— И это вместо благодарности! — укоризненно покачала головой Яга. — Нет чтоб сказать спасибо старушке за сто лет, которые ты прожил. Еще и простоквашей попрекает! Ты вообще знаешь, сколько кошки в среднем живут?
— Да ну, ерунда, хозяйка. Не переживай. Ничего мне не будет от одной мисочки сметаны.
— От целой мисочки?! — Баба-яга прикрыла глаза.
— Одной жизнью больше, одной меньше, — пожал плечами кот. — У меня их еще восемь останется.
Баба-яга нахмурилась и задумчиво посмотрела в окошко.
— Та-ак… А собаки ее почему пропустили? Э-эй, вы там! Шавки! А ну идите сюда!
— Да не ори ты, — зевнул кот. — Не придут они. Спят.
— Как спят?
— Так. Наелись и переваривают.
— Что… переваривают?
— Колбасу. — Кот прищурился и еле заметно вздохнул. — Колбаса — это хорошо. Хотя… ладно уж, сметана тоже неплохо.
— Ироды! — Баба-яга села на перевернутую ступу и всхлипнула. — Я вас для чего кормлю-пою строго по диете? Чтобы вы мне в одночасье передохли от гастрита?
— Брррось, хозяйка, — примирительно мурлыкнул кот, — собакам тоже надо развеяться. Сто лет во рту черствой корки не было, страшно сказать!
— А страшно — так и молчи! — прикрикнула старуха.
Кот покладисто замолчал, повернулся на бочок и стал ловить свой хвост, негромко урча.
— Догнать ее, что ли? — задумчиво протянула старуха через некоторое время.
— На чем, на помеле? — фыркнул кот.
— Между прочим, — недобро прищурилась Баба-яга, — в Европе, как я слышала, ведьмы летают верхом на черных котах.
— Я необъезженный, — осклабился кот, — и норовистый.
Баба-яга отвернулась и замолчала.
— Хозяйка, а хозяйка?
— Чего?
— А что бы ты с ней сделала, если бы догнала? Зажарила и съела?
— Да что я, зверь какой? — обиделась старуха. — Как же я могу ее съесть? Триста лет живу, и все мне: «Баба-яга, костяная нога…» А она — бабушкой назвала!
Старуха всхлипнула и утерла глаза уголком платка.
— Я вот тут ей яблочков на дорожку собрала… И пирожков, с повидлом… — призналась она и смущенно улыбнулась ошеломленному коту.
Петр Бормор
@Talamasca, :77_y:
- Местное время
- 18:00
- Регистрация
- 1 Янв 2016
- Сообщения
- 191,406
- Репутация
- 2,535
- Уровень
- 2
- Награды
- 20
- Местоположение
- Москва
- Пол
- Мужской
Карма
Анна Валерьевна умерла достаточно спокойно. Инсульт произошел во сне, и потому проснулась она уже не у себя в кровати, а в просторной комнате с множеством других людей, как и она, ожидавших увидеть нечто иное. Потолкавшись среди народу и выяснив что к чему и где, Анна Валерьевна протиснулась к большому справочному бюро, которое сначала направило ее обратно в очередь, потом на выход и только с третьего подхода (к вящему удовлетворению Анны Валерьевны, ибо и не таких бюрократов штурмом брали) операционист удосужился пробить ее по базе данных и сообщил:
- Вот распечатка кармы, третий кабинет направо за левым углом - получите комплектацию. Потом подойдете. Следующий.
Анна Валерьевна послушно взяла распечатку, ничего в ней не поняла и проследовала в указанном направлении.
- Карму давайте! - Анна Валерьевна подпрыгнула от неожиданности.
- К-карму?
- А вы можете дать что-то еще? - цинично поинтересовались за стойкой и буквально вырвали из рук Анны Валерьевны распечатку. - Так, карма у вас, скажем прямо, не ахти. Много с такой не навоюешь.
- Я не хочу воевать - испуганно пролепетала Анна.
- Все вы так говорите, - отмахнулись от нее и продолжили, - на ваше количество набранных баллов вы можете купить 138 земных лет человеческой жизни, 200 лет птичьей или лет 300 в виде дерева или камня. Советую камнем. Деревья, бывает, рубят.
- Сто тридцать восемь... - начала было Анна Валерьевна, но ее опять перебили.
- Именно сто тридцать восемь лет стандартной и ничем не примечательной жизни, заурядной внешности и без каких-либо необычностей.
- А если с необычностями?... Это я так, на всякий случай… уточняю...
- Ну, выбирайте сами. Необычностей много. Талант - 40 лет жизни, богатство - в зависимости от размера, брак, честно вам скажу, полжизни гробит. Дети лет по 15 отнимают... Вот вы детей хотите?
- Нет... то есть да…двоих... нет, троих…
- Вы уж определитесь.
- Брак, троих детей, талант, богатство и чтобы по миру путешествовать! - на едином дыхании выпалила Анна Валерьевна, лихорадочно вспоминая чего ей еще не хватало в той жизни, - и красоту!
- Губа не дура! - хмыкнули из-за прилавка, - а теперь, уважаемая Анна Валерьевна, давайте посчитаем. Брак - это 64 года, остается 64. Трое детей - еще минус 45. Остается 19. Талант, допустим, не мирового масштаба, так, регионального, ну лет 20. А богатство лет 20 минимум. Лучше надо было предыдущую жизнь жить, недонабрали лет.
- А вот...- прикусила губу Анна Валерьевна, - если ничего...
- А если ничего, то 138 лет проживете одна в тесной квартирке, достаточной для одного человека и при здоровом образе жизни в следующий раз хватит на побольше лет - отбрили Анну Валерьевну.
- И ничего нельзя сделать?
- Ну почему же? - смягчились за прилавком, - можем организовать вам трудное детство - тогда высвободится лет 10. Можно брак сделать поздним - тогда он не полжизни отхватит. Если развод - еще кредит появится, а если муж сатрап, то авось и талант мирового масштаба сможем укомплетовать.
- Да это же грабеж...
- Свекровь-самодурка карму неплохо очищает, - проигнорировали ее возмущение и продолжили, - можно вам добавить пьяного акушера и инвалидность с детства. А если пожелаете...
- Не пожелаю! - Анна Валерьевна попыталась взять в свои руки контроль над ситуацией, - Мне, пожалуйста, двоих детей, брак лет этак на 40 по текущему курсу, талант пусть региональный будет, ну и богатство чтобы путешествовать, не больше.
- Все? Красоты вам не отсыпать? У вас еще 50 лет осталось... нет? Тогда комплектую.. . - девушка за прилавком достала кружку и стала высыпать в нее порошки разных цветов, приговаривая себе под нос: "брак сорокалетний, есть, дети - две штуки есть, талант…талант... вот пожалуй так, деньги…. сюда а остальное от мужа еще... Все!"
Анна Валерьевна недоверчиво покосилась на полулитровую кружку, заполненную цветным песком, которую ей протянули из-за прилавка.
- А если, скажем, я талант не использую, я дольше проживу?
- Как вы проживете - это ваши проблемы. Заказ я вам упаковала, разбавите с водой и выпьете. Товары упакованы, возврату и обмену не подлежат! Если вы пальто купите и носить не будете - это уже ваши проблемы.
- А...
- Счет-фактура вам, уверяю, не пригодится.
- А...
- Да что вы все "А" да "А"! судьбу вы себе выбрали, предпосылки мы вам намешали, все остальное в ваших руках. Кулер за углом. Следующий!
Последнее, что успела подумать Анна Валерьевна перед собственными родами, было: "Вот вроде все с моего ведома и разрешения, а такое ощущение, что меня все-таки обдурили". Хотя нет, мимолетной искрой у нее в мозгу успела пронестись мысль о том, что ей интересно, как ее назовут.
Анна Валерьевна умерла достаточно спокойно. Инсульт произошел во сне, и потому проснулась она уже не у себя в кровати, а в просторной комнате с множеством других людей, как и она, ожидавших увидеть нечто иное. Потолкавшись среди народу и выяснив что к чему и где, Анна Валерьевна протиснулась к большому справочному бюро, которое сначала направило ее обратно в очередь, потом на выход и только с третьего подхода (к вящему удовлетворению Анны Валерьевны, ибо и не таких бюрократов штурмом брали) операционист удосужился пробить ее по базе данных и сообщил:
- Вот распечатка кармы, третий кабинет направо за левым углом - получите комплектацию. Потом подойдете. Следующий.
Анна Валерьевна послушно взяла распечатку, ничего в ней не поняла и проследовала в указанном направлении.
- Карму давайте! - Анна Валерьевна подпрыгнула от неожиданности.
- К-карму?
- А вы можете дать что-то еще? - цинично поинтересовались за стойкой и буквально вырвали из рук Анны Валерьевны распечатку. - Так, карма у вас, скажем прямо, не ахти. Много с такой не навоюешь.
- Я не хочу воевать - испуганно пролепетала Анна.
- Все вы так говорите, - отмахнулись от нее и продолжили, - на ваше количество набранных баллов вы можете купить 138 земных лет человеческой жизни, 200 лет птичьей или лет 300 в виде дерева или камня. Советую камнем. Деревья, бывает, рубят.
- Сто тридцать восемь... - начала было Анна Валерьевна, но ее опять перебили.
- Именно сто тридцать восемь лет стандартной и ничем не примечательной жизни, заурядной внешности и без каких-либо необычностей.
- А если с необычностями?... Это я так, на всякий случай… уточняю...
- Ну, выбирайте сами. Необычностей много. Талант - 40 лет жизни, богатство - в зависимости от размера, брак, честно вам скажу, полжизни гробит. Дети лет по 15 отнимают... Вот вы детей хотите?
- Нет... то есть да…двоих... нет, троих…
- Вы уж определитесь.
- Брак, троих детей, талант, богатство и чтобы по миру путешествовать! - на едином дыхании выпалила Анна Валерьевна, лихорадочно вспоминая чего ей еще не хватало в той жизни, - и красоту!
- Губа не дура! - хмыкнули из-за прилавка, - а теперь, уважаемая Анна Валерьевна, давайте посчитаем. Брак - это 64 года, остается 64. Трое детей - еще минус 45. Остается 19. Талант, допустим, не мирового масштаба, так, регионального, ну лет 20. А богатство лет 20 минимум. Лучше надо было предыдущую жизнь жить, недонабрали лет.
- А вот...- прикусила губу Анна Валерьевна, - если ничего...
- А если ничего, то 138 лет проживете одна в тесной квартирке, достаточной для одного человека и при здоровом образе жизни в следующий раз хватит на побольше лет - отбрили Анну Валерьевну.
- И ничего нельзя сделать?
- Ну почему же? - смягчились за прилавком, - можем организовать вам трудное детство - тогда высвободится лет 10. Можно брак сделать поздним - тогда он не полжизни отхватит. Если развод - еще кредит появится, а если муж сатрап, то авось и талант мирового масштаба сможем укомплетовать.
- Да это же грабеж...
- Свекровь-самодурка карму неплохо очищает, - проигнорировали ее возмущение и продолжили, - можно вам добавить пьяного акушера и инвалидность с детства. А если пожелаете...
- Не пожелаю! - Анна Валерьевна попыталась взять в свои руки контроль над ситуацией, - Мне, пожалуйста, двоих детей, брак лет этак на 40 по текущему курсу, талант пусть региональный будет, ну и богатство чтобы путешествовать, не больше.
- Все? Красоты вам не отсыпать? У вас еще 50 лет осталось... нет? Тогда комплектую.. . - девушка за прилавком достала кружку и стала высыпать в нее порошки разных цветов, приговаривая себе под нос: "брак сорокалетний, есть, дети - две штуки есть, талант…талант... вот пожалуй так, деньги…. сюда а остальное от мужа еще... Все!"
Анна Валерьевна недоверчиво покосилась на полулитровую кружку, заполненную цветным песком, которую ей протянули из-за прилавка.
- А если, скажем, я талант не использую, я дольше проживу?
- Как вы проживете - это ваши проблемы. Заказ я вам упаковала, разбавите с водой и выпьете. Товары упакованы, возврату и обмену не подлежат! Если вы пальто купите и носить не будете - это уже ваши проблемы.
- А...
- Счет-фактура вам, уверяю, не пригодится.
- А...
- Да что вы все "А" да "А"! судьбу вы себе выбрали, предпосылки мы вам намешали, все остальное в ваших руках. Кулер за углом. Следующий!
Последнее, что успела подумать Анна Валерьевна перед собственными родами, было: "Вот вроде все с моего ведома и разрешения, а такое ощущение, что меня все-таки обдурили". Хотя нет, мимолетной искрой у нее в мозгу успела пронестись мысль о том, что ей интересно, как ее назовут.
@Toreador, :(giggle):
СКАЗКА НА НОЧЬ
Тот,кто кусает за бочок.
— Девочка-девочка, — шепчут рядом, шепчут так тихо, что шёпот почти утопает в перестуке поездных колёс. — Девочка, слышишь меня?
Настя мотает головой: в поезде всегда такая ерунда мерещится! — и поворачивается на другой бок. Чудится, что рядом вздыхают; а может, это воздух из кондиционера касается лица. Из чистого любопытства — ну ничего же страшного не произойдёт! — Настя приоткрывает глаза — и так резко садится, что чуть не стукается лбом о багажную полку.
Из темноты глядят глаза-звёзды; а если присмотреться, то видно и чёрные очертания тела — притом тела явно нечеловеческого, такого… почти волчьего. Да что уж там — не «почти».
Волк стоит, опершись передними лапами о край верхней полки, глазами-звёздами хлопает, клыки скалит — не злобно, а как-то смущённо даже. Настя в ответ тоже глазами хлопает — не звёздами, правда, а самыми обыкновенными. Вот так гость — среди ночи-то, в поезде! Неужели и билет у него есть — или так, «зайцем» едет?
— Девочка, — просит волк, почёсывая лапой за ухом, — будь так добра, ляг поближе к краю. Мне очень надо тебя за бочок укусить, а ты далеко лежишь, я не дотягиваюсь.
— А это мои проблемы? — недоуменно хмурится Настя. Ей хочется смеяться от абсурдности и неправильности ситуации: это как если бы маньяк попросил жертву задрать голову повыше — чтобы, значится, ножом по горлу удобнее.
— Не твои, конечно, — вздыхает волк, опускает уши; словно бы на жалость давит, но при этом даже в глаза избегает смотреть. — Я просто подумал — вдруг ты пойдёшь навстречу? А то мне скоро уши надерут за невыполнение плана; а так не хочется вылетать с работы…
Настя ложится обратно: сидеть на верхней полке неудобно, — натягивает простыню до подбородка. Вроде и жалко волка — а вроде и себе-то бочков не хватает, куда уж раздавать их всяким волкам.
— А что будет, если ты меня укусишь? — интересуется Настя.
Волк оживляется: уши снова торчком, глаза ярче прежнего вспыхивают.
— С тобой — ничего! — заверяет он. — Разве что следующий сон увидишь короче, чем могла бы увидеть. Обычно-то я всех во сне кусаю и они тут же просыпаются, не досмотрев сон до конца; ну, а ты, значит, следующий не досмотришь.
Настя чешет переносицу. Волк глядит с надеждой, глазами умильно хлопает: пожалуйста-пожалуйста, один маленький разочек, мне просто для галочки, честное слово!
— Это не больно? — уточняет Настя.
— Ни капельки! — трясёт мордой волк. — Ничего не почувствуешь, честное слово!
Настя чуть пожимает плечами, больше для самой себя: ну ничего же страшного не случится, если она позволит просто ухватить зубами свой бок? Тем более, он обещает, что всё будет безболезненно…
Волчьи когти нетерпеливо скребут простыню; волк облизывается, наклоняется ближе: можно, я верно понял?
— Кусай, — соглашается Настя; поворачивается на бок и на всякий случай закрывает глаза.
Волк шумно дышит, обжигает дыханием бок — а потом объявляет:
— Всё! И не больно же, правда?
— Правда. — Настя открывает глаза и на всякий случай косится на простыню — совершенно белую, ни единого следа не осталось.
— Приятно было иметь с тобой дело, — довольно скалится волк, — а теперь побегу, мне бы ещё хоть одного успеть укусить. Приятных снов!
Он опускается на пол, и только когти цокают по коридору поезда, с каждым волчьим шагом всё больше сливаясь со стуком колёс.
***
— Молодой человек! — громко шепчут откуда-то снизу, и шёпот едва перебивает храп соседа. — Молодой человек, вы мне очень нужны, пожалуйста!
Молодой человек по имени Алёша недоуменно свешивает голову с кровати: неужто всё-таки вышло задремать? А на нервной почве что только не приснится, особенно в хостеле…
Из темноты комнаты на него глядят две звезды — это чьи-то глаза, наверное, раз уж они глядят; и светятся белые зубы, когда внизу повторяют:
— Молодой человек, вы мне очень нужны! Не могли бы вы спуститься?
«Пошёл ты!» — хочется фыркнуть Алёше; спрятать голову под подушку и снова попытаться заснуть — ну или проснуться, если он уже спит. Но если этот кто-то внизу продолжит сидеть и донимать всех
вокруг своим шёпотом? Ещё достанется от невольных соседей, которые по ночам хотят спать, а не слушать ругань между полом и третьим ярусом.
Поэтому Алёша, почесав макушку, вылезает из-под одеяла и спускается по лестнице. К нему бросается темнота — темнота в виде волка с глазами-звёздами.
— Вот спасибо, молодой человек! — радуется волк. — Я бы ни в жизни до вас не добрался, уж так вы высоко спите! У меня дело к вам: будьте так добры, позвольте укусить за бочок!
— Что? — обалдело моргает Алёша; на всякий случай щиплет себя за руку, но сон — если это сон — обрываться не спешит.
— Я пришёл укусить вас за бочок, — охотно поясняет волк. — Наверное, вы хоть раз да спали на краю, да? Ну вот я и пришёл. А вообще-то, — волк вздыхает, опускает морду, — мне план надо выполнить. Хотя бы трёх человек за ночь укусить — а то с работы вылечу. Одну девочку я уже укусил — и вот вас-то мне очень не хватает.
Алёша потирает глаза, но никакая неведомая сила не спешит переносить его обратно в кровать, где он засыпал — точно ли засыпал?..
— А чем тебе этот не нравится? — он наугад тыкает в одного из лежащих на нижнем ярусе. — К нему и лезть не надо.
— Очень нравится! — часто кивает волк. — Если б в моём списке на покусание были только те, кто мне нравится, — как я был бы счастлив! Но мне, верите ли, всегда достаются те, кто спит в самых труднодоступных местах. — Волк привстаёт на задние лапы и, с трудом балансируя, доверительно шепчет: — Однажды мне достался кто-то, который жил в шкафу — и спал там же, представляете? Ещё и запирался изнутри! Я так и не сумел его выманить и укусить — и мне тогда здорово надрали уши.
Алёша нервно фыркает в кулак, представляя, как волк скребётся у шкафа, упрашивая кого-то выйти оттуда и дать себя покусать.
Волк опускается на четыре лапы и хлопает глазами-звёздами:
— Так вы разрешите себя укусить? Это совсем не больно, вы ничего не почувствуете! Только следующий сон будет короче, чем он мог бы быть; и больше никаких последствий!
Алёша снова чешет макушку, подтягивает пижамные штаны и взмахивает рукой:
— Ладно, кусай!
Волк, радостно сверкая глазами, широко открывает пасть и вцепляется в бок белыми-белыми зубами. Алёша невольно вздрагивает, ожидая укуса; но, как и говорил волк, не чувствуется совсем ничего, даже малейшей щекотки нет. А в детстве-то пугали…
— Большое спасибо! — благодарит волк, облизываясь. — Век вас помнить буду. А теперь побегу: мне бы ещё к человеку успеть. Доброй ночи!
На глазах Алёши он выпрыгивает в окно — закрытое-застеклённое, между прочим! — и растворяется в ночной темноте.
***
Кате сквозь сон чудится, что нависло над ней что-то живое, пасть распахнуло, того и гляди укусит; хотя вообще-то чудиться ничего не должно: когда ложишься под утро, спишь как убитый.
Тем не менее, Катя резко оборачивается и открывает глаза — и что-то тёмное падает на пол и приземляется с характерным звуком приземления чего-то живого.
— Так, блэт! — вполголоса восклицает Катя, свешиваясь с кровати.
— Девочка, не ругайся! — просит валяющаяся на полу темнота; поднимается, встряхивается и оказывается чёрным-чёрным волком с глазами-звёздами. — И незачем было так резко оборачиваться, я ничего дурного не замышлял!
— Да ну-у? — неверяще прищуривается Катя; или скорее сонно прищуривается, потому что глаза после бессонной почти-ночи слипаются.
Мысли в голове тоже слипаются; но удивления среди них так и так не находится: жизненный опыт подсказывает, что удивляться необязательно. Ну пришёл тут какой-то волк, попытался накинуться… Подумаешь!
— Ну да, — кивает волк. — Я хотел только за бочок укусить — и ничего больше. У меня время поджимает, мне бы ещё одного человека — и меня не выкинут с работы. Будь хорошей девочкой, дай себя укусить.
— Да кто ты такой, чтобы я давала себя кусать? — фыркает Катя, поудобнее усаживаясь в кровати; и хотя вопрос этот скорее риторический, волк отвечает, смущённо скребя лапой пол:
— Да Фенрир я; тот самый, который в Рагнарёке активное участие принимает. Только, — он вздыхает, — в этом вашем мире просто так на цепи в пещере не
отсидишься: придут потом деньги просить за аренду или пещероплату — а где я их возьму? Вот и работаю…
— Что-то ты обмельчал, Фенрир, — ехидно усмехается Катя. — На обычного волка разве что потянешь; а по мифу, помнится…
— А ты с моё в пещере посиди! — озлобленно перебивает Фенрир, и чёрная-чёрная шерсть на его загривке встаёт дыбом. — Думаешь, весело там было? Ага, сейчас! — Он закашливается, трёт морду лапой; бросив взгляд на окно, просит с тревогой: — Девочка, дай себя укусить, пожалуйста. Мне до рассвета надо успеть.
Катя оценивающе глядит сверху и интересуется:
— А если не дам?
Фенрир снова глядит на окно и приглушённо рычит:
— Девочка, поимей совесть — а то совесть поимеет тебя! Зря я, что ли, строил глазки, чтобы меня пустили в это ваше проклятое общежитие среди ночи да ещё и без пропуска?! Ты спала на краю? Ну вот и дай себя укусить!
Катя даже ответить ничего не успевает: Фенрир одним прыжком вдруг оказывается на кровати и, распахнув пасть, вцепляется-таки в бок. Вздрогнув на всякий случай, Катя отталкивает его, и Фенрир падает — опять — на пол. Правда, выглядит он ни капли не расстроенным: подскакивает и радостно шепчет:
— Спасибо, девочка! Спокойной тебе ночи!
Катя думает нецензурно срифмовать в ответ, но Фенрир уже выскальзывает из комнаты; поэтому остаётся только лечь и постараться заснуть ещё раз.
***
— Я их достал! — хвастается Фенрир, от радости виляя хвостом. — Вы думали, не достану? А я достал! И в поезде, и в хостеле, и в общежитии! Всех достал!
— Да-да, — с насмешливой улыбкой кивает Фрейя, — ты всех достал.
— Не в этом смысле! — оскорблённо ворчит Фенрир; но послушно склоняет морду и кладёт на подставленные ладони три кусочка чужих снов.
Фрейя вертит их в руках, разглядывает на свет и бормочет:
— Посмотрим, что можно с ними сделать… А ты спи, — оборачивается она к Фенриру, — ты сегодня славно потрудился. Всё ещё рассказываешь про работу в качестве того, кто кусает за бочок?
— А-ага-а, — зевает Фенрир и усмехается: — Они верят. Пока верят — буду рассказывать; а потом ещё что-нибудь придумаю.
Он устраивается у ног Фрейи, осторожно сжимает зубами несколько перьев на подоле её платья и засыпает, опустив морду на лапы.
Уж его-то никто во сне за бочок не укусит: кому понадобится украсть кусочек сна у Фенрира, которому несколько сотен лет ничегошеньки не снится?
Фрейя с улыбкой гладит спящего Фенрира, и звёзды в его чёрной-чёрной шерсти отзываются мерцанием на каждое прикосновение.
Варгам снятся не по-волчьи волшебные сны.
Жаль, варги разучились их запоминать.
© Ирина Иванова
Тот,кто кусает за бочок.
— Девочка-девочка, — шепчут рядом, шепчут так тихо, что шёпот почти утопает в перестуке поездных колёс. — Девочка, слышишь меня?
Настя мотает головой: в поезде всегда такая ерунда мерещится! — и поворачивается на другой бок. Чудится, что рядом вздыхают; а может, это воздух из кондиционера касается лица. Из чистого любопытства — ну ничего же страшного не произойдёт! — Настя приоткрывает глаза — и так резко садится, что чуть не стукается лбом о багажную полку.
Из темноты глядят глаза-звёзды; а если присмотреться, то видно и чёрные очертания тела — притом тела явно нечеловеческого, такого… почти волчьего. Да что уж там — не «почти».
Волк стоит, опершись передними лапами о край верхней полки, глазами-звёздами хлопает, клыки скалит — не злобно, а как-то смущённо даже. Настя в ответ тоже глазами хлопает — не звёздами, правда, а самыми обыкновенными. Вот так гость — среди ночи-то, в поезде! Неужели и билет у него есть — или так, «зайцем» едет?
— Девочка, — просит волк, почёсывая лапой за ухом, — будь так добра, ляг поближе к краю. Мне очень надо тебя за бочок укусить, а ты далеко лежишь, я не дотягиваюсь.
— А это мои проблемы? — недоуменно хмурится Настя. Ей хочется смеяться от абсурдности и неправильности ситуации: это как если бы маньяк попросил жертву задрать голову повыше — чтобы, значится, ножом по горлу удобнее.
— Не твои, конечно, — вздыхает волк, опускает уши; словно бы на жалость давит, но при этом даже в глаза избегает смотреть. — Я просто подумал — вдруг ты пойдёшь навстречу? А то мне скоро уши надерут за невыполнение плана; а так не хочется вылетать с работы…
Настя ложится обратно: сидеть на верхней полке неудобно, — натягивает простыню до подбородка. Вроде и жалко волка — а вроде и себе-то бочков не хватает, куда уж раздавать их всяким волкам.
— А что будет, если ты меня укусишь? — интересуется Настя.
Волк оживляется: уши снова торчком, глаза ярче прежнего вспыхивают.
— С тобой — ничего! — заверяет он. — Разве что следующий сон увидишь короче, чем могла бы увидеть. Обычно-то я всех во сне кусаю и они тут же просыпаются, не досмотрев сон до конца; ну, а ты, значит, следующий не досмотришь.
Настя чешет переносицу. Волк глядит с надеждой, глазами умильно хлопает: пожалуйста-пожалуйста, один маленький разочек, мне просто для галочки, честное слово!
— Это не больно? — уточняет Настя.
— Ни капельки! — трясёт мордой волк. — Ничего не почувствуешь, честное слово!
Настя чуть пожимает плечами, больше для самой себя: ну ничего же страшного не случится, если она позволит просто ухватить зубами свой бок? Тем более, он обещает, что всё будет безболезненно…
Волчьи когти нетерпеливо скребут простыню; волк облизывается, наклоняется ближе: можно, я верно понял?
— Кусай, — соглашается Настя; поворачивается на бок и на всякий случай закрывает глаза.
Волк шумно дышит, обжигает дыханием бок — а потом объявляет:
— Всё! И не больно же, правда?
— Правда. — Настя открывает глаза и на всякий случай косится на простыню — совершенно белую, ни единого следа не осталось.
— Приятно было иметь с тобой дело, — довольно скалится волк, — а теперь побегу, мне бы ещё хоть одного успеть укусить. Приятных снов!
Он опускается на пол, и только когти цокают по коридору поезда, с каждым волчьим шагом всё больше сливаясь со стуком колёс.
***
— Молодой человек! — громко шепчут откуда-то снизу, и шёпот едва перебивает храп соседа. — Молодой человек, вы мне очень нужны, пожалуйста!
Молодой человек по имени Алёша недоуменно свешивает голову с кровати: неужто всё-таки вышло задремать? А на нервной почве что только не приснится, особенно в хостеле…
Из темноты комнаты на него глядят две звезды — это чьи-то глаза, наверное, раз уж они глядят; и светятся белые зубы, когда внизу повторяют:
— Молодой человек, вы мне очень нужны! Не могли бы вы спуститься?
«Пошёл ты!» — хочется фыркнуть Алёше; спрятать голову под подушку и снова попытаться заснуть — ну или проснуться, если он уже спит. Но если этот кто-то внизу продолжит сидеть и донимать всех
вокруг своим шёпотом? Ещё достанется от невольных соседей, которые по ночам хотят спать, а не слушать ругань между полом и третьим ярусом.
Поэтому Алёша, почесав макушку, вылезает из-под одеяла и спускается по лестнице. К нему бросается темнота — темнота в виде волка с глазами-звёздами.
— Вот спасибо, молодой человек! — радуется волк. — Я бы ни в жизни до вас не добрался, уж так вы высоко спите! У меня дело к вам: будьте так добры, позвольте укусить за бочок!
— Что? — обалдело моргает Алёша; на всякий случай щиплет себя за руку, но сон — если это сон — обрываться не спешит.
— Я пришёл укусить вас за бочок, — охотно поясняет волк. — Наверное, вы хоть раз да спали на краю, да? Ну вот я и пришёл. А вообще-то, — волк вздыхает, опускает морду, — мне план надо выполнить. Хотя бы трёх человек за ночь укусить — а то с работы вылечу. Одну девочку я уже укусил — и вот вас-то мне очень не хватает.
Алёша потирает глаза, но никакая неведомая сила не спешит переносить его обратно в кровать, где он засыпал — точно ли засыпал?..
— А чем тебе этот не нравится? — он наугад тыкает в одного из лежащих на нижнем ярусе. — К нему и лезть не надо.
— Очень нравится! — часто кивает волк. — Если б в моём списке на покусание были только те, кто мне нравится, — как я был бы счастлив! Но мне, верите ли, всегда достаются те, кто спит в самых труднодоступных местах. — Волк привстаёт на задние лапы и, с трудом балансируя, доверительно шепчет: — Однажды мне достался кто-то, который жил в шкафу — и спал там же, представляете? Ещё и запирался изнутри! Я так и не сумел его выманить и укусить — и мне тогда здорово надрали уши.
Алёша нервно фыркает в кулак, представляя, как волк скребётся у шкафа, упрашивая кого-то выйти оттуда и дать себя покусать.
Волк опускается на четыре лапы и хлопает глазами-звёздами:
— Так вы разрешите себя укусить? Это совсем не больно, вы ничего не почувствуете! Только следующий сон будет короче, чем он мог бы быть; и больше никаких последствий!
Алёша снова чешет макушку, подтягивает пижамные штаны и взмахивает рукой:
— Ладно, кусай!
Волк, радостно сверкая глазами, широко открывает пасть и вцепляется в бок белыми-белыми зубами. Алёша невольно вздрагивает, ожидая укуса; но, как и говорил волк, не чувствуется совсем ничего, даже малейшей щекотки нет. А в детстве-то пугали…
— Большое спасибо! — благодарит волк, облизываясь. — Век вас помнить буду. А теперь побегу: мне бы ещё к человеку успеть. Доброй ночи!
На глазах Алёши он выпрыгивает в окно — закрытое-застеклённое, между прочим! — и растворяется в ночной темноте.
***
Кате сквозь сон чудится, что нависло над ней что-то живое, пасть распахнуло, того и гляди укусит; хотя вообще-то чудиться ничего не должно: когда ложишься под утро, спишь как убитый.
Тем не менее, Катя резко оборачивается и открывает глаза — и что-то тёмное падает на пол и приземляется с характерным звуком приземления чего-то живого.
— Так, блэт! — вполголоса восклицает Катя, свешиваясь с кровати.
— Девочка, не ругайся! — просит валяющаяся на полу темнота; поднимается, встряхивается и оказывается чёрным-чёрным волком с глазами-звёздами. — И незачем было так резко оборачиваться, я ничего дурного не замышлял!
— Да ну-у? — неверяще прищуривается Катя; или скорее сонно прищуривается, потому что глаза после бессонной почти-ночи слипаются.
Мысли в голове тоже слипаются; но удивления среди них так и так не находится: жизненный опыт подсказывает, что удивляться необязательно. Ну пришёл тут какой-то волк, попытался накинуться… Подумаешь!
— Ну да, — кивает волк. — Я хотел только за бочок укусить — и ничего больше. У меня время поджимает, мне бы ещё одного человека — и меня не выкинут с работы. Будь хорошей девочкой, дай себя укусить.
— Да кто ты такой, чтобы я давала себя кусать? — фыркает Катя, поудобнее усаживаясь в кровати; и хотя вопрос этот скорее риторический, волк отвечает, смущённо скребя лапой пол:
— Да Фенрир я; тот самый, который в Рагнарёке активное участие принимает. Только, — он вздыхает, — в этом вашем мире просто так на цепи в пещере не
отсидишься: придут потом деньги просить за аренду или пещероплату — а где я их возьму? Вот и работаю…
— Что-то ты обмельчал, Фенрир, — ехидно усмехается Катя. — На обычного волка разве что потянешь; а по мифу, помнится…
— А ты с моё в пещере посиди! — озлобленно перебивает Фенрир, и чёрная-чёрная шерсть на его загривке встаёт дыбом. — Думаешь, весело там было? Ага, сейчас! — Он закашливается, трёт морду лапой; бросив взгляд на окно, просит с тревогой: — Девочка, дай себя укусить, пожалуйста. Мне до рассвета надо успеть.
Катя оценивающе глядит сверху и интересуется:
— А если не дам?
Фенрир снова глядит на окно и приглушённо рычит:
— Девочка, поимей совесть — а то совесть поимеет тебя! Зря я, что ли, строил глазки, чтобы меня пустили в это ваше проклятое общежитие среди ночи да ещё и без пропуска?! Ты спала на краю? Ну вот и дай себя укусить!
Катя даже ответить ничего не успевает: Фенрир одним прыжком вдруг оказывается на кровати и, распахнув пасть, вцепляется-таки в бок. Вздрогнув на всякий случай, Катя отталкивает его, и Фенрир падает — опять — на пол. Правда, выглядит он ни капли не расстроенным: подскакивает и радостно шепчет:
— Спасибо, девочка! Спокойной тебе ночи!
Катя думает нецензурно срифмовать в ответ, но Фенрир уже выскальзывает из комнаты; поэтому остаётся только лечь и постараться заснуть ещё раз.
***
— Я их достал! — хвастается Фенрир, от радости виляя хвостом. — Вы думали, не достану? А я достал! И в поезде, и в хостеле, и в общежитии! Всех достал!
— Да-да, — с насмешливой улыбкой кивает Фрейя, — ты всех достал.
— Не в этом смысле! — оскорблённо ворчит Фенрир; но послушно склоняет морду и кладёт на подставленные ладони три кусочка чужих снов.
Фрейя вертит их в руках, разглядывает на свет и бормочет:
— Посмотрим, что можно с ними сделать… А ты спи, — оборачивается она к Фенриру, — ты сегодня славно потрудился. Всё ещё рассказываешь про работу в качестве того, кто кусает за бочок?
— А-ага-а, — зевает Фенрир и усмехается: — Они верят. Пока верят — буду рассказывать; а потом ещё что-нибудь придумаю.
Он устраивается у ног Фрейи, осторожно сжимает зубами несколько перьев на подоле её платья и засыпает, опустив морду на лапы.
Уж его-то никто во сне за бочок не укусит: кому понадобится украсть кусочек сна у Фенрира, которому несколько сотен лет ничегошеньки не снится?
Фрейя с улыбкой гладит спящего Фенрира, и звёзды в его чёрной-чёрной шерсти отзываются мерцанием на каждое прикосновение.
Варгам снятся не по-волчьи волшебные сны.
Жаль, варги разучились их запоминать.
© Ирина Иванова
- Местное время
- 18:00
- Регистрация
- 16 Фев 2016
- Сообщения
- 14,331
- Репутация
- 0
- Уровень
- 1
- Награды
- 6
- Местоположение
- Tenebris paradiso
- Пол
- Нейтральный
Навеяло:
Оффтоп
Оффтоп
Allegra, 
:77_y:
:77_y:
Ткачиха
У Лиры тряслись руки. Она всячески старалась успокоиться, но малый цех Главной мастерской был битком набит пряхами и ткачихами, которые шептались и хихикали. Может даже не над ней, но это вряд ли.
Такая была традиция - когда новенькая пыталась устроиться на работу, ей устраивали смотрины: большинство работниц собирались в одном месте, претендентке выделяли станок или прялку с пряслицем и смотрели, что у нее выйдет. А потом решали - брать ее или нет, и если брать, то в какой цех.
Лира закончила учебу в этом году и, скажем мягко, закончила потому, что её пожалели. Все её однокурсницы ткали на зависть, и сама Афина время от времени зазывала их к себе на пиры, даром что сама ткачихой была хорошей.
- Да... Не Арахна, конечно, - кто-то тихо прокомментировал сзади. Лира с трудом сдержала слёзы: да может ли статься, что её хотя бы поломойкой сюда возьмут. Она должна была показать лучшее, на что была способна, но необходимый локоть полотна выходил из рук вон плохо, даже хуже обычного: непослушные нити рвались и провисали, путались, ткань то слишком стягивалась, то наоборот в просвет между нитками основы палец просунуть можно было. А она ведь так тренировалась, дома у неё даже было несколько полотенец, которые мама с гордостью вешала рядом с обеденным столом, чтоб все видели. Мама, наверное, расстроится...
Но дома ткать - это совсем другое, дома у Лиры все получалось лучше.
Порвалась очередная нитка, и девушка торопливо принялась связывать вместе образовавшиеся жалкие хвостики.
Сбоку кто-то вздохнул. Боги, её сейчас выгонят с позором, и придётся ей всю жизнь сидеть в какой-нибудь тесной частной мастерской, делая работу за других, или ещё хуже - придётся менять профессию. Глаза начали застилать слёзы, оставался только десяток рядов уточной нити и потом все...
В этот момент хлопнула дверь, но Лира даже не обратила внимания, готовясь к худшему. Сзади к ней кто-то подошёл, быстро и тяжело дыша.
- Госпожа Геталия, мы и не ожидали, что вы поприсутствуете... - начал было кто-то удивленным голосом.
- Т-с-с-с! - раздалось в ответ. Сопение стало громче и ближе.
Лира тоже судорожно вздохнула и проложила нить. Она закрепила последний ряд и обрезала с обеих сторон нити основы. Полотно "на пробу" ткали недлинное, так что даже передний вал трогать не пришлось.
Ткань у неё сразу забрали.
- Ну, сказать честно, мы несколько удивлены...- аккуратно начала одна из начальниц цехов, имя которой Лира не знала.
- Это потрясающе! - внезапно воскликнула женщина, стоящая совсем близко к Лире и разглядывающая её работу.
- Госпожа Геталия? - недоуменно протянула прерванная начальница.
- Говорю вам, это талант! Очень редкий и узкоспециализированный, но нашему делу такой человек просто необходим! Да, Милона не зря бежала сломя голову в мой цех, - она одобряюще посмотрела на такую же запыхавшуюся девушку примерно одних с Лирой лет. Та радостно улыбнулась. - Я вас уверяю, как специалист, мои дорогие, вы так соткать даже нарочно не сможете, а скорее всего - никогда и не могли! Это совершенно особый случай. Мне моих девушек приходиться переучивать и натаскивать, а тут такой самородок, да ещё и с выработанным авторским почерком...
- В таком случае, - вклинилась в короткую паузу глава мастерской, все это время стоявшая молча, - этот вопрос, думаю, можно считать решенным. Геталия, душенька, объясните девочке что к чему, а то её удар сейчас хватит, и подготовьте бумаги для бухгалтерии.
Лира проснулась утром раньше обычного и на работу в первый рабочий день тоже вышла заранее, все ещё чувствуя себя не в своей тарелке: ощущение сказочности происходящего её не покидало ни на секунду. Её взяли. Её все-таки взяли! Да, работа была специфическая, но этим ведь тоже кто-то должен заниматься.
Она сделала глубокий вдох и подошла к будке охранника, доставая новенький пропуск снабженный надписью:
"Мойрон Лира.
Цех судьбы неудачников.
Младший сотрудник".
© Александра Манойлович
У Лиры тряслись руки. Она всячески старалась успокоиться, но малый цех Главной мастерской был битком набит пряхами и ткачихами, которые шептались и хихикали. Может даже не над ней, но это вряд ли.
Такая была традиция - когда новенькая пыталась устроиться на работу, ей устраивали смотрины: большинство работниц собирались в одном месте, претендентке выделяли станок или прялку с пряслицем и смотрели, что у нее выйдет. А потом решали - брать ее или нет, и если брать, то в какой цех.
Лира закончила учебу в этом году и, скажем мягко, закончила потому, что её пожалели. Все её однокурсницы ткали на зависть, и сама Афина время от времени зазывала их к себе на пиры, даром что сама ткачихой была хорошей.
- Да... Не Арахна, конечно, - кто-то тихо прокомментировал сзади. Лира с трудом сдержала слёзы: да может ли статься, что её хотя бы поломойкой сюда возьмут. Она должна была показать лучшее, на что была способна, но необходимый локоть полотна выходил из рук вон плохо, даже хуже обычного: непослушные нити рвались и провисали, путались, ткань то слишком стягивалась, то наоборот в просвет между нитками основы палец просунуть можно было. А она ведь так тренировалась, дома у неё даже было несколько полотенец, которые мама с гордостью вешала рядом с обеденным столом, чтоб все видели. Мама, наверное, расстроится...
Но дома ткать - это совсем другое, дома у Лиры все получалось лучше.
Порвалась очередная нитка, и девушка торопливо принялась связывать вместе образовавшиеся жалкие хвостики.
Сбоку кто-то вздохнул. Боги, её сейчас выгонят с позором, и придётся ей всю жизнь сидеть в какой-нибудь тесной частной мастерской, делая работу за других, или ещё хуже - придётся менять профессию. Глаза начали застилать слёзы, оставался только десяток рядов уточной нити и потом все...
В этот момент хлопнула дверь, но Лира даже не обратила внимания, готовясь к худшему. Сзади к ней кто-то подошёл, быстро и тяжело дыша.
- Госпожа Геталия, мы и не ожидали, что вы поприсутствуете... - начал было кто-то удивленным голосом.
- Т-с-с-с! - раздалось в ответ. Сопение стало громче и ближе.
Лира тоже судорожно вздохнула и проложила нить. Она закрепила последний ряд и обрезала с обеих сторон нити основы. Полотно "на пробу" ткали недлинное, так что даже передний вал трогать не пришлось.
Ткань у неё сразу забрали.
- Ну, сказать честно, мы несколько удивлены...- аккуратно начала одна из начальниц цехов, имя которой Лира не знала.
- Это потрясающе! - внезапно воскликнула женщина, стоящая совсем близко к Лире и разглядывающая её работу.
- Госпожа Геталия? - недоуменно протянула прерванная начальница.
- Говорю вам, это талант! Очень редкий и узкоспециализированный, но нашему делу такой человек просто необходим! Да, Милона не зря бежала сломя голову в мой цех, - она одобряюще посмотрела на такую же запыхавшуюся девушку примерно одних с Лирой лет. Та радостно улыбнулась. - Я вас уверяю, как специалист, мои дорогие, вы так соткать даже нарочно не сможете, а скорее всего - никогда и не могли! Это совершенно особый случай. Мне моих девушек приходиться переучивать и натаскивать, а тут такой самородок, да ещё и с выработанным авторским почерком...
- В таком случае, - вклинилась в короткую паузу глава мастерской, все это время стоявшая молча, - этот вопрос, думаю, можно считать решенным. Геталия, душенька, объясните девочке что к чему, а то её удар сейчас хватит, и подготовьте бумаги для бухгалтерии.
Лира проснулась утром раньше обычного и на работу в первый рабочий день тоже вышла заранее, все ещё чувствуя себя не в своей тарелке: ощущение сказочности происходящего её не покидало ни на секунду. Её взяли. Её все-таки взяли! Да, работа была специфическая, но этим ведь тоже кто-то должен заниматься.
Она сделала глубокий вдох и подошла к будке охранника, доставая новенький пропуск снабженный надписью:
"Мойрон Лира.
Цех судьбы неудачников.
Младший сотрудник".
© Александра Манойлович
Голубой карандаш | Ирина Курганова
Укради для меня голубой карандаш. Я нарисую небо. Весь карандаш на это потрачу. Всё отдам небу. Даже маленького огрызка себе не оставлю. Не забудь – карандаш обязательно должен быть краденым. Иначе небо не будет свободным. Помни – свободу нельзя заработать. Её можно только украсть. Укради карандаш у самого себя. Хотя бы маленький огрызок. Я вставлю его в колпачок синей ручки. Верь мне – даже маленького огрызка хватит, чтобы нарисовать бескрайнее небо. Всё большое начинается с малого. Ты только укради. Иначе я сама это сделаю.
Чужая душа – потёмки. Стеллажи и шкафы. В них ничего. Лишь пустые полки. Совсем ничего. Ни одного карандаша – ни зелёного, ни голубого, ни красного. Только простые – чертёжные. Разве небо позволит рисовать себя такими карандашами? А я его и спрашивать не буду! Нарисую теми карандашами, которые есть. Сама украду и нарисую. И пусть только попробует получиться несвободным! Схватив все карандаши, которые удалось найти, я выбежала из темноты чужой души.
Шёл седьмой час утра. Летнее небо было занято рассветом. Самое время тоже заняться делом – достать голубой карандаш и помочь утру расцвести. Я вытащила из-за пазухи украденные мной карандаши. К моему удивлению, серым оказался только один из них. Все остальные были цветными. Я улыбнулась и подумала: «В темноте не только кошки серы, но и карандаши тоже».
Через пару часов от украденных мной карандашей остались лишь кудрявые стружки в точилке. А в голубом бескрайнем небе навстречу новому летнему дню плыл разноцветный воздушный шар с корзиной. Глядя ему вслед, ты сказал:
– Однажды, когда ты перестанешь воровать мои карандаши и превращать их в цветные, я сделаю чертёж удивительного шкафа. Этот шкаф будет очень востребован и принесёт большую прибыль. Я смогу подарить тебе полёт на воздушном шаре, и мы будем по-настоящему свободны.
– Когда-нибудь я научу тебя воровать серые карандаши твоих будней. И ты удивишься, как мало им нужно, чтобы стать яркими и цветными.
Укради для меня голубой карандаш. Я нарисую небо. Весь карандаш на это потрачу. Всё отдам небу. Даже маленького огрызка себе не оставлю. Не забудь – карандаш обязательно должен быть краденым. Иначе небо не будет свободным. Помни – свободу нельзя заработать. Её можно только украсть. Укради карандаш у самого себя. Хотя бы маленький огрызок. Я вставлю его в колпачок синей ручки. Верь мне – даже маленького огрызка хватит, чтобы нарисовать бескрайнее небо. Всё большое начинается с малого. Ты только укради. Иначе я сама это сделаю.
Чужая душа – потёмки. Стеллажи и шкафы. В них ничего. Лишь пустые полки. Совсем ничего. Ни одного карандаша – ни зелёного, ни голубого, ни красного. Только простые – чертёжные. Разве небо позволит рисовать себя такими карандашами? А я его и спрашивать не буду! Нарисую теми карандашами, которые есть. Сама украду и нарисую. И пусть только попробует получиться несвободным! Схватив все карандаши, которые удалось найти, я выбежала из темноты чужой души.
Шёл седьмой час утра. Летнее небо было занято рассветом. Самое время тоже заняться делом – достать голубой карандаш и помочь утру расцвести. Я вытащила из-за пазухи украденные мной карандаши. К моему удивлению, серым оказался только один из них. Все остальные были цветными. Я улыбнулась и подумала: «В темноте не только кошки серы, но и карандаши тоже».
Через пару часов от украденных мной карандашей остались лишь кудрявые стружки в точилке. А в голубом бескрайнем небе навстречу новому летнему дню плыл разноцветный воздушный шар с корзиной. Глядя ему вслед, ты сказал:
– Однажды, когда ты перестанешь воровать мои карандаши и превращать их в цветные, я сделаю чертёж удивительного шкафа. Этот шкаф будет очень востребован и принесёт большую прибыль. Я смогу подарить тебе полёт на воздушном шаре, и мы будем по-настоящему свободны.
– Когда-нибудь я научу тебя воровать серые карандаши твоих будней. И ты удивишься, как мало им нужно, чтобы стать яркими и цветными.
Красная шапочка от разных авторов
даю ссылку, там с картинками
Лев Николаевич Толстой
Тихим, летним утром природа благоухала всеми запахами весны. Глубокое, голубое небо озарилось на востоке первыми лучами просыпающегося солнца. Баронесса Красная шапочка взяла корзинку с пирожками и вышла в лес. На ней было одето чудное белое платье, украшенное чистыми слезами бусин жемчуга. На прекрасной головке красной шапочки была модная шапочка, итальянской соломки, прекрасные белые руки
были обтянуты изящными перчатками, белого батиста. На ногах были обуты туфельки, тончайшей работы. Девушка вся светилась в лучах раннего солнца и порхала по лесной тропинке, как сказочный белый мотылек, оставляя за собой флер прекрасных французских духов.
Граф Волк имел обыкновение просыпаться рано. Не пользуясь услугами денщика, он поднялся, оделся по обыкновению скромно, и приказал запрягать. Легко позавтракав, он выехал в лес.
Патрик Зюскинд
И тут широко раздутые ноздри Волка втянули тот едва уловимый запах, который испускает сухая прошлогодняя хвоя соснового леса в предместьях Сен-Жермен-де-Февр, щедро политая мочой лося и глубоко прогретая жарким полуденным солнцем апреля, но на этот раз запах говорил — нет, кричал! - о том, что его целостность нарушена какой-то aura vaginalis, принадлежащей молодой особе в шапочке цвета киновари. Пройдя еще десять километров, Волк сумел отстранить свое чутье от запаха хвои и составил достаточно полное представление о том, что за вонючка он будет после того, как он украдет запах Красной Шапочки и ее смердящей бабушки.
Дж. Р. Р. Толкин
Сразу за домом Красной Шапочки начинался лес. Лес этот был одним из немногочисленных ныне осколков Великого Леса, покрывавшего некогда все Средьземелье — давно, еще до наступления Великой Тьмы. Когда-то в прежние времена, оказавшись на опушке этого леса в час захода Солнца, в лесу этом можно было услышать песню на Синдарине — языке той ветви Перворожденных, что никогда не покидали пределов смертных земель и не видели света Закатного Края. Но с приходом Великого Врага веселый народец покинул Лес, и ныне его населяли злые, коварные существа, самыми страшными из которых были Волки, говорившие на почти забытом ныне Черном наречии — языке, созданном Врагом в глубинах Сумеречной страны для ее обитателей.
даю ссылку, там с картинками
Лев Николаевич Толстой
Тихим, летним утром природа благоухала всеми запахами весны. Глубокое, голубое небо озарилось на востоке первыми лучами просыпающегося солнца. Баронесса Красная шапочка взяла корзинку с пирожками и вышла в лес. На ней было одето чудное белое платье, украшенное чистыми слезами бусин жемчуга. На прекрасной головке красной шапочки была модная шапочка, итальянской соломки, прекрасные белые руки
были обтянуты изящными перчатками, белого батиста. На ногах были обуты туфельки, тончайшей работы. Девушка вся светилась в лучах раннего солнца и порхала по лесной тропинке, как сказочный белый мотылек, оставляя за собой флер прекрасных французских духов.
Граф Волк имел обыкновение просыпаться рано. Не пользуясь услугами денщика, он поднялся, оделся по обыкновению скромно, и приказал запрягать. Легко позавтракав, он выехал в лес.
Патрик Зюскинд
И тут широко раздутые ноздри Волка втянули тот едва уловимый запах, который испускает сухая прошлогодняя хвоя соснового леса в предместьях Сен-Жермен-де-Февр, щедро политая мочой лося и глубоко прогретая жарким полуденным солнцем апреля, но на этот раз запах говорил — нет, кричал! - о том, что его целостность нарушена какой-то aura vaginalis, принадлежащей молодой особе в шапочке цвета киновари. Пройдя еще десять километров, Волк сумел отстранить свое чутье от запаха хвои и составил достаточно полное представление о том, что за вонючка он будет после того, как он украдет запах Красной Шапочки и ее смердящей бабушки.
Дж. Р. Р. Толкин
Сразу за домом Красной Шапочки начинался лес. Лес этот был одним из немногочисленных ныне осколков Великого Леса, покрывавшего некогда все Средьземелье — давно, еще до наступления Великой Тьмы. Когда-то в прежние времена, оказавшись на опушке этого леса в час захода Солнца, в лесу этом можно было услышать песню на Синдарине — языке той ветви Перворожденных, что никогда не покидали пределов смертных земель и не видели света Закатного Края. Но с приходом Великого Врага веселый народец покинул Лес, и ныне его населяли злые, коварные существа, самыми страшными из которых были Волки, говорившие на почти забытом ныне Черном наречии — языке, созданном Врагом в глубинах Сумеречной страны для ее обитателей.
- Местное время
- 18:00
- Регистрация
- 1 Янв 2016
- Сообщения
- 191,406
- Репутация
- 2,535
- Уровень
- 2
- Награды
- 20
- Местоположение
- Москва
- Пол
- Мужской
Федор Михайлович Достоевский
Волкольников проснулся хмурым летним утром, в своей угловой, стылой комнатенке. Настроение его было мрачно. Постоянные финансовые трудности, вызванные дорогой столичной жизнью, скудность питания доводили его порой до полного отвращения к жизни. Единственным средством спасти свое положение виделось ему кража. Стяжать деньги было просто. Известно было, что некая особа, регулярно ходит через лес. Имея в корзинке под пирожками известные суммы. Он решился. По какому-то странному наитию
выходя из дома он сунул под тулуп топор.
На темной тропинке показался чей-то силуэт. Волкольников кинулся к нему, пытаясь вырвать из рук корзинку. Завязалась борьба. Силы оказались неравны, Волкольников чувствовал, что его сейчас скрутят. Тогда он вытащил топор и с размаху стукнул два раза. Тело соперника обмякло.
Оказалось, что денег в корзинке нет. И его противником была старуха. Волкольников почувствовал, что земля уходит из-под ног.
Двумя месяцами спустя «Ведомости» писали в разделе «Происшествия», что в Неве всплыл труп пропавшего Волкольникова.
Михаил Булгаков
«Бабушка, между тем, уже разлила масло» — заявил маг.
«Сейчас мы тебя разъясним», - подумал Волков и мигнув за спиной мага Ивану, сорвался с места. За трамвайными путями, на стене, был телефон.
Прямо у турникета Волкова напугал неожиданно вскочивший со скамейки вертлявый господин который надтреснутым голосом объявил: « Вам к турникету? Сюда пожалуйста!».
Волков успел заметить трамвай, взялся рукой за турникет, вдруг ноги его поехали, и его неудержимо понесло на рельсы…
Взвизгнули тормоза, зазвенели стекла и темный, круглый предмет, запрыгав покатился на мостовую. Это была голова Волкова.
Вагоновожатая, молодая девушка в красной беретке закрыла руками лицо, в котором не было ни кровинки.
Венедикт Ерофеев
Красная Шапочка смотрела на трясущиеся руки и свалявшийся серый хвост.
— Так что же ты здесь по лесу так и шляешься как по&банный?
— Так разве ж я по&банный! Просто немотствуют уста…
— А у меня красненькое есть в корзинке.
— Красненькое? Холодненькое?
— Конечно. И херес наверное остался. Грамм 800.
Волк схватил корзинку, ловко выдернул из нее одну из бутылок и откупорил ее одним ударом о березу. И немедленно выпил. После этого сожрал Красную Шапочку и пробормотал: „Чтобы не сблевать. А все эти писательские анекдоты — от дряблости воображения, от недостатка полета мысли; вот откуда эти нелепые анекдоты… “
@Си, ссылку уберу. Пусть у нас будет.
Волкольников проснулся хмурым летним утром, в своей угловой, стылой комнатенке. Настроение его было мрачно. Постоянные финансовые трудности, вызванные дорогой столичной жизнью, скудность питания доводили его порой до полного отвращения к жизни. Единственным средством спасти свое положение виделось ему кража. Стяжать деньги было просто. Известно было, что некая особа, регулярно ходит через лес. Имея в корзинке под пирожками известные суммы. Он решился. По какому-то странному наитию
выходя из дома он сунул под тулуп топор.
На темной тропинке показался чей-то силуэт. Волкольников кинулся к нему, пытаясь вырвать из рук корзинку. Завязалась борьба. Силы оказались неравны, Волкольников чувствовал, что его сейчас скрутят. Тогда он вытащил топор и с размаху стукнул два раза. Тело соперника обмякло.
Оказалось, что денег в корзинке нет. И его противником была старуха. Волкольников почувствовал, что земля уходит из-под ног.
Двумя месяцами спустя «Ведомости» писали в разделе «Происшествия», что в Неве всплыл труп пропавшего Волкольникова.
Михаил Булгаков
«Бабушка, между тем, уже разлила масло» — заявил маг.
«Сейчас мы тебя разъясним», - подумал Волков и мигнув за спиной мага Ивану, сорвался с места. За трамвайными путями, на стене, был телефон.
Прямо у турникета Волкова напугал неожиданно вскочивший со скамейки вертлявый господин который надтреснутым голосом объявил: « Вам к турникету? Сюда пожалуйста!».
Волков успел заметить трамвай, взялся рукой за турникет, вдруг ноги его поехали, и его неудержимо понесло на рельсы…
Взвизгнули тормоза, зазвенели стекла и темный, круглый предмет, запрыгав покатился на мостовую. Это была голова Волкова.
Вагоновожатая, молодая девушка в красной беретке закрыла руками лицо, в котором не было ни кровинки.
Венедикт Ерофеев
Красная Шапочка смотрела на трясущиеся руки и свалявшийся серый хвост.
— Так что же ты здесь по лесу так и шляешься как по&банный?
— Так разве ж я по&банный! Просто немотствуют уста…
— А у меня красненькое есть в корзинке.
— Красненькое? Холодненькое?
— Конечно. И херес наверное остался. Грамм 800.
Волк схватил корзинку, ловко выдернул из нее одну из бутылок и откупорил ее одним ударом о березу. И немедленно выпил. После этого сожрал Красную Шапочку и пробормотал: „Чтобы не сблевать. А все эти писательские анекдоты — от дряблости воображения, от недостатка полета мысли; вот откуда эти нелепые анекдоты… “
@Си, ссылку уберу. Пусть у нас будет.
- Местное время
- 18:00
- Регистрация
- 1 Янв 2016
- Сообщения
- 191,406
- Репутация
- 2,535
- Уровень
- 2
- Награды
- 20
- Местоположение
- Москва
- Пол
- Мужской
Сэмюэл Беккет
Я нахожусь в комнате бабушки. По правде сказать, не знаю была ли она мертва, когда я прибыл сюда? В том смысле, чтобы уже можно было похоронить. Итак, я видел, как Красная Шапочка и Волк медленно шли навстречу друг другу, не подозревая об этом. Они шли по дороге удивительно пустынной, без каких бы то ни было изгородей, канав или обочин. Почувствовав приближение другого, они подняли головы и изучали каждый каждого добрых пятнадцать шагов, пока не остановились грудь в грудь. Они повернулись лицом к морю, вознесшемуся высоко в гаснущем небе, там, далеко на востоке, и что-то сказали друг другу. После чего каждый пошел своей дорогой.
Он сказал мне, чтобы я написал отчет. Была не полночь. Не было дождя.
Ильф и Петров
В половине двенадцатого с северо-запада, со стороны деревни Чмаровки, в Старгород вошла молодая особа лет двадцати восьми. За ней бежал беспризорный Серый Волк.
— Тетя! — весело кричал он. — Дай пирожок!
Девушка вынула из кармана налитое яблоко и подала его беспризорному, но тот не отставал. Тогда девушка остановилась, иронически посмотрела на Волка и воскликнула:
— Может быть, тебе дать еще ключ от квартиры, где бабушка спит?
Зарвавшийся Волк понял всю беспочвенность своих претензий и немедленно отстал.
Борис Виан
Зашла в лес поутру, чувствовала себя неважно: в лесу ни души только толпа вчерашних охотников (вернее сказать, вчера они были охотниками, а сегодня так, начинающими пованивать трупами). Один из них, видимо, был еще жив. Он подполз ко мне, попытался сказать что-то, но видимо отсутствие нижней челюсти на привычном месте (он держал ее в руке) мешало ему сделать это.
Наверное, имело смысл облегчить его страдания, но ничего серьезней корзины с пирожками у меня с собой не было. Да и недолго осталось бедняге.
Перепрыгнув через очередного неудавшегося истребителя грозы Тулонского леса, я неожиданно застыла на месте… Мне знаком этот цвет… Цвет горящих маков, цвет стыдливо пахнущих роз, цвет женских секретов…
Кишки какого-то бедолаги, намотанные на молодую березку, цветом напомнили мне дорогой подарок моей grand
n — шапочку.
Я нахожусь в комнате бабушки. По правде сказать, не знаю была ли она мертва, когда я прибыл сюда? В том смысле, чтобы уже можно было похоронить. Итак, я видел, как Красная Шапочка и Волк медленно шли навстречу друг другу, не подозревая об этом. Они шли по дороге удивительно пустынной, без каких бы то ни было изгородей, канав или обочин. Почувствовав приближение другого, они подняли головы и изучали каждый каждого добрых пятнадцать шагов, пока не остановились грудь в грудь. Они повернулись лицом к морю, вознесшемуся высоко в гаснущем небе, там, далеко на востоке, и что-то сказали друг другу. После чего каждый пошел своей дорогой.
Он сказал мне, чтобы я написал отчет. Была не полночь. Не было дождя.
Ильф и Петров
В половине двенадцатого с северо-запада, со стороны деревни Чмаровки, в Старгород вошла молодая особа лет двадцати восьми. За ней бежал беспризорный Серый Волк.
— Тетя! — весело кричал он. — Дай пирожок!
Девушка вынула из кармана налитое яблоко и подала его беспризорному, но тот не отставал. Тогда девушка остановилась, иронически посмотрела на Волка и воскликнула:
— Может быть, тебе дать еще ключ от квартиры, где бабушка спит?
Зарвавшийся Волк понял всю беспочвенность своих претензий и немедленно отстал.
Борис Виан
Зашла в лес поутру, чувствовала себя неважно: в лесу ни души только толпа вчерашних охотников (вернее сказать, вчера они были охотниками, а сегодня так, начинающими пованивать трупами). Один из них, видимо, был еще жив. Он подполз ко мне, попытался сказать что-то, но видимо отсутствие нижней челюсти на привычном месте (он держал ее в руке) мешало ему сделать это.
Наверное, имело смысл облегчить его страдания, но ничего серьезней корзины с пирожками у меня с собой не было. Да и недолго осталось бедняге.
Перепрыгнув через очередного неудавшегося истребителя грозы Тулонского леса, я неожиданно застыла на месте… Мне знаком этот цвет… Цвет горящих маков, цвет стыдливо пахнущих роз, цвет женских секретов…
Кишки какого-то бедолаги, намотанные на молодую березку, цветом напомнили мне дорогой подарок моей grand
n — шапочку.
- Местное время
- 18:00
- Регистрация
- 1 Янв 2016
- Сообщения
- 191,406
- Репутация
- 2,535
- Уровень
- 2
- Награды
- 20
- Местоположение
- Москва
- Пол
- Мужской
Кастанеда
Я подошел с ней и хотел сказать о том, какая у нее красивая шапочка, но она заговорила первой:
— Рыхлые края и плотный центр, — сказала она, указывая на шапочку. Ее замечание настолько совпало с тем, что я собирался сказать, что я подскочил.
— Только что собирался сказать тебе о шапочке.
— Значит, я тебя опередила, — сказала она и засмеялась с детской непосредственностью.
Я спросил, не может ли она ответить мне на несколько вопросов.
— Что тебя интересует?
— То, что ты сказала мне вчера днем о пирожках очень взволновало меня. Никак не могу понять, что ты имеешь ввиду?
— Конечно ты не можешь этого понять. Ты пытаешься думать об этом, а то, что я сказала, не совпадает с твоими мыслями.
— Я пытаюсь об это думать, потому что лично для меня это единственный способ что-нибудь поесть…
Франсуа Рабле
В лесу волк, обратясь к красной шапочке, полюбопытствовал, из какого она края и откуда и куда путь держит. К. Ш. ответила:
— Государь! Я из Сен-Жну, что в Берри. Иду я к Бабушке, в Сен-Себастьян, что близ Натта, то там, то здесь устраивая привалы.
— Так, так, — молвил Волк. — А зачем вы ходили в Сан-Себастьян?
— Я ходила туда единственно за тем, чтобы отнести Бабуше пирожков, чтобы подкрепиться, наестся, наполнить свой живот для избавления от чувства голода.
— Что? — воскликнул Волк. — Это лжебабушки распространяют подобные суеверия? Это все равно как у Гомера на греческое войско насылает чуму Аполлон, а другие поэты выдумывают сонмище разных Вейовисов и злых родственников. Так же вот в Сине некий ханжа поучал, что святой Антоний палит огнем, святой Евпаторий насылает водянку, святой Гильда — сумасшествие, святой Жну — … …
Милорад Павич
Красница Шапич выросла на окраине дремучего леса, в котором испокон веков охотились юные девственницы, поэтому грибы и ягоды из этого леса никто не покупал и не продавал, это считалось грехом.
Родилась она крепкой, звонкоголосой, с одним мужским ухом и одним женским, так что понимала ровно половину из того, что ей говорят; она была такой быстрой, что могла взглядом освежевать коня на скаку, а на воскресной молитве зашпиливала булавкой себе губы, чтоб нечаянно не выкусить какое-нибудь слово из вторника.
А жила Красница Шапич с матерью вдвоем в доме, который можно было назвать музыкальным: при его постройке архитектор вместо чертежа воспользовался нотной записью старинной песни «Хвалилася хваленая девица», ныне утраченной. Если ловцы песен забредали в эти края, Красница отрезала им серпом яйца.
Когда яиц набралась полная корзина, ее мать покачала головой, вытянула руки, снова убедилась, что ногти на левой растут гораздо быстрее, чем на правой, пересчитала ногти своими толстыми, как подушки, губами и сказала дочери:
— Запомни: в смерти, не то что в жизни, выдох важнее вдоха. Смерть себе выбирай тщательней, чем одежду или друга, потому что смерть, как и всякое другое имущество, может перейти по наследству к кому-нибудь из твоих потомков. Возможно, ты умрешь той же смертью, что я или твоя бабушка. Иди отнеси ей эту корзину.
В это время Вучко Волчич видел их обеих во сне.
Я подошел с ней и хотел сказать о том, какая у нее красивая шапочка, но она заговорила первой:
— Рыхлые края и плотный центр, — сказала она, указывая на шапочку. Ее замечание настолько совпало с тем, что я собирался сказать, что я подскочил.
— Только что собирался сказать тебе о шапочке.
— Значит, я тебя опередила, — сказала она и засмеялась с детской непосредственностью.
Я спросил, не может ли она ответить мне на несколько вопросов.
— Что тебя интересует?
— То, что ты сказала мне вчера днем о пирожках очень взволновало меня. Никак не могу понять, что ты имеешь ввиду?
— Конечно ты не можешь этого понять. Ты пытаешься думать об этом, а то, что я сказала, не совпадает с твоими мыслями.
— Я пытаюсь об это думать, потому что лично для меня это единственный способ что-нибудь поесть…
Франсуа Рабле
В лесу волк, обратясь к красной шапочке, полюбопытствовал, из какого она края и откуда и куда путь держит. К. Ш. ответила:
— Государь! Я из Сен-Жну, что в Берри. Иду я к Бабушке, в Сен-Себастьян, что близ Натта, то там, то здесь устраивая привалы.
— Так, так, — молвил Волк. — А зачем вы ходили в Сан-Себастьян?
— Я ходила туда единственно за тем, чтобы отнести Бабуше пирожков, чтобы подкрепиться, наестся, наполнить свой живот для избавления от чувства голода.
— Что? — воскликнул Волк. — Это лжебабушки распространяют подобные суеверия? Это все равно как у Гомера на греческое войско насылает чуму Аполлон, а другие поэты выдумывают сонмище разных Вейовисов и злых родственников. Так же вот в Сине некий ханжа поучал, что святой Антоний палит огнем, святой Евпаторий насылает водянку, святой Гильда — сумасшествие, святой Жну — … …
Милорад Павич
Красница Шапич выросла на окраине дремучего леса, в котором испокон веков охотились юные девственницы, поэтому грибы и ягоды из этого леса никто не покупал и не продавал, это считалось грехом.
Родилась она крепкой, звонкоголосой, с одним мужским ухом и одним женским, так что понимала ровно половину из того, что ей говорят; она была такой быстрой, что могла взглядом освежевать коня на скаку, а на воскресной молитве зашпиливала булавкой себе губы, чтоб нечаянно не выкусить какое-нибудь слово из вторника.
А жила Красница Шапич с матерью вдвоем в доме, который можно было назвать музыкальным: при его постройке архитектор вместо чертежа воспользовался нотной записью старинной песни «Хвалилася хваленая девица», ныне утраченной. Если ловцы песен забредали в эти края, Красница отрезала им серпом яйца.
Когда яиц набралась полная корзина, ее мать покачала головой, вытянула руки, снова убедилась, что ногти на левой растут гораздо быстрее, чем на правой, пересчитала ногти своими толстыми, как подушки, губами и сказала дочери:
— Запомни: в смерти, не то что в жизни, выдох важнее вдоха. Смерть себе выбирай тщательней, чем одежду или друга, потому что смерть, как и всякое другое имущество, может перейти по наследству к кому-нибудь из твоих потомков. Возможно, ты умрешь той же смертью, что я или твоя бабушка. Иди отнеси ей эту корзину.
В это время Вучко Волчич видел их обеих во сне.
- Местное время
- 18:00
- Регистрация
- 1 Янв 2016
- Сообщения
- 191,406
- Репутация
- 2,535
- Уровень
- 2
- Награды
- 20
- Местоположение
- Москва
- Пол
- Мужской
Александра Маринина
Настя Каменская задумчиво отхлебнула кофе.
— Воля твоя, Юр, не нравится мне поведение этой старушки. Сам посуди: живет себе бабулька тихо, как мышка, и никаких с ней проблем. Но как только она переписала свой домик на внучку, тут же к ней является таинственный визитер, и старушка резко меняет все повадки, образ жизни и даже внешность!
— А визитер точно был? — спросил Коротков.
— Да, его вспомнили соседи! Когда наш Мишаня их опрашивал по делу об исчезновении внучки, несколько человек показали, что слышали ночью, как к бабушке постучали и она ответила «Дерни за веревочку, дверь откроется!» И с той самой ночи бабушка стала громче топать, повадилась выть на луну и даже лаять. Соседей в гости пускать перестала. А те, кто видел ее в окно, отмечают, что лицо под ее обычным платочком вроде бы стало каким-то волосатым.
— Возможно, это гормональное расстройство на почве нечистой совести, — вмешался Лесников. — У нас подобное было с учителем, помните дело о близнецах?
— Да, похоже, — вздохнула Настя и закурила. — Но вот ведь какая еще задачка: документы-то у внучки поддельные! Бабушка указала адрес, по которому эта внучка не проживала ни временно, ни постоянно. И паспортные данные липовые.
Таким образом, то, что никакой внучки никогда не было в природе, можно считать доказанным. Следующий вопрос: существует ли бабушка?
Юлиан Семенов
Охотник только что получил сообщение из центра дешифровки о событиях на конспиративной явке бабушки в Берне. Он снова достал из сейфа личное дело Красной Шапочки.
«Истинная арийка. Характер нордический, стойкий. Безукоризненно выполняет служебный долг. Беспощадна к врагам рейха.»
Эта подойдет — подумал Охотник — эта подойдет. Он нетерпеливо нажал кнопку вызова.
— Битнер, пригласите ко мне Красную Шапочку. И где, где пирожки! Я вам сказал три, а не два! Это не ерунда, это совсем даже не ерунда, дружище Битнер. Особенно в таком деле!
А тем временем Волк спал. Он спал глубоко и спокойно, но ровно через 5 минут он проснется. Эта привычка выработалась с годами, а сейчас он мирно спал на дороге Берн-Берлин…
Настя Каменская задумчиво отхлебнула кофе.
— Воля твоя, Юр, не нравится мне поведение этой старушки. Сам посуди: живет себе бабулька тихо, как мышка, и никаких с ней проблем. Но как только она переписала свой домик на внучку, тут же к ней является таинственный визитер, и старушка резко меняет все повадки, образ жизни и даже внешность!
— А визитер точно был? — спросил Коротков.
— Да, его вспомнили соседи! Когда наш Мишаня их опрашивал по делу об исчезновении внучки, несколько человек показали, что слышали ночью, как к бабушке постучали и она ответила «Дерни за веревочку, дверь откроется!» И с той самой ночи бабушка стала громче топать, повадилась выть на луну и даже лаять. Соседей в гости пускать перестала. А те, кто видел ее в окно, отмечают, что лицо под ее обычным платочком вроде бы стало каким-то волосатым.
— Возможно, это гормональное расстройство на почве нечистой совести, — вмешался Лесников. — У нас подобное было с учителем, помните дело о близнецах?
— Да, похоже, — вздохнула Настя и закурила. — Но вот ведь какая еще задачка: документы-то у внучки поддельные! Бабушка указала адрес, по которому эта внучка не проживала ни временно, ни постоянно. И паспортные данные липовые.
Таким образом, то, что никакой внучки никогда не было в природе, можно считать доказанным. Следующий вопрос: существует ли бабушка?
Юлиан Семенов
Охотник только что получил сообщение из центра дешифровки о событиях на конспиративной явке бабушки в Берне. Он снова достал из сейфа личное дело Красной Шапочки.
«Истинная арийка. Характер нордический, стойкий. Безукоризненно выполняет служебный долг. Беспощадна к врагам рейха.»
Эта подойдет — подумал Охотник — эта подойдет. Он нетерпеливо нажал кнопку вызова.
— Битнер, пригласите ко мне Красную Шапочку. И где, где пирожки! Я вам сказал три, а не два! Это не ерунда, это совсем даже не ерунда, дружище Битнер. Особенно в таком деле!
А тем временем Волк спал. Он спал глубоко и спокойно, но ровно через 5 минут он проснется. Эта привычка выработалась с годами, а сейчас он мирно спал на дороге Берн-Берлин…
- Местное время
- 18:00
- Регистрация
- 1 Янв 2016
- Сообщения
- 191,406
- Репутация
- 2,535
- Уровень
- 2
- Награды
- 20
- Местоположение
- Москва
- Пол
- Мужской
Ketti Stelmax
Сёма и серый волк
(еврейская народная сказка).
Возле леса, возле речки жил один еврей в местечке
Со своей супругой Ривой, жил, как Бог ему судил,
И у этой пары дома подрастал сыночек Сёма,
Oн всегда, зимой и летом, в красной кипочке ходил.
В красной кипочке шелковой, сам начитанный, толковый,
Mатеринскою любовью и вниманием согрет.
Ой, дэр татэ мыди бэйнэр, ой, а ингэлэ а шэйнэр,
То есть, форменный красавец - хоть пиши с него портрет
А за лесом, на опушке, в однобедрумной избушке,
У глухого буерака, где растёт чертополох,
Проживала Баба Роза - жертва остеохондроза,
По анкете, между прочим - Роза Львовна Шляпентох.
Ой, у бабушки-старушки ни укропа, ни петрушки,
Никаких деликатесов, только хлебушка кусок.
Были гуси, были шкварки, а теперь - одни припарки,
Всё, как в песне: здравствуй, поле, я твой тонкий колосок!
Но зато у Мамы Ривы - куры, гуси, вишни, сливы,
Гоголь-моголь для сыночка - он на всё горазд и спор:
В красной кипочке гуляет и на скрипочке играет,
И не просто “чижик-пыжик” - гамму ля-бемоль-мажор!
И когда утихла гамма, говорит сыночку мама:
“Надо бабушку уважить, как ведётся на Руси.
Положи смычок на полку и бери, сынок, кошёлку
И кошерные продукты Бабе Розе отнеси.”
А в кошёлку Мама Рива уложила всё красиво:
Фаршированную рыбу с хреном в баночке от шпрот,
Яйца свежие в мешочке и гусиный жир в горшочке,
Деруны на постном масле и, конечно же, компот.
Вот идёт по лесу Сёма, и тропа ему знакома.
Помощь бабушке-старушке - вот его священный долг!
В красной кипочке из шёлка он идёт, в руке кошёлка,
Ничего не замечает, а ему навстречу - Волк.
Волк Иванович Свиридов - из матёрых инвалидов,
Пострадал уже однажды, обмануть его хитро:
Он был ранен в ягодицу, потому что съел девицу
В красной шапочке из сказки Шарля, кажется, Перро.
Волк сперва стоит на стрёме, а потом подходит к Сёме,
Говорит: “Шолом Алейхем! Что за шухер? Тихо, ша!
Ты куда идёшь, пархатый, и чего несёшь из хаты?”
И ему на это Сёма отвечает, не спеша:
“Мне смешны твои угрозы! Я несу для Бабы Розы
Фаршированную рыбу с хреном в баночке от шпрот,
Яйца свежие в мешочке и гусиный жир в горшочке,
Деруны на постном масле и, конечно же, компот.
В предвкушенье пищи сладкой облизнулся Волк украдкой,
Говорит он: “Бабе Розе эти яства не нужны.
Я всю жизнь по лесу рыщу, обожаю вашу пищу -
Фаршированную рыбу и особо - деруны.
А компот, в конечном счёте, посильней, чем “Фауст” Гёте,
Так что нечего мне баки забивать своей мурой”.
“Ни за что я злому Волку не отдам свою кошёлку!”
Отвечает Волку Сёма - в красной кипочке герой.
Ты, приятель, из аидов, ну а я - из инвалидов,
Мне положена диета на гусином на жиру!
Что ж ты, красная ермолка, обижаешь злого Волка?
Я сейчас пойду и с ходу твою бабушку сожру.
Не пойми меня превратно - понесёшь тогда обратно
Фаршированную рыбу с хреном в баночке от шпрот,
Яйца свежие в мешочке и гусиный жир в горшочке,
Деруны на постном масле и, конечно же, компот.”
“Ты мне бабушку не трогай - покараю мерой строгой!” -
Красной кипочкой качая, Сёма Волку говорит.
“Что ж я, вместо Бабы Розы должен есть кору с берёзы?”
Очень нагло отвечает этот злобный инвалид,
И помчался на опушку кушать бабушку-старушку,
По анкете, между прочим, Розу Львовну Шляпентох.
Волк - он тоже знанье копит, у него громадный опыт
Поедания старушек всех народов и эпох!
В это время Роза Львовна (так зовут её условно)
На трёхногом табурете восседает у окна.
В однобедрумной избушке нет ни крошки, ни горбушки,
Оттого-то Баба Роза, как собака, голодна.
Принести ей должен внучек много разных вкусных штучек -
Фаршированную рыбу с хреном в баночке от шпрот,
Яйца свежие в мешочке и гусиный жир в горшочке,
Деруны на постном масле и, конечно же, компот.
А пока что Баба Роза в состоянии психоза:
Голод, знаете, не тётка, всё померкло, мир умолк,
Головная боль, икота… Вдруг стучится в двери кто-то.
“Кто там?” спрашивает Роза, а в ответ ей: “Это Волк!”
“Удивительное дело - я б сейчас и Волка съела!”
Так подумала старушка, открывает Волку дверь.
Тот сидит в смиренной позе, говорит он Бабе Розе:
“Ты меня бы в дом пустила. Не пугайся - чай, не зверь!”
А в мозгу у злого Волка бьётся мысль такого толка:
“Мол, сожру её, старушку, буду к мольбам глух и нем,
Сам оденусь Бабой Розой, и с такой метаморфозой
Стану ждать внучонка Сёму, и его я тоже съем.
Съем и красную ермолку, и с продуктами кошёлку -
Фаршированную рыбу с хреном в баночке от шпрот,
Яйца свежие в мешочке и гусиный жир в горшочке,
Деруны на постном масле и, конечно же, компот.”
“Ходят, бабка, злые слухи, что помрём мы с голодухи,”
Волк своею гнусной мордой Бабе Розе тычет в бок.
“Ты была бы человеком - поскребла бы по сусекам,
Может быть, нашла чего бы, испекли бы колобок.”
Но старушка Роза Львовна смотрит прямо, дышит ровно.
Ой, сегодня будет кто-то Бабе Розе на обед!
Вот она подходит к Волку и берёт его за холку,
А потом как рот разинет - ам! И всё, и Волка нет.
Волк как пища - безыскусный, некошерный и невкусный,
Если нет альтернативы - утоляет аппетит,
Возникает сытость, дрёма… Зохен вэй, а где же Сёма?
Сёма всё ещё по лесу в красной кипочке бежит.
Он бежит, роняя слёзы, и несёт для Бабы Розы
Фаршированную рыбу с хреном в баночке от шпрот,
Яйца свежие в мешочке и гусиный жир в горшочке,
Деруны на постном масле и, конечно же, компот.
Cёма ёжится с опаской - он знаком с народной сказкой,
Где несложная интрига разрешается в конце:
Вот приходит он в избушку, Волк уже сожрал старушку
И лежит под одеялом в бабы-розином чепце,
И пойдут, пойдут вопросы, как назойливые осы
Почему глаза большие? Почему большой живот?
Почему большие уши? Ой, спасите наши души,
Сколько можно этой сказкой без конца дурить народ?
Но глядит - жива старушка! Где моя большая кружка?
В нашей сказке, кроме Волка, всем героям повезло!
Здесь пора остановиться. Будем петь и веселиться,
Алэ соным афцалухес, то есть - всем врагам назло!
Прекратим глотать лекарства, будем есть сплошные яства -
Фаршированную рыбу с хреном в баночке от шпрот,
Яйца свежие в мешочке и гусиный жир в горшочке,
Деруны на постном масле и, конечно же, компот.
Татьяна Толстая
Вот радость-то какая, светлый праздничек: вышел первый номер журнала “Red Hat - Linux, Embedded Linux and Open Source Solutions”. Красивое имя - высокая честь; название представляется мне неблагозвучным для русского уха, а потому буду называть журнал “Красная Шапочка”. Вообще говоря, после этих слов все про журнал понятно, все предсказуемо, и можно прекратить писать рецензию.
Джозеф Хеллер
Волк брел по лесу без какой-то определенной цели. По общему мнению его товарищей, охотиться на маленьких девочек - моветон. К сожалению, маленькие девочки об этом не знали. Впрочем, ещё ни одного волка не останавливали предрассудки. Об этом маленькие девочки не знали тоже. В таком блаженном неведении Красная Шапочка и шла к бабушке по тропинке.
Ей вряд ли вообще приходила в голову мысль, что в лесу водятся волки. А если и приходила, то поспешила восвояси.
Красная шапочка была озабочена другим: как избежать утомительных визитов к старухе, отнимавших целый день, а вместо этого пойти с подругами гулять, или, ещё лучше, отправиться на пляж с соседским мальчиком. Быть съеденной волком представляло собой половинчатое решение: к бабушке, конечно, можно уже не ходить, но и гулять на пляж не получится.
Сёма и серый волк
(еврейская народная сказка).
Возле леса, возле речки жил один еврей в местечке
Со своей супругой Ривой, жил, как Бог ему судил,
И у этой пары дома подрастал сыночек Сёма,
Oн всегда, зимой и летом, в красной кипочке ходил.
В красной кипочке шелковой, сам начитанный, толковый,
Mатеринскою любовью и вниманием согрет.
Ой, дэр татэ мыди бэйнэр, ой, а ингэлэ а шэйнэр,
То есть, форменный красавец - хоть пиши с него портрет
А за лесом, на опушке, в однобедрумной избушке,
У глухого буерака, где растёт чертополох,
Проживала Баба Роза - жертва остеохондроза,
По анкете, между прочим - Роза Львовна Шляпентох.
Ой, у бабушки-старушки ни укропа, ни петрушки,
Никаких деликатесов, только хлебушка кусок.
Были гуси, были шкварки, а теперь - одни припарки,
Всё, как в песне: здравствуй, поле, я твой тонкий колосок!
Но зато у Мамы Ривы - куры, гуси, вишни, сливы,
Гоголь-моголь для сыночка - он на всё горазд и спор:
В красной кипочке гуляет и на скрипочке играет,
И не просто “чижик-пыжик” - гамму ля-бемоль-мажор!
И когда утихла гамма, говорит сыночку мама:
“Надо бабушку уважить, как ведётся на Руси.
Положи смычок на полку и бери, сынок, кошёлку
И кошерные продукты Бабе Розе отнеси.”
А в кошёлку Мама Рива уложила всё красиво:
Фаршированную рыбу с хреном в баночке от шпрот,
Яйца свежие в мешочке и гусиный жир в горшочке,
Деруны на постном масле и, конечно же, компот.
Вот идёт по лесу Сёма, и тропа ему знакома.
Помощь бабушке-старушке - вот его священный долг!
В красной кипочке из шёлка он идёт, в руке кошёлка,
Ничего не замечает, а ему навстречу - Волк.
Волк Иванович Свиридов - из матёрых инвалидов,
Пострадал уже однажды, обмануть его хитро:
Он был ранен в ягодицу, потому что съел девицу
В красной шапочке из сказки Шарля, кажется, Перро.
Волк сперва стоит на стрёме, а потом подходит к Сёме,
Говорит: “Шолом Алейхем! Что за шухер? Тихо, ша!
Ты куда идёшь, пархатый, и чего несёшь из хаты?”
И ему на это Сёма отвечает, не спеша:
“Мне смешны твои угрозы! Я несу для Бабы Розы
Фаршированную рыбу с хреном в баночке от шпрот,
Яйца свежие в мешочке и гусиный жир в горшочке,
Деруны на постном масле и, конечно же, компот.
В предвкушенье пищи сладкой облизнулся Волк украдкой,
Говорит он: “Бабе Розе эти яства не нужны.
Я всю жизнь по лесу рыщу, обожаю вашу пищу -
Фаршированную рыбу и особо - деруны.
А компот, в конечном счёте, посильней, чем “Фауст” Гёте,
Так что нечего мне баки забивать своей мурой”.
“Ни за что я злому Волку не отдам свою кошёлку!”
Отвечает Волку Сёма - в красной кипочке герой.
Ты, приятель, из аидов, ну а я - из инвалидов,
Мне положена диета на гусином на жиру!
Что ж ты, красная ермолка, обижаешь злого Волка?
Я сейчас пойду и с ходу твою бабушку сожру.
Не пойми меня превратно - понесёшь тогда обратно
Фаршированную рыбу с хреном в баночке от шпрот,
Яйца свежие в мешочке и гусиный жир в горшочке,
Деруны на постном масле и, конечно же, компот.”
“Ты мне бабушку не трогай - покараю мерой строгой!” -
Красной кипочкой качая, Сёма Волку говорит.
“Что ж я, вместо Бабы Розы должен есть кору с берёзы?”
Очень нагло отвечает этот злобный инвалид,
И помчался на опушку кушать бабушку-старушку,
По анкете, между прочим, Розу Львовну Шляпентох.
Волк - он тоже знанье копит, у него громадный опыт
Поедания старушек всех народов и эпох!
В это время Роза Львовна (так зовут её условно)
На трёхногом табурете восседает у окна.
В однобедрумной избушке нет ни крошки, ни горбушки,
Оттого-то Баба Роза, как собака, голодна.
Принести ей должен внучек много разных вкусных штучек -
Фаршированную рыбу с хреном в баночке от шпрот,
Яйца свежие в мешочке и гусиный жир в горшочке,
Деруны на постном масле и, конечно же, компот.
А пока что Баба Роза в состоянии психоза:
Голод, знаете, не тётка, всё померкло, мир умолк,
Головная боль, икота… Вдруг стучится в двери кто-то.
“Кто там?” спрашивает Роза, а в ответ ей: “Это Волк!”
“Удивительное дело - я б сейчас и Волка съела!”
Так подумала старушка, открывает Волку дверь.
Тот сидит в смиренной позе, говорит он Бабе Розе:
“Ты меня бы в дом пустила. Не пугайся - чай, не зверь!”
А в мозгу у злого Волка бьётся мысль такого толка:
“Мол, сожру её, старушку, буду к мольбам глух и нем,
Сам оденусь Бабой Розой, и с такой метаморфозой
Стану ждать внучонка Сёму, и его я тоже съем.
Съем и красную ермолку, и с продуктами кошёлку -
Фаршированную рыбу с хреном в баночке от шпрот,
Яйца свежие в мешочке и гусиный жир в горшочке,
Деруны на постном масле и, конечно же, компот.”
“Ходят, бабка, злые слухи, что помрём мы с голодухи,”
Волк своею гнусной мордой Бабе Розе тычет в бок.
“Ты была бы человеком - поскребла бы по сусекам,
Может быть, нашла чего бы, испекли бы колобок.”
Но старушка Роза Львовна смотрит прямо, дышит ровно.
Ой, сегодня будет кто-то Бабе Розе на обед!
Вот она подходит к Волку и берёт его за холку,
А потом как рот разинет - ам! И всё, и Волка нет.
Волк как пища - безыскусный, некошерный и невкусный,
Если нет альтернативы - утоляет аппетит,
Возникает сытость, дрёма… Зохен вэй, а где же Сёма?
Сёма всё ещё по лесу в красной кипочке бежит.
Он бежит, роняя слёзы, и несёт для Бабы Розы
Фаршированную рыбу с хреном в баночке от шпрот,
Яйца свежие в мешочке и гусиный жир в горшочке,
Деруны на постном масле и, конечно же, компот.
Cёма ёжится с опаской - он знаком с народной сказкой,
Где несложная интрига разрешается в конце:
Вот приходит он в избушку, Волк уже сожрал старушку
И лежит под одеялом в бабы-розином чепце,
И пойдут, пойдут вопросы, как назойливые осы
Почему глаза большие? Почему большой живот?
Почему большие уши? Ой, спасите наши души,
Сколько можно этой сказкой без конца дурить народ?
Но глядит - жива старушка! Где моя большая кружка?
В нашей сказке, кроме Волка, всем героям повезло!
Здесь пора остановиться. Будем петь и веселиться,
Алэ соным афцалухес, то есть - всем врагам назло!
Прекратим глотать лекарства, будем есть сплошные яства -
Фаршированную рыбу с хреном в баночке от шпрот,
Яйца свежие в мешочке и гусиный жир в горшочке,
Деруны на постном масле и, конечно же, компот.
Татьяна Толстая
Вот радость-то какая, светлый праздничек: вышел первый номер журнала “Red Hat - Linux, Embedded Linux and Open Source Solutions”. Красивое имя - высокая честь; название представляется мне неблагозвучным для русского уха, а потому буду называть журнал “Красная Шапочка”. Вообще говоря, после этих слов все про журнал понятно, все предсказуемо, и можно прекратить писать рецензию.
Джозеф Хеллер
Волк брел по лесу без какой-то определенной цели. По общему мнению его товарищей, охотиться на маленьких девочек - моветон. К сожалению, маленькие девочки об этом не знали. Впрочем, ещё ни одного волка не останавливали предрассудки. Об этом маленькие девочки не знали тоже. В таком блаженном неведении Красная Шапочка и шла к бабушке по тропинке.
Ей вряд ли вообще приходила в голову мысль, что в лесу водятся волки. А если и приходила, то поспешила восвояси.
Красная шапочка была озабочена другим: как избежать утомительных визитов к старухе, отнимавших целый день, а вместо этого пойти с подругами гулять, или, ещё лучше, отправиться на пляж с соседским мальчиком. Быть съеденной волком представляло собой половинчатое решение: к бабушке, конечно, можно уже не ходить, но и гулять на пляж не получится.
- Местное время
- 18:00
- Регистрация
- 1 Янв 2016
- Сообщения
- 191,406
- Репутация
- 2,535
- Уровень
- 2
- Награды
- 20
- Местоположение
- Москва
- Пол
- Мужской
Говард Лавкрафт
Даже в ночном кошмаре не могла представить Красная Шапочка, с чем ей придется столкнуться к лесу, какие невообразимые кошмары придется вынести ее неокрепшему детскому рассудку. Ужас липкой пеленой словно сковывал ее и без того маленькие шаги и растекался по телу, когда она видела будто бы движение огромной серой массы между стволами вековых деревьев.
Лишь мысль о том, что бабушка ждет ее с пирожками не позволяла ей впасть в бескрайние пучины безумия и она цеплялась за нее, словно за круг, брошенный за борт.
Харуки Мураками
Впервые волк встретился с ней летом 1800 года, в небольшом ресторанчике, название которого давно уже выветрилось из его памяти.
Стояла жаркая погода и он заказал воду со льдом. В музыкальном аппарате звучала какая-то из последних симфоний Моцарта и молодая парочка медленно кружилась в танце. Волк смотрел на них со смешанным чувством жалости и зависти.
- Привет. - Сказала она, подсев к нему за столик.
Если бы волка потом попросили описать ее лицо, он лишь беспомощно развел бы руками. Зато он и много лет спустя помнил в малейших подробностях ее красную шапочку.
- Привет. - Ответил волк, сделав глоток из стакана.
- Потанцуем? - Спросила она.
- Нет, спасибо.
- Почему? - Искренне удивилась она, на мгновение даже перестав болтать ногами под столом. - Не любишь Моцарта?
- Не люблю танцевать. - Ответил волк честно.
- Да ладно. - Улыбнулась она. - Пойдем. Тебе же все равно совершенно нечем заняться.
Она протянула волку тоненькую ладошку и вытащила из-за стола.
Этой же ночью они переспали и больше волк никогда ее не видел. В последнее время он сильно сдал и проводит большую часть жизни на набережной, наслаждаясь налетающим с моря свежим ветром. Лишь иногда вздрагивает и начинает близоруко всматриваться, когда замечает в толпе какую-нибудь девушку в красной шапочке, но каждый раз это оказывается другая.
Лукьяненко(MIX)
- Здесь грустно и одиноко, - сказал ключник. – Поговори со мной, путник.
- Я пилот-спец Волков. И мне пришлось ждать завершения трансформации попутчицы в красной шапке. Ведь спецы должны помогать, а не есть друг друга. Но у неё оказалась программа не гетеры или светской львицы как у многих женщин-спецов этой планеты, а шпиона-спец. Мой мир рухнул. Поэтому я хочу уехать из Диптауна.
Даже в ночном кошмаре не могла представить Красная Шапочка, с чем ей придется столкнуться к лесу, какие невообразимые кошмары придется вынести ее неокрепшему детскому рассудку. Ужас липкой пеленой словно сковывал ее и без того маленькие шаги и растекался по телу, когда она видела будто бы движение огромной серой массы между стволами вековых деревьев.
Лишь мысль о том, что бабушка ждет ее с пирожками не позволяла ей впасть в бескрайние пучины безумия и она цеплялась за нее, словно за круг, брошенный за борт.
Харуки Мураками
Впервые волк встретился с ней летом 1800 года, в небольшом ресторанчике, название которого давно уже выветрилось из его памяти.
Стояла жаркая погода и он заказал воду со льдом. В музыкальном аппарате звучала какая-то из последних симфоний Моцарта и молодая парочка медленно кружилась в танце. Волк смотрел на них со смешанным чувством жалости и зависти.
- Привет. - Сказала она, подсев к нему за столик.
Если бы волка потом попросили описать ее лицо, он лишь беспомощно развел бы руками. Зато он и много лет спустя помнил в малейших подробностях ее красную шапочку.
- Привет. - Ответил волк, сделав глоток из стакана.
- Потанцуем? - Спросила она.
- Нет, спасибо.
- Почему? - Искренне удивилась она, на мгновение даже перестав болтать ногами под столом. - Не любишь Моцарта?
- Не люблю танцевать. - Ответил волк честно.
- Да ладно. - Улыбнулась она. - Пойдем. Тебе же все равно совершенно нечем заняться.
Она протянула волку тоненькую ладошку и вытащила из-за стола.
Этой же ночью они переспали и больше волк никогда ее не видел. В последнее время он сильно сдал и проводит большую часть жизни на набережной, наслаждаясь налетающим с моря свежим ветром. Лишь иногда вздрагивает и начинает близоруко всматриваться, когда замечает в толпе какую-нибудь девушку в красной шапочке, но каждый раз это оказывается другая.
Лукьяненко(MIX)
- Здесь грустно и одиноко, - сказал ключник. – Поговори со мной, путник.
- Я пилот-спец Волков. И мне пришлось ждать завершения трансформации попутчицы в красной шапке. Ведь спецы должны помогать, а не есть друг друга. Но у неё оказалась программа не гетеры или светской львицы как у многих женщин-спецов этой планеты, а шпиона-спец. Мой мир рухнул. Поэтому я хочу уехать из Диптауна.
Создайте учетную запись или войдите в систему, чтобы комментировать
Вы должны быть участником, чтобы оставить комментарий
Создать аккаунт
Создайте учетную запись в нашем сообществе. Это просто!
Авторизоваться
У вас уже есть учетная запись? Войдите в систему здесь.