Расскажите самую страшную историю, которую вы знаете!

[Toreador]

Чтобы к обеду было все чисто!

Чудо! ::D:

 

[Marysia Oczkowska]

@Toreador,
::

 

[Граф]

Проклятая могила блаженной Глафиры

Я собирала эту историю как пазл, очищая её от грязи, сплетен и придуманных страшилок. Я чувствовала, что изначально у этой истории был особый посыл и смысл, который никто не понял, и, словно комплексуя, облили обывательской грязью. Я знаю, что случайности не случайны. Когда я впервые услышала эту историю ещё в извращенном виде, то даже не захотела в ней копаться, но прямо после этого, мне стал постоянно попадаться фильм «Пункт назначения». А мысли настойчиво крутили эту историю, такую непохожую и совсем другую, что в какой-то момент я поняла, что надо копаться, надо искать свидетелей, возможно у нас есть свой «Пункт назначения», невыдуманный, а самый что ни на есть настоящий, только российский. И я смогла очистить в мутных водах людских сплетен настоящий самородок, удивительную мистическую историю, которая могла случиться только в нашей стране.
Началась эта история ещё до войны. В одном деревне жил образцовый председатель, Акимыч, и необразцовая доярка, Фрося. Фрося была настолько поверхностной и непробиваемой в своей тупости, что даже в лучшие годы юности мужчины обходили её стороной. Грубая, ограниченная, она как-то смогла по молодости нажить себе дочь, но та оказалась такой же, как и мать, только вдобавок очень ленивая. К сорокам годам Фрося решила родить ещё, и желательно сына. А так как в деревне ничего не скроешь, то вскоре стала известно, что Фрося «нагуляла» от водителя из соседней деревни, человека женатого, неблагонадежного и вороватого. Более всех возмущался Акимыч, поборник нравственности. Он прилюдно стыдил Фросю и обвинял её во всех грехах мирового масштаба, убеждая окружающих, что это из-за таких, как она, происходят все войны и преступления человечества. То ли Акимыч так сильно хотел, чтобы Фрося понесла наказание, то ли возраст сказался, но в итоге родилась умственно неполноценная девочка Глаша. И мать как-то сразу охладела к ребенку и терпела, как вынужденное недоразумение. Зато Акимыч ликовал, и при случае всегда подчёркивал, что ничего хорошего от блуда не рождается. Глаша росла, как сорная трава, бегала целыми днями с маленькими детьми, незлобная, необидчивая, а вместо слов одно мычание.
Когда Глаше едва исполнилось пятнадцать лет, случилась война. Всей деревней провожали призывников, собралась их человек одиннадцать, и среди них любимый сын и гордость Акимыча, Петр. Кто-то плакал, кто-то говорил громкие слова, лишь Акимыч был сух и сдержан, держался достойно, как и полагается председателю совхоза. И в какой-то момент появилась Глашка, и начала кидаться на шею каждому призывнику, со слезами.
«Дурочка, а понимает, сочувствует», - говорили, вытирая слезы местные бабки. Акимыч побагровел, он никогда не скрывал своего брезгливого отношения к незаконнорождённой Глаше, а тут она ещё посмела портить такой момент, и кидаться на шею его образцовому законному сыну. Акимыч стал силой отпихивать Глашу от своего сына, да так отбросил, что у той из карманов посыпалось всё содержимое. Глаша почти у каждого призывника выпрашивала дать что-нибудь, показывая на гребешок, на значок, или платочек. Только у Ромки сироты, ничего не взяла, хотя тот ей, предлагал свой плетеный браслет. А вот у Петьки выпросила шейный платок, который Акимыч вырвал из её рук. Глаша кинулась за платком с истерикой, но Акимыч стукнул её локтем в грудь так, что всем стало неудобно за поведение председателя. Еле как замяли эту некрасивую историю, но шейный платок сына Акимыч так ей и не отдал. Сам лично ему на шею повязал и перекрестил, пока никто не видел.
А потом стали приходить похоронки. Первая похоронка пришла к тете Ромки сироты. У Ромки был больной желудок, данную болезнь он унаследовал от отца, который и до тридцати то не дожил из-за этой хвори. Поэтому Ромку в армию не взяли, лишь добровольцем на фронт. Уже в дороге Ромка стал сильно болеть от солдатского пайка. В военном госпитале было решено сделать ему срочную операцию. Но Ромка не согласился, не хотел переводить на свою хворь медикаменты, которых итак не хватало раненным бойцам Родины. Сам попросился, вместо операции на линию огня. И погиб смертью храбрых в первом же бою. На теле защитника Родины насчитали одиннадцать пулевых ранений. Как и хотел сам Ромка, написав в своем последнем письме тете: «… пусть уж фашист на меня потратит побольше своих проклятых пуль, чем родина бинтов, ведь все равно мне много жить не придется».
А потом похоронка пришла и в дом Акимыча, тот от горя слег в больницу с сердцем, еле как откачали.
Закончилась кровопролитная война, солдаты стали возвращаться домой. И в деревню Акимыча вернулись все девять оставшихся ребят, кто без ноги и руки, кто контуженный и оглохший, но все живые. На что соседние деревни говорили, повезло вам, у нас больше половины не вернулись, а где-то вообще никто, а тут малой кровью отделались. И тут кто-то из внимательных подметил, что каждому вернувшимся солдату Глашка пришла и вернула то, что взяла перед отправкой на фронт. Надо же сохранила, и не забыла. Но самое удивительное было то, что все поняли, вернулись с войны только те, у кого Глашка, что-то взяла перед отправкой. И понеслись в округе разговоры… И упреки жены Акимыча за то, что забрал у Петьки шейный платок, не дал Глашке его спасти… Акимыч злился с пеной у рта, и ещё пуще Глашку ненавидел. А тем временем в дом Глаши побрели паломники, все старались оставить ей что-то личное, дабы протянуть ещё. Не у всех она брала, многим обратно возвращала, но люди хитры и изворотливы, они просто подбрасывали свои вещи ей под подушку. И мать Глаши в этом помогала, ведь ей за такие услуги перепадали гостинцы. Особенно, люди пошли, после того, как до Глаши приехала столетняя старуха, которая умудрилась пережить пятерых мужей, всех своих детей и одного внука. Но всё ей было мало, хотелось пожить ещё. Мучала старуху киста на глазу, которая постоянно ныла и росла, а оперироваться в таком возрасте было очень рискованно. Но как старуха узнала про блаженную Глафиру из дальней деревни, решилась. Уж как не хотела Глашка брать у нее что-то, все равно через мать подкинули. Уехала старуха на операцию и к удивлению самих медиков выжила и восстановилась за считанные дни. Ещё более хлынул народ к Глашке, отчего несчастная девушка стала чахнуть и вскоре умерла без видимых на то причин.
Похоронили Глашу помпезно, с рыданиями и стенаниями, все-таки такой человек рождается один на миллион, а то и реже. А потом приехала та столетняя старуха, сказала Глаша во сне зовет, просить навестить. Пошла на могилку, помянула, а на обратной дороге старуха наконец-то умерла. И другие люди стали приезжать на могилку к Глаше, которые когда-то ей хитростью подбросили свои вещи. Все говорили, Глаша зовет, просит навестить, и на обратной дороге эти люди умирали. Конечно, не всем, она снилась, но все-же . Дурные слухи пошли про неё, припомнили и незаконнорождённый статус, и что в грехе родилась, и что божий человек при таких обстоятельствах не рождается… А ведь до этого, когда к ней все бежали перед операцией и дальней дороги об этом и не вспоминали, не то что говорить…
Вскоре Акимыч, желая хоть как-то поквитаться с Глашей, пусть и после смерти, взяв водителя в помощники, пошел на кладбище. Решил он могилу Глаши отгородить колючей проволокой, чтобы за два метра никто не мог подойти. Благо её могила стояла в стороне ото всех. Да и мать Глаши не тот человек, который будет жаловаться на самоуправство председателя совхоза. Закопали они бревна по периметру и стали проволоку разматывать. Но в какой-то момент Акимычу захотелось подойти и плюнуть на могилу Глаши. И подошел, и плюнул, да так что на эмоциях свой кошелек выронил, прямо на могильный холмик. Не денег Акимычу было жаль, а фотокарточку сына и покойной матери, которые он хранил в кошельке. Поэтому переступив через суеверие, он нагнулся через оградку за кошельком. Кошелек то забрал, но и трех шагов более не сделал. Умер там же возле ненавистной ему могилы блаженной Глаши.
После смерти Акимыча местные старались на кладбище то не ходить. И те, кто когда-то ходил к Глаше, старались об этом не вспоминать. Так как нашлись такие религиозные умники, которые объяснили это как грех, что, дескать, кто ходил к ней, принимал помощь от лукавого. И что не зря её Бог на ум обидел, и от женатого рождена, и родители блудливые, и после смерти не упокоилась… В общем превратили Глашу в какого-то беса, которого все постарались побыстрее забыть.
А в девяностые годы деревня развалилась, и от того погоста не осталось и следа. И лишь эта история, незаслуженно испоганенная на каждый лад и страх людьми, пересказывается умирающими стариками, чья память не дает забыть то, что они так хотели забыть, но почему-то, не смогли. Ту, которая была отмечена удивительным даром спасать, от смерти тех, кому всегда мало…

Автор Галинадар

 

[Luise]

Жила была Земля. А потом на ней завелись люди...
Всё. Это самая страшная история, которую я знаю и вообще могу себе представить. Возможно это даже плагиат. Но всё равно ничего страшней не придумаю.

Звучит, как будто тараканы завелись;)))

 

[Кот]

Звучит, как будто тараканы завелись;)))

Тараканы по сравнению с нами - дар небесный.

 

[Marysia Oczkowska]

@Luise,
А тараканы завелись у людей в головах.

Добавлено через 51 секунду

@Граф,
Жаль девушку. Людское невежество погубило.(

 

[Toreador]

Тараканы по сравнению с нами - дар небесный

Вот зря ты так, просто мы не дали насекомым шанса.
Людей в черном смотрел? Там таракан был малоприятен.::D:

 

[Кот]

Людей в черном смотрел?

Нет.

 

[Marysia Oczkowska]

А это сказка по маленькую ведьмочку, но стремненькая.

Варежка

Этот теплый летний день я и моя внучка Аленка проводили вместе, сидя на скамейке в парке рядом с домом. Восьмилетняя девочка бросала семечки голубям, поспешно подбирающим угощение. Время от времени мимо деловито сновала хорошенькая пушистая белочка. Я оторвал взгляд от газеты. Заглядевшись на зверушку, я задумался. Видимо меня разморило на солнышке и я, прикрыв глаза, задремал.
- Деда, расскажи что-нибудь!
Я вздрогнул, пробуждаясь. Аленка смотрела на меня с интересом, пытливо и ждала.
- Что же тебе рассказать, Аля?
- Ну… что-нибудь. Интересное. Ты ведь всегда рассказываешь что-нибудь интересное! Ну, деда, расскажи!
- Хорошо, – согласился я, откладывая газету прочь. – Так и быть. Расскажу.
Мне вспомнилась одна очень странная история, произошедшая со мной в годы Войны.

Наша армия уже гнала немцев прочь на Запад. Однако враг еще сильно сопротивлялся, не желая мириться со своими боевыми неудачами. Наш батальон попал в небольшое окружение и еле прорвался, но мы были отрезаны от нашего полка.
Через два дня после сражения мы добрались разрушенной деревеньке близ дремучего леса. Отступая, немцы сожгли дома, а всех жителей угнали в плен. Черные закопченные печные трубы тянулись вверх из груд угля, золы, черепков и частей обгоревших бревен.
Осталась там только маленькая девочка лет девяти-десяти, да большой, абсолютно черный кот при ней. Они и выжили-то потому, что спрятались в земляном погребе, в который местный пчельник на зиму ставил ульи.
Девочку звали Варя. Была она маленькая, худенькая, с растрепанной черной косой и большими, не по-детски печальными глазами. Кот Мурча, выставив ушастую голову из узла, что она держала в руках, внимательно глядел на мир янтарными глазами. И бойцы решили не оставлять ее и забрать с собой.
Увидев перевязанное плечо нашего командира Федота Кузьмича, она собрала какие-то травы, сварила их в котелке и, намочив кусок ткани, положила нашему командиру на рану. Федот Кузьмич подивился тому, что стало легче, и боль почти прошла.
- Ну, быть тебе, Варюшка, доктором, – улыбнулся он, приласкав печальную девочку.
- Что-что? Варежка? – ослышался самый старый из бойцов Иван Филлипыч. Солдаты засмеялись. С того момента прозвище «варежка» так и приклеилось к ней. Она не обижалась. Похоже, она была рада, что не одна.
На следующий день мы оставили деревеньку и ступили под сень леса. Было самое начало осени, однако солнце еще дарило свое тепло.
Неожиданно выяснилось, что наша Варежка разбирается не только в травках-корешках, но и в лесных тропках. Кругом были враги, а она, казалось, знала каждый куст в лесу и вела нас самым безопасным путем.
Удивительная это была девочка. Молчаливая. Птицы, не боясь, садились ей на ладони, белки запрыгивали на плечи. Пугливые зайцы время от времени выныривали из травы или высовывали свои мордочки из кустов, провожая ее взглядом. И однажды даже огромный сохатый лось с большими рогами медленно вышел из чащи и подошел к ней.
Все только руками разводили:
- Вот так Варежка!
На привалах она собирала какие-то травы и лечила все наши раны. Пока мы отдыхали, кот Мурча вылезал из узла и охотился, принося в наш лагерь то полевок, то мелких птичек. Он удивленно смотрел на нас, не понимая, почему мы не едим принесенных им мышей.
Удалой веселый парень Женька, самый молодой боец и отличный гармонист, раз глядя на кота, мечтательно вздохнул:
- Хорошо кошкам! То мышку съешь, то птичку. А, главное, далеко идти не надо.
- А ты Мурчу попроси, он поделится, – пошутил Кузьмич под веселый хохот солдат. И даже Варежка улыбнулась, но глаза у нее так и остались печальными.
Так прошла неделя. Как-то днем мы остановились на краю обширного болота. Не так давно прошли дожди, и оно стало еще более опасным и топким. Вернулись из разведки два брата Паша и Коля и донесли, что идти дальше нельзя. Мы снова попали в окружение: впереди немцы, сзади немцы, а сбоку топкое болото. Что делать? Пригорюнился Кузьмич, присел под сосну, крутя рыжий ус и думая, как быть. А Варежка подошла к нему и стала упрашивать, говоря, что надо гать через болото строить, а то поздно будет. Кузьмич рассердился даже, руками на нее замахал.
- Ишь, чего надумала! Вот только не хватает, чтобы мне каждый младенец советы давал!
Отошла она от него. Огорчилась. А потом как-то незаметно в лес ушла.
Хватились ее через полтора часа, хотели даже искать пойти, да она сама пришла. Идет легонько, Мурча на ее худеньком плече едет, щуриться от удовольствия. Развернула Варежка большой платок, в котором кота носила, а там россыпь малины, орехов и штук десять крепких толстых белых грибов. Угощайтесь, мол, товарищи бойцы.
- Где же ты набрала-то столько, Варежка? – спросил Женька.
- А мне хозяин дал, – ответила ему девочка, улыбнувшись.
- Какой-такой хозяин? – насторожился я.
- А такой, – сказала Варежка. – У леса всегда хозяин есть. А кто ему понравится, тому всегда поможет. Ты, дядя Вася, его не бойся.
- Тю! Бабкины сказки! – засмеялись солдаты.
Запалили мы маленький костерок, часть грибов сварили, часть на березовых прутиках над огнем пожарили. Тот обед для меня самый вкусный был. Кузьмич ел, думал, да на девчонку поглядывал, а после обеда вдруг приказал гать строить. Застучали топоры. Мы торопились успеть до вечера проложить поваленные стволы по наиболее безопасным кочкам.

Паша и Коля снова ушли в разведку. А Варежка все крутилась по поляне и какие-то травки, листочки да корешки в свой платок собирала, бубня что-то шепотом себе под нос. Я подумал: «Пусть. Пригодится.» Кот сидел под небольшой елочкой и задумчиво следил за всеми своими большими янтарными глазами. Смеркалось. Мы почти закончили укладывать гать. Мостки были такие узкие, что по ним можно было пройти только лишь растянувшись цепочкой. Разведчики вернулись с донесением, что враги с минуты на минуту будут на нашей поляне. Кузьмич шел первым. Он хотел забрать девочку с собой, но она не далась, сказав, что не боится и пойдет последней вместе со мной. Почему-то командир спорить не стал. Он пощипал рыжий ус и дал приказ отправляться.
Я набрал в болоте воды и хотел наскоро залить костер, но кот неожиданно прыгнул и, с коротким криком, сильно и больно ударил меня по руке когтями. Я выронил котелок и рассердился. Вот зверюга! Дело-то серьезное, а он играться вздумал. Варежка высыпала все, что она набрала на горячие угли, опять что-то шепча, а затем повернулась ко мне.
- Дядя Вася, раздуй уголья-то, – попросила она.
- Зачем тебе, Варежка. Уходить надо.
Но она не отставала, торопя меня и говоря, что поздно будет. Я послушался. Повалил густой дым.
Вскоре мы услышали, как бурчит в лесу мотор танка, а потом различили немецкую речь. Вот-вот и нас схватят. Я подхватил Варежку на руки. Кот в одно мгновение забрался мне на плечи, вцепившись в старый грязный солдатский плащ, и мы побежали по шатким топким бревнам прочь.
Когда же я отбежал приличное расстояние, что-то заставило меня обернуться и застыть от изумления. Дым костра стал гуще и почернел. Над поляной у болота, на которую выкатился немецкий танк в сопровождении пехоты, нависла огромная лохматая дымная фигура, не то медведя, не то вовсе какого-то невиданного зверя.
Кот на моей спине вздыбился и заорал от страха, больно впившись в мою спину когтями. Кровь моя застыла в жилах. Я никогда ничего не боялся. Я видел на войне всякое, но такого я не видел ни разу. Над болотом раздался протяжный рев. И в этот момент немецкие солдаты вдруг начали бросать оружие и разбегаться в разные стороны, вопя, будто гнал их какой-то нечеловеческий ужас. Танк поднял ствол, но выстрелить по страшному зверю не успел. Болото у самого края вспучилось, поднялось огромной волной и хлынуло на танк, ломая бревна гати и заливая машину мутной водой, забивая все ее щели тиной и ряской.
Я опомнился, сделал шаг назад, ступив одной ногой в болото и зачерпнув сапогом воды, но вылез, повернулся и бросился бежать.
Мы все благополучно перебрались по другую сторону болота. Конечно, никто не поверил моему рассказу. А боевой друг мой Женька и вовсе махнул на меня рукой.
- Болтун ты, Василий! Немцы-то гранату, наверное, в болото кинули, а ты испугался.
С Женькой спорить я не стал. Ну, не верит и не верит. Кузьмич покачал головой и вздохнул, нахмурившись. Лишь Варежка хитро улыбалась, глядя на солдат, да гладила своего верного кота.
Вскоре мы вышли к своим. А еще через несколько дней мы разбили немецкую колонну, уводящую пленных на Запад, среди которых отыскались мать и бабка девочки. Прощаясь с ней, я видел, как она улыбнулась. По-настоящему. Без печали. И я тогда подумал, что теперь у этой маленькой девочки все должно быть хорошо…

- Хорошая сказка, – сказала Аленка.
- Может и сказка. Но на войне всякое случается, – ответил я.
- А дальше, деда? Что было дальше?
- А дальше война закончилась. Я вернулся домой, к твоей бабушке.
- Как же Варежка? Ты ее больше не увидел? Никогда-никогда?
- Нет, Аля, к сожалению, так и не увидел... – покачал я головой.
Мы поднялись со скамейки и медленно направились домой.
11.09.2014 18:15

 

[Toreador]

Нет.

А зря, между прочим.:morning_b:

Добавлено через 26 секунд

А это сказка по маленькую ведьмочку, но стремненькая.
Варежка

Спасибо! Читаю!

 

[Кот]

А зря, между прочим.

Может быть. Я пытался. Все эти комиксы мне как-то не заходят. Матрицы, люди Х в чёрном... может я чего не понимаю.

 

[Toreador]

Матрицы, люди Х в чёрном... может я чего не понимаю.

Да просто отдых. Каждому свое, конечно.

 

[Кот]

Да просто отдых. Каждому свое, конечно.

Да я чёто сейчас отдыхаю под фильмы ужасов. Реально отдыхаю. После них в голове пусто-пусто, так легко, хорошо...

 

[Toreador]

Да я чёто сейчас отдыхаю под фильмы ужасов.

Ну вот я сейчас Пилу смотрел, не понравилось.
Лучше бы не продолжали серию... Половина героев - негры, совершенно не убедительны, а знаменитый саундтрек только в конце пустили. Никакой атмосферы, только малоаппетитные картинки.

 

[Кот]

Ну вот я сейчас Пилу смотрел, не понравилось.

Согласен. В этом жанре шедевров тоже не много. Но я их и смотрю именно для релаксации. Думать не надо, переживать не за кого. Смысловой и эмоциональной нагрузки - ноль. То что нужно. Мне. Перед сном.
Вчера, кстати, "Парфюмера" снова посмотрел. Так и не определился со своим отношением к фильму. Даже с жанром для себя не определился.

 

[Toreador]

@Кот, я книгу читал, не понравилось. Не потому что книга плоха, скорее наоборот... Слишком хорошо передана болезненность персонажей.

 

[Кот]

я книгу читал

А фильм не смотрел? Интересно было бы твоё мнение.

 

[Talamasca]

@Marysia Oczkowska, чудесно!

 

[Toreador]

А фильм не смотрел? Интересно было бы твоё мнение.

Смотрел, и ругался на некоторые отклонения от сюжета, сейчас уже не помню подробностей, давно смотрел, но там концовка точно слегка изменена.

 

[Marysia Oczkowska]

@Talamasca,
Пасиб.)
Сказочка на ночечку. БУ!