Встретил хорошее интервью по теме. С младшим научным сотрудником факультета гуманитарных наук НИУ ВШЭ Алексеем Козловым.
Отрывок:
Отрывок:
Например, по–русски слово «тонкий» может описывать предметы двух очень разных геометрических конфигураций. Бывает «тонкий лист бумаги» — это плоский объект, пластина. Бывает «тонкий карандаш» — это такой стержень. А у доски, например, есть три измерения: толщина, длина и еще одно измерение, в котором она может быть «широкой» или «узкой». А вот, например, в чукотском или в западном хантыйском языках «тонкий» применительно к листу бумаги называется одним словом. А есть другое слово, по–хантыйски это «ващ», по–чукотски это «ныгытк,ин», которое описывает одновременно тонкий карандаш и узкую доску.
Или в английском есть противопоставление high и tall. Про человека в прямом значении можно сказать только tall. В коми языке еще интереснее: для длинных лент или палок используется то же самое слово, что и для высоких деревьев или фонарных столбов. А вот высокие объекты не вытянутой формы, например заборы, стены, холмы, — это другое слово. И это то же самое слово, которое соответствует русскому «глубокий». То есть «глубокая река» или «глубокий овраг» и «высокая стена» — это одно и то же слово «джуджыд».
Сразу хочется спросить, влияет ли это как–то на картину мира, на его концептуализацию? Пока совершенно непонятно. Может быть, это какой–то особый взгляд на жизнь, который существует у коми? Может быть. Но нужно сказать, что ровно та же модель полисемии, то есть такая же многозначность между глубоким и высоким, была в латыни у древних римлян. В начале «Энеиды» Вергилия упоминаются высокие стены Рима — «altae moenia Romae». И глубокое море — «altum mare». Это слово сохранилось в современных романских языках: итальянское «alto», французское «h». В современных романских языках это только «высокий», а по–латыни это слово значило и «высокий», и «глубокий». Конечно, хочется сразу заключить, что носители языков типа коми или латыни не противопоставляют эти два признака в своем мышлении. Но, с другой стороны, как можно верифицировать этот тезис?
Мне всегда очень страшно связывать язык и мышление гипотезами, пока это невозможно проверить экспериментально. Знаете историю про австралийский язык гуугу йимитхир?
СПРАВКА «Чердака»:
Австралийские аборигены племени гуугу йимитир указывают направление не при помощи привычных нам эгоцентрических координат (лево/право, назад/вперед), а используют для этого географические координаты. То есть даже в помещении представитель этого племени попросит вас подвинуться, например, не влево, а на восток. В любой момент абориген племени гуугу йимитир на бессознательном уровне способен четко определить, где находятся стороны света.
[Ch.]: Да, его носители четко определяют стороны света и используют в разговоре «к северу», «к югу», а не привычное нам «слева», «справа», «спереди».
[АК]: Да! И эксперимент, о котором я говорю, — один из немногих прорывов в этой области. Случай гуугу йимитхир интересен именно потому, что такого рода гипотезы можно было проверить экспериментом: представительное количество испытуемых посадили на корабль, корабль меняет курс, испытуемые этого не видят. Но при этом они продолжают использовать свои пространственные выражения абсолютно: что–то вроде «к северу (а не справа, как мы бы сказали) от чашки лежит ложка». Носители европейских языков на таком корабле не могли бы определить, где север, а где юг! А вот как проверить экспериментально то, что для коми, в отличие от русских или англичан, «высокий» и «глубокий» — это что–то одно (условно говоря, признак, означающий «вытянутый сверху вниз»), а для нас нет, — пока неясно. Так что можно ли делать относительно этого выводы о связи языка и мышления, я не знаю.