19/08/2019 180 лет ФОТОГРАФИИ

[Desha]

В текущем 2019 году исполняется 180 лет фотографии.
И что примечательно, сие великолепное изобретение и достояние празднуем весь год!
Начали 7 января, когда в 1839 года физиком Франсуа Араго по итогам успешных опытов Дагерра был произведен доклад в Палате депутатов, 31 января сделал доклад о своих успешных опытах Уильям Генри Фокс Тальбот, затем 30 июля 1839 года химиком Гей-Люссаком в Палате пэров и наконец, пожалуй, главная дата - 19 АВГУСТА 1839 года, опять же Араго сделал подробный доклад о сущности дагерротипии, которая (и по сути вся фотография) после этого стала общенародным достоянием.
УРА, товарищи! ​

 

[Desha]

"Сознаюсь, что если меня еще подбадри­вает что-либо, то это честь открытия, которое, несмотря на трудность его эксплуатации, все же будет одним из самых прекрасных завое­ваний века...

Я окрестил мой процесс так: Дагерротип".

Луи Жак Монде Дагерр

1839 Луи Жак Манде Дагерр. Парижский бульвар.1839 г.


В текущем 2019 году отмечается 180-летие изобретения фотографии.​

C 7 января. Почему не 7-го, а с 7-го? Дело в том, что у фотографии даже собственное изобретение уже шло по всем правилам фотографического процесса. Изобретение появлялось постепенно – сначала было нащупано опытами Нисефора Ньепса в 1826 году, потом «проявлено» Луи Жаком Дагерром к 1839 году и в том же году «закреплено» докладами физика Франсуа Араго об успешных опытах и открытии Дагерром фотографического изображения. Но, еще параллельно ряд ученых делали близкие опыты.
Так что, не все так просто, поэтому по порядку...

Более того, появление прототипа современного фотоаппарата – камеры обскура, в практическом применении возникло на века раньше изобретения фотографии. Да, уже в X веке арабский учёный Ибн ал-Хайсам (Альхазен) из Басры пользовался специальными палатками для наблюдений за затмениями Солнца. Зная, как вредно смотреть на солнце невооружённым глазом, он делал маленькое отверстие в пологе палатки и рассматривал изображения солнца на противоположной стенке. Альхазен был первым, кто объяснил принцип действия камеры-обскуры, основываясь на принципе прямолинейности распространения света. Описание принципа работы камеры-обскуры можно встретить и в трудах Леонардо да Винчи (1452-1519).
А в XVI веке появились первые конструктивные системы, подобные совремеменным зеркальным системам фотоаппаратов, включая даже «зуммирующие» объективы! Размеры таких камер, только, были впечатляющи.
Получается, фотоаппарат был явлен миру гораздо раньше изобретения фотографии! Почему?

Потому, как пока не было материалов умеющих запоминать изображение с помощью света. И первыми фотоаппаратами – камерами обскура пользовались предприимчивые художники, перерисовывая на бумагу изображение, нарисованное природным светом, создавая «фотореалистичные» картинки.

КАМЕРА-ОБСКУРА С ЗЕРКАЛОМ, 1685 Г.​

А ученые по-прежнему не оставляли попыток зафиксировать полученное изображение. И зарождение фотографии произошло благодаря упорству нескольких человек, один из которых французский изобретатель Жозеф Нисефор Ньепс.

Жозеф Нисефор Ньепс​

Ньепс не только создал фотографию в камере-обскуре и изобрел диафрагму для исправления дефектов, прежде всего Ньепс был первым, кому удалось зафиксировать изображение, сделать его постоянным. Свои изображения, полученные с помощью камеры-обскуры, он называл "отражением видимого", чтобы отличать их от его "гравюрных копий".

Продолжил опыты Ньепса другой французский художник, химик и изобретатель – Луи Жак Манде Дагерр, по праву один из создателей фотографии, он сделал всё, чтобы превратить открытие Жозефа Нисефора Ньепса в реально применимую технологию получения фотографии, с использованием химических веществ, которые были неизвестны Ньепсу.
Помогал ему в этом старший брат Нисефора Ньепса – Клод Ньепс.

Есть еще одна важная фигура в открытии фотографии, которая причастна к легализации изобретения, это французский ученый физик, астроном и политический деятель, член французской Академии Наук Франсуа Араго.

Франсуа Араго​

Он стал первым, кто объявил о создании фотографии, прочитав доклад о работах Дагера и Ньепса 7 января 1839 года на заседании Французской академии наук. Он же способствовал покупке изобретения правительством Франции, сделавшей дагеротипию общественным достоянием. Думаю надо было иметь на тот момент мужество сделать это.

Жозеф Нисефор Ньепс и Луи Жак Манде Дагерр сделали самое главное в зарождении фотографии – нашли способ фиксировать изображение с помощью света, но не полное. Справедливо будет отметить и имя англичанина Bильяма Генри Фокса Тальбота, изобретший негатив, с помощью которого стало возможно тиражирование фотоотпечатков, в отличие от единичных дагерротипов. Со своим докладом Bильям Генри Фокс Тальбот выступил
31 января 1839 года перед членами Королевской академии наук в Лондоне.

ОСНОВАТЕЛИ ФОТОГРАФИИ​

Joseph Nicéphore Niépce
Жосеф Нисефор Ньепс

Louis Jacques Mandé Daguerre
Луи Жак Дагерр

William Henry Fox Talbot
Уильям Генри Фокс Тальбот​

Материалов по истории фотографии написано очень много
и ознакомиться с биографиями, фактами, технологиями в истории фотографии нет никаких проблем.
Я же предлагаю в День рождения фотографии ознакомиться с достаточно редким материалом, но чрезвычайно важным, рисующего не столько научную, сколько психологическую сторону длитель­ного процесса изобретения фотографии, в особенности взаимоотноше­ния Нисефора Ньепса и Жака Дагерра, вклад которых в изобретение фотографии огромен и неоспорим.
Это их личная переписка - самые значительные письма начиная с первого, датиро-ванного 16 сентября 1824 г. и последнее письмо
12 апреля 1839 г., в котором изобретатели уже понимают судьбу своего изобретения. А между ними все, что творилось в умах великих изобретателей, что они переживали и как радовались успехам, узнать кто им мешал, а кто помогал в работе над опытами.

© Василий Прудников
РУСС ПРЕСС ФОТО

 

[Desha]

Нисефор Ньепс — Клоду Ньепсу

Гра, 16 сентября 1824 г.

...Ты хорошо сделал, что не прерывал своей работы, потому что время нам стоит очень дорого, и чем скорее мы достигнем цели, тем лучше для нас.
Я с большим удовольствием вижу, что ты, дорогой друг, надеешься, как и я, что мы достигнем нашей цели одновременно. Мы должны быть исполнены самых благоприятных ожиданий, имея в виду твои новые сообщения о разрешении тобой последней трудности, которую тебе предстоит преодолеть и преодо­ление которой не может не принести тебе славу... Тебе остается только изготовить твой аппарат для непрерывного движения, но, судя по тому, что ты нам пишешь, механизм этого движения не будет очень сложен...

Со времени моего последнего письма мне немного мешала плохая погода, но, несмотря на это, я с удовольствием могу, наконец, сооб­щить тебе, что, усовершенствовав свои способы, я добился получения такого снимка, какого я мог желать. Не осмеливался ранее хвас­таться успехом, потому что результаты до сих пор были не вполне удачны. Этот снимок сделан из твоей комнаты со стороны Гра, и я работал при этом с самой большой своей камерой-обскурой и с самым большим камнем. Изображение предметов получается в ней с удивительной ясностью и точностью, вплоть до мельчайших дета­лей, и со всеми тончайшими оттенками. Так как этот отпечаток почти бесцветен, то судить как следует об эффекте можно только, глядя на камень под углом: тогда изображение делается видимым благодаря теням и отражению света. Это производит, дорогой друг, поистине магическое впечатление. Прошло уже несколько дней с тех пор, как опыт закончен, однако я хотел дать камню просохнуть, прежде чем травить его кислотой для гравировки. Но так как я хочу показать снимок г-ну Карбие заранее и так как возможно, что эта операция не удастся, то я предупредил его, и он должен прийти послезавтра. Я не боюсь, чтобы эта любезность с моей стороны выдала мою тайну, да он и не способен ею воспользоваться во зло, а, впрочем, он, как говорится, слона и не приметит.

Я также снял с помощью моих меньших камер-обскур два вида со стороны заднего двора: один на стекле, другой на камне. Первый вид не удался, так как тон оказался слишком слабым; второй вышел очень хорошо, но в конце концов не удался, потому что я начал гравиро­вать его раньше, чем камень высох как следует. Здесь виновато не­внимание с моей стороны, а не несовершенство моего способа, который применялся одинаково во всех трех опытах. Я на всякий случай снял еще один вид со стороны Гра на моем другом большом камне и сделал опять сначала два небольших снимка со стороны заднего двора, на камне и на стекле. Два первых снимка будут готовы в будущую субботу, а снимок на стекле, произведенный позже, – в понедельник вечером.

Таким образом, дорогой друг, у меня будет свободное время, и я заранее буду иметь разные подробности для будущего письма. Пока же ты можешь, начиная с сегодняшнего дня, рассматривать как нечто доказанное и неоспоримое полный успех моего способа в приложении к снимкам как на камне, так и на стекле. В воскре­сенье или в понедельник я рассчитываю произвести травление кис­лотой моего первого снимка Гра, и, если эта операция даст такой результат, на который я могу рассчитывать, я сейчас же займусь вопросом о способе получения отпечатков. Тогда, дорогой друг, нам останется только эксплуатировать эту золотую жилу, и так как нужно ковать железо, пока оно горячо, то ты, без сомнения, согла­сишься со мной, что чем раньше, тем лучше, потому что мы уже давно забыли о наших личных интересах и нам следует несколько больше заняться вещественными благами. Я глубоко благодарен тебе, дорогой друг, и тронут теми ласковыми и слишком лестными словами, которые тебе угодно было высказать мне по поводу моих исследований. Смею надеяться, что на этот раз ты не откажешься разделить со мною те незначительные прибыли, как в смысле славы, так и в смысле денежном, которые смогут последовать в результате этого открытия. Эта идея явилась одновременно у тебя и у меня, мы вместе работали над нею в Кальяри 2, поэтому откры­тие должно быть опубликовано и под моим, и под твоим именем и использовано вместе. Я был бы очень огорчен, если бы это было иначе, так как при этом оно потеряло бы всю свою цену в моих глазах, и я не мог бы тогда и сам согласиться принять твое вели­кодушное предложение, которое ты мне повторяешь столь ласково и любезно...

«Это письмо — одно из важнейших для истории фотографии по числу указаний относительно работы Нисефора Ньепса и его первых решительных успехов...» (Т. П. Кравец).

 

[Desha]

Клод Ньепс — Нисефору Ньепсу
Гаммерсмит, 18 сентября 1824 г.

...Я надеюсь, что в конце этой или в начале следующей недели я произведу опыт.
Круг, о котором идет речь, как будто отвечает моей цели, и я видел на опыте преимущества, которые он должен представить. Движущая сила мне кажется более чем достаточной, чтобы поддерживать непрерывное движение, но только опыт может показать, будет ли действие таково, какого я ожидаю. Мое самое горячее желание, дорогой друг, это идти по твоим следам и достиг­нуть поставленной себе цели, если возможно, одновременно с тобой.

Прими, прошу тебя, дорогой друг, мои искренние и горячие поздравления по поводу только что достигнутого тобою успеха, не оставляющего никакого сомнения в полной удаче твоего блестящего открытия. Это открытие – целиком твое, и я могу только благода­рить тебя за твое столь доброе предложение, ясно доказывающее нежность и искренность твоих чувств ко мне; я должен принять его, чтобы доказать тебе мою привязанность и тем заставить тебя принять то, которое я имел удовольствие сделать тебе. Глубоко сожалею, что до сих пор я был лишен живейшей радости осущест­вить его, но то, что отложено, еще не потеряно. Надеюсь, что небо благословит наши добрые намерения по отношению друг к другу и даст нам обоим успех в наших трудах...

 

[Desha]

Клод Ньепс — Нисефору Ньепсу
Гра, 8 октября 1824 г.

...В своем последнем письме я тебе писал о некоторой неуверен­ности в результате, получаемом от применения кислоты к моим отпечаткам на камне, и, к несчастью, не ошибся. Кислота выграви­ровала, хотя и слабо, некоторые части пейзажа, но на те, которые должны были быть выгравированы сильнее как наименее освещен­ные, она совсем не подействовала. Я приписываю эту неудачу двум причинам, которые объяснить, дорогой друг, не могу, не рискуя сказать или слишком много, или слишком мало. Остроумная мысль, которую ты мне подал в предпоследнем письме, была бы в этом отношении очень пригодна для моей цели, если бы можно было сильнее осветить изображение в его фокусе, не нарушая внутренней темноты, тоже необходимой. Это такое большое затруднение, что ты, может быть, как и я, сочтешь его почти непреодолимым. Но опыт мне показал, что результат зависит от того, насколько светел фон, на котором вырисовывается изображение. Отсюда следует, что более светлые камни должны быть предпочтены другим, но у меня их нет, и я не знаю, где их можно достать; к тому же они должны обладать и прочими требуемыми свойствами. Впрочем, я могу полу­чить тот же результат в течение несколько большего времени; таким образом, откуда ни проистекает зло, с ним еще можно бо­роться.

Самая существенная часть задачи разрешена полностью. Что же касается трудностей, встречаемых при травлении кислотой, я наде­юсь, дорогой друг, покончить с ними еще до наступления плохой погоды, если только ветер и дождь, которые вот уже несколько дней не дают мне ничего делать, не продолжатся до конца осени...

Гра, 2 декабря 1824 г.

...Я хотел бы обратить твое внимание... на одно дело, хотя мы не сомневаемся, конечно,
в твоей постоянной бдительности: будь более чем когда-либо начеку и опасайся даже после представления своего изобретения; оно слишком прекрасно, слишком важно, чтобы не возбудить зависти и жадности. Плохая погода, дорогой друг, про­должается, и я уже не знаю, когда она кончится. То идет дождь, то дует сильный юго-восточный ветер, и, несмотря на этот ветер, небо все время грустно и туманно. Поэтому, к большому моему сожале­нию,
мне пришлось отложить свои исследования. Я попробовал сде­лать несколько опытов при рассеянном свете, но они не имели успеха... если погода исправится, я буду продолжать мои опыты по копировке на камне или на стекле и по применению литографского способа для печати; это мне будет во всяком случае очень полезно. Дни, хотя и пасмурные, проходят очень быстро, и мне хочется скорее наверстать потерянное время...

 

[Desha]

Нисефор Ньепс — Клоду Ньепсу
Гра, 7 августа 1825 г.

Браво, дорогой друг! Браво! Брависсимо! Твоя взяла!

Судя по твоему милому и замечательному посланию от 28 июля, ты, вне всякого сомнения, наконец добился разрешения знаменитой задачи '. Слава богу! Давно пора, чтобы этот славный успех и бога­тая перспектива, открываемая им, вознаградили тебя за рвение, за все мужество и упорство посреди огорчений, беспокойств и лише­ний, которые пали на твою долю...

Я совершенно не заслуживаю тех слишком любезных слов, кото­рые ты говоришь о моей работе, но прилагаю все усилия, чтобы быть их достойным. То заметное предпочтение, которое ты, кажется, отдаешь применению моего способа на меди, побудило меня к тому, чтобы заниматься исключительно им
в течение трех месяцев, остав­шихся мне для снимков с натуры, и я в самом деле вижу, что нельзя терять ни минуты. В настоящее время я гравирую на меди коня и конюха, ведущего его на поводу, и вид из комнаты, где я работаю. Мне пришлось несколько иначе действовать здесь азотной кислотой и прибавлять к ней такое количество воды, что металл окисляется, но не растворяется. Кислота на него слегка действует, но лак остается совершенно
не затронутым, а это – самое главное. Таким образом, я могу повторять этот процесс, то есть рисовать и гравировать поочередно, пока не получу достаточной глубины для типографской краски. Ты можешь судить поэтому, дорогой друг, что мой способ имеет преимущество, какого лишена обычная гравюра. Требуется больше времени, это верно, но я надеюсь, что буду за это вознагражден, с другой стороны. Как в гравюре с конем, так и в снимке с натуры все происходит именно так, как я себе это представлял. Действие кислоты следует градации тонов, и мало-помалу металл протравляется кислотой, а поле изображения остается нетронутым; прежде бывало, что поле иногда портилось, когда я пользовался более крепкой кислотой. Еще одно заключение относи­тельно снимков с натуры: первоначальный результат дает только общий вид предметов, а самые мелкие детали вырисовываются потом и гравируются постепенно. Вот то, что мне удалось установить, хотя я произвожу еще только вторую операцию. Если не случится непредвиденных трудностей, то я надеюсь благодаря богу оконча­тельно достигнуть цели – гравировки снимков с натуры; это, бес­спорно, наиболее важное применение занимающего меня открытия...

Нисефор поздравляет брата с окончательным, как тому казалось, решением задачи вечного двигателя. Трудно сказать, насколько искренно его ликование: пожалуй, Нисефор уже начинал понимать, если не принципиальную невозможность, то, во всяком случае, неспособность Клода к решению этой задачи, хотя он и привык всю жизнь считать брата гениальным изобретателем. Возможно, от его внимания не укрылись первые признаки начинающейся психической болезни Клода Ньепса.

 

[Desha]

Венсен Шевалье* — Нисефору Ньепсу
Париж, 8 ноября 1825 г.

...Некая особа сообщила мне, что вы научились закреплять лучи камеры-обскуры на любом предмете, какой Вы пожелаете. Открытие это показалось мне столь удивительным, что я подумал, что эта особа ошибается. И если Вы мне не пришлете подтверждения, я этому не буду верить...

Париж, 7 декабря 1825 г.

...Я с удовольствием узнал, что Ваше открытие дает благоприятные результаты. Значение его совершенно исключительно...

* Венсен Шевалье – парижский инженер-физик, торговавший оптикой, регулярно поставлял Ньепсу приборы для его опытов. По семейному преданию Ньепсов, особой, посетившей Шевалье, был полковник Ньепс де Сеннесей.

 

[Desha]

Нисефор Ньепс — Франсуа Леметру
Шалон-на-Соне, 2 февраля 1827 г.

...Знаете ли Вы, милостивый государь, одного из изобретателей Диорамы, г-на Дагерра? Вот почему я задаю Вам этот вопрос. Этот господин, узнав — я совершенно не знаю откуда – о предмете моих исканий, написал мне в январе прошлого года о том, что он уже давно занимается этим же вопросом, и спрашивает меня, не получил ли я лучших результатов. Однако если ему верить, он уже получил удивительные результаты; несмотря на это, он просит меня сказать, считаю ли я дело возможным. Не могу скрыть от Вас, милостивый государь, что подобная непоследовательность меня удивила, если не сказать больше. Я был очень сдержан и осторожен в выраже­ниях, но, впрочем, тотчас же написал ему достаточно любезное и обязательное письмо, чтобы вызвать с его стороны новый ответ. Я по­лучил его только сегодня, т. е. через год, и то он пишет мне единственно для того, чтобы узнать, как идут мои дела, и просит прислать образец, хотя сомневается в возможности быть совершенно удовлетворенным тенями, полученными по этому способу гравиров­ки; из-за этого он перенес свои изыскания в другую область, ста­раясь достичь скорее совершенства, чем возможности размножения. Я оставлю его вместе с его совершенством и резко, лаконичным ответом порву отношения, которые, если они пойдут на размножение, могут – Вы легко поймете это, милостивый государь, – стать для меня столь же утомительными, сколь и неприятными. Прошу Вас сообщить мне, знаете ли Вы лично г-на Дагерра и какого Вы о нем мнения...

* «На самом деле никакой непоследовательности тут нет: Дагерр действительно получил удивительное фосфоресцирующее изображение; но последнее, увы, со вре­менем исчезает; Дагерр спрашивает, считает ли Ньепс возможным прочно его сохранить. Тут наивно оскорбляется закон сохранения энергии, но последний в своей общей форме был узнан человечеством лет на 15 — 20 позже...» (Т. П. Кравец).

 

[Desha]

Хромолитография Шеро, на которой изображены Луи Жак Манде Дагерр и племянник Жозефа Ньепса Клод-Феликс-Абель Ньепс де Сен-Виктор.
Дата 1851 год.
Chromolithograph depicting Louis Jacques Mande Daguerre and Claude Félix Abel Niépce-1851​

 

[Desha]

Франсуа Леметр — Нисефору Ньепсу
7 февраля 1827 г.

...Я многого жду от Ваших снимков с натуры. Это открытие было для меня чем-то необычайным и вначале даже непонятным. Но ког­да я размышляю о Ваших опытах гравировки и о возможности фик­сировать лучи камеры-обскуры, я уверен, что Вы добьетесь успеха. От всего сердца желаю, чтобы Ваша попытка увенчалась полным успехом, так как открытие Ваше должно быть чрезвычайно полез­ным искусству; оно произведет, может быть, такую же сенсацию, как литография при своем появлении. Опасаюсь, однако, что Ваши гравюры не достигнут желаемого совершенства; хотел бы ошибиться в этом. Я предлагаю Вам помощь своего резца, если бы она пона­добилась. Очень благодарен и признателен Вам за Ваше предло­жение сделать меня участником тех выгод, которые могли бы проистечь из Вашего открытия. Если я окажусь Вам полезен, предоставляю Вам свободу действовать по Вашему желанию.

Вы спрашиваете, знаю ли я г-на Дагерра. Не будучи знаком с ним особо близко, я уже несколько лет встречал его на вечерах, на которых бывал...

Что касается моего мнения о нем, то г-н Дагерр как художник отличается большим талантом имитации и тонким вкусом при рас­положении своих картин. Я считаю, что он исключительно хорошо понимает все относящееся к машинам и световым эффектам; люби­тель может легко убедиться в этом при посещении его учреждения. Я знаю, что он давно занимается усовершенствованием камеры- обскуры, не знал только цели этой работы... Я вполне одобряю Ваш разрыв с ним. Иногда нужно очень мало для того, чтобы навести человека на след открытия, о котором он и не помышлял...

 

[Desha]

Нисефор Ньепс — Франсуа Леметру
Шалон-на-Соне, 3 апреля 1827 г.

...Я забыл Вам написать в своем последнем письме, что в самый момент, когда я считал свои отношения с г-ном Дагерром окон­ченными, он мне написал и прислал небольшой рисунок, сделанный сепией, вставленный в очень изящную рамку и законченный по его способу.

Этот рисунок, представляющий собой интерьер, производит большое впечатление, но трудно определить, что, собственно, здесь является результатом применения его способа, так как тут работала и кисть. Может быть, Вы, милостивый государь, знакомы с рисунками этого рода, который автор называет дымчатый рисунок. ...Ка­ковы бы ни были намерения
г-на Дагерра, так как внимание обязы­вает, я пошлю ему оловянную пластинку, слегка выгравированную по моему способу... это не может никоим образом выдать мой секрет...

 

[Desha]

Нисефор Ньепс — Клоду Ньепсу
Гра, 27 июня 1827 г.

...Скоро ли твоя машина 1 будет в таком состоянии, что ее можно будет представить Лондонскому Королевскому обществу? Как нам не терпится об этом узнать! Ты, конечно, должен этим заняться, так как ты, слава богу, достиг полного разрешения знаменитой пробле­мы. Благоприятный отзыв этого общества был бы уже для тебя достаточным вкладом в дело твоей славы, дорогой друг. Это, можно сказать, было бы золото в слитках. Я сделал снимок, вышедший очень удачно, кроме небольшой туманности, которой я сумею в будущем избежать. Такие снимки имеют в себе нечто магическое: видно, что здесь – сама природа...

Эти похвалы «машине» Клода, т. е. все тому же вечному двигателю, необходимо понять в контексте всего письма, в котором Нисефор старается переломить болезненное нежелание брата выполнить ряд нотариальных формальностей, необ­ходимых для получения нового займа.

 

[Desha]

Первая в мире фотография. Жозеф Нисефор Ньепс, 1826.
​

 

[Desha]

Нисефор Ньепс — Франсуа Леметру
Шалон-на-Соне, 24 июля 1827 г.

...Как я уже сообщал Вам, милостивый государь, в свое время я послал г-ну Дагерру одну из своих опытных гравюр; я выбрал «Св. семейство». Его критика была строгой, но, как мне кажется, беспристрастной... Я взялся поэтому за другое применение моего способа, не требующее пользования кислотами. Прежде всего я до­вольно удачно скопировал некоторые из присланных Вами гравюр; теперь я копирую виды с натуры с помощью камеры-обскуры.

Я вполне удовлетворен моим гелиографическим методом, но не могу сказать того же об инструменте, которым я пользуюсь и который, равно как и все инструменты этого рода, страдает очень большими несовершенствами. В самом деле, милостивый государь, хорошо и ясно освещена только та часть изображения, которая расположена прямо в фокусе объектива; все остальное более или менее расплыв­чато и неясно. Таким образом, в настоящее время я занят исклю­чительно поисками способа исправить эти недочеты. Но все же заме­чательно, что, несмотря на все препятствия, мы получаем точные изображения предметов, воспроизводимых в камере-обскуре...

 

[Desha]

Нисефор Ньепс — Франсуа Леметру
Шалон-на-Соне, 24 июля 1827 г.

...Как я уже сообщал Вам, милостивый государь, в свое время я послал г-ну Дагерру одну из своих опытных гравюр; я выбрал «Св. семейство». Его критика была строгой, но, как мне кажется, беспристрастной... Я взялся поэтому за другое применение моего способа, не требующее пользования кислотами. Прежде всего я до­вольно удачно скопировал некоторые из присланных Вами гравюр; теперь я копирую виды с натуры с помощью камеры-обскуры.

Я вполне удовлетворен моим гелиографическим методом, но не могу сказать того же об инструменте, которым я пользуюсь и который, равно как и все инструменты этого рода, страдает очень большими несовершенствами. В самом деле, милостивый государь, хорошо и ясно освещена только та часть изображения, которая расположена прямо в фокусе объектива; все остальное более или менее расплыв­чато и неясно. Таким образом, в настоящее время я занят исклю­чительно поисками способа исправить эти недочеты. Но все же заме­чательно, что, несмотря на все препятствия, мы получаем точные изображения предметов, воспроизводимых в камере-обскуре...

 

[Desha]

Нисефор Ньепс — Вильяму Эйтону*

...Открытие, которое меня занимает и о котором я имел честь сообщить Вам, состоит в закреплении изображения предметов хими­ческим действием света. Изображение получается вполне точно, но без передачи различных цветов и размножается печатью с помощью обычных способов, применяемых для гравировки. Это открытие с двух указанных точек зрения связано с искусством рисования и может открыть ему полезное применение. Уже полученные более или менее удовлетворительные результаты доказывают реальность этого открытия; они являются благоприятным признаком, указываю­щим на возможность его дальнейшего усовершенствования...

* Вильям Эйтон – директор королевских садов и парков в Лондоне. Осенью 1827 года Н. Ньепс отправился в Англию, вызванный туда в связи с обострением предсмертной болезни Клода, осложнившейся манией преследования.

 

[Desha]

Нисефор Ньепс — детям (сыну Исидору и его жене, Женни)
Кью, 21 ноября 1827 г.

...Мой бедный брат находится почти все в том же состоянии; уже около месяца, как он слег в постель и с тех пор не вставал. Мы не можем ничего более узнать и сказать о его болезни, так как он отказывается от наших услуг... Это расстройство в харак­тере и в чувствах моего брата больше всего нас поражает, и мы им глубоко огорчены. Так же относится он и к своим хозяевам, и что было бы с несчастным больным, если бы понадобилось искать для него другого пристанища! Тогда мы оказались бы в ужасном затруд­нении. Но не будем останавливаться на этой мысли: наши горести слишком реальны, чтобы еще отягчать их печальными предчувст­виями...

С некоторого времени твой дядя не говорит с нами о наших делах. Я, конечно, остерегаюсь что-нибудь о них упоминать... Все, что мы можем сделать, дорогой Исидор, и что мы делаем от всего сердца, – это молить провидение о помощи и подчиняться его непостижимым решениям. Счастье, что у нас есть чем отвлечься от этих мыслей. Ты знаешь, в каком положении было дело, которым я был занят. Мои снимки, попавшие в Виндзор несколько дней тому назад, оставались там до прошлого воскресенья. Я не знаю, видел ли их король; я не мог этого выяснить. Все, что мне удалось узнать, — это, что они находились в кабинете камергера, которому поручены все прошения, имеющие отношение к искусствам, что этот лорд, который состоит членом Королевского общества, очень хотел иметь лично возможность представить Обществу мое изобретение, но что его обязанности не позволили ему отлучиться от его величества.

Итак, мои снимки были мне возвращены, имея в виду, что пред­варительно они должны поступить на рассмотрение указанного об­щества. За этот промежуток времени я обратился к г-ну Эйтону с новой запиской... и он поручил передать мне в воскресенье вечером, что лучшее, что я могу сделать, – это написать г-ну Бауеру, акаде­мику, который живет в Кью и даже очень недалеко от нас. Я не стал терять времени и на другой же день утром написал этому господину очень вежливое письмо, приглашая его пожаловать по­смотреть мои рисунки и гравюры. Он приходил к нам вчера, и мы были вполне удовлетворены этим визитом. Г-н Бауер – не англичанин, а немец, человек уже пожилой и выдающийся натуралист. Мое изобре­тение показалось ему чем-то необыкновенным и чрезвычайно инте­ресным. Он сказал нам, что хотя сам он и не покидает деревни, но сделает все от него зависящее, чтобы быть нам полезным; что он находится в дружественных отношениях с вице-президентом Коро­левского общества и что хочет привести его к нам, чтобы тот мог сам судить о моих опытах, что он рекомендует мне составить неболь­шую записку по этому предмету и что он берет на себя предста­вить ее президенту; что рекомендация столь влиятельного лица, как вице-президент, для успеха моего предприятия будет самым удач­ным обстоятельством, какого мы только можем желать, и т. д. и т. д. ...Я имел уже ранее счастливую мысль составить записку, о которой идет речь; она совершенно готова, и мне нужно только переписать ее; таким образом, мы пойдем к г-ну Бауеру завтра или послезавтра. Считаю теперь несомненным успех начатого предприя­тия, а засим и поднесение моего изобретения его величеству королю британскому... '.

 

[Desha]

Нисефор Ньепс — детям (сыну Исидору и его жене, Женни)
Кью, 21 ноября 1827 г.

...Мой бедный брат находится почти все в том же состоянии; уже около месяца, как он слег в постель и с тех пор не вставал. Мы не можем ничего более узнать и сказать о его болезни, так как он отказывается от наших услуг... Это расстройство в харак­тере и в чувствах моего брата больше всего нас поражает, и мы им глубоко огорчены. Так же относится он и к своим хозяевам, и что было бы с несчастным больным, если бы понадобилось искать для него другого пристанища! Тогда мы оказались бы в ужасном затруд­нении. Но не будем останавливаться на этой мысли: наши горести слишком реальны, чтобы еще отягчать их печальными предчувст­виями...

С некоторого времени твой дядя не говорит с нами о наших делах. Я, конечно, остерегаюсь что-нибудь о них упоминать... Все, что мы можем сделать, дорогой Исидор, и что мы делаем от всего сердца, – это молить провидение о помощи и подчиняться его непостижимым решениям. Счастье, что у нас есть чем отвлечься от этих мыслей. Ты знаешь, в каком положении было дело, которым я был занят. Мои снимки, попавшие в Виндзор несколько дней тому назад, оставались там до прошлого воскресенья. Я не знаю, видел ли их король; я не мог этого выяснить. Все, что мне удалось узнать, — это, что они находились в кабинете камергера, которому поручены все прошения, имеющие отношение к искусствам, что этот лорд, который состоит членом Королевского общества, очень хотел иметь лично возможность представить Обществу мое изобретение, но что его обязанности не позволили ему отлучиться от его величества.

Итак, мои снимки были мне возвращены, имея в виду, что пред­варительно они должны поступить на рассмотрение указанного об­щества. За этот промежуток времени я обратился к г-ну Эйтону с новой запиской... и он поручил передать мне в воскресенье вечером, что лучшее, что я могу сделать, – это написать г-ну Бауеру, акаде­мику, который живет в Кью и даже очень недалеко от нас. Я не стал терять времени и на другой же день утром написал этому господину очень вежливое письмо, приглашая его пожаловать по­смотреть мои рисунки и гравюры. Он приходил к нам вчера, и мы были вполне удовлетворены этим визитом. Г-н Бауер – не англичанин, а немец, человек уже пожилой и выдающийся натуралист. Мое изобре­тение показалось ему чем-то необыкновенным и чрезвычайно инте­ресным. Он сказал нам, что хотя сам он и не покидает деревни, но сделает все от него зависящее, чтобы быть нам полезным; что он находится в дружественных отношениях с вице-президентом Коро­левского общества и что хочет привести его к нам, чтобы тот мог сам судить о моих опытах, что он рекомендует мне составить неболь­шую записку по этому предмету и что он берет на себя предста­вить ее президенту; что рекомендация столь влиятельного лица, как вице-президент, для успеха моего предприятия будет самым удач­ным обстоятельством, какого мы только можем желать, и т. д. и т. д. ...Я имел уже ранее счастливую мысль составить записку, о которой идет речь; она совершенно готова, и мне нужно только переписать ее; таким образом, мы пойдем к г-ну Бауеру завтра или послезавтра. Считаю теперь несомненным успех начатого предприя­тия, а засим и поднесение моего изобретения его величеству королю британскому... '.

 

[Desha]

Луи Жак Дагерр — Нисефору Ньепсу
Париж, 3 февраля 1828 г.

...Я с огорчением усматриваю, что Ваши дела отвлекли Вас от Вашего интересного открытия и что Вы были в Англии некоторым образом обескуражены, но утешьтесь, совершенно невозможно, чтобы Вы столкнулись
с подобным отношением здесь. Могу Вас уверить, в особенности если Вы достигнете тех результатов, на которые Вы имеете право рассчитывать, что они не будут встречены здесь с таким равнодушием.

Я сочту за особое удовольствие, если Вы этого пожелаете, указать Вам, каким образом Вы извлечете из своего открытия наибольшую пользу. Не скрою от Вас, что горю желанием увидеть Ваши снимки с натуры. В самом деле, если считать, что мое открытие имеет в своей основе менее понятный принцип,
то Вы в своих результатах ушли далеко вперед. Это должно Вас несомненно ободрить...

 

[Desha]

Луи Жак Дагерр — Нисефору Ньепсу
Париж, 3 февраля 1828 г.

...Я с огорчением усматриваю, что Ваши дела отвлекли Вас от Вашего интересного открытия и что Вы были в Англии некоторым образом обескуражены, но утешьтесь, совершенно невозможно, чтобы Вы столкнулись
с подобным отношением здесь. Могу Вас уверить, в особенности если Вы достигнете тех результатов, на которые Вы имеете право рассчитывать, что они не будут встречены здесь с таким равнодушием.

Я сочту за особое удовольствие, если Вы этого пожелаете, указать Вам, каким образом Вы извлечете из своего открытия наибольшую пользу. Не скрою от Вас, что горю желанием увидеть Ваши снимки с натуры. В самом деле, если считать, что мое открытие имеет в своей основе менее понятный принцип,
то Вы в своих результатах ушли далеко вперед. Это должно Вас несомненно ободрить...