Малая проза: сказки, миники, рассказы, фанфики

[Marysia Oczkowska]

А им что, экзистенциализм подавай? ))

А что им было нужно? Хорошая вещь!

На самом деле позицию можно объянить приблизительно так:
С кем сравню род сей? Род сей похож на детей, сидящих на улице и кличущих друг друга и говорящих:
мы пели вам веселые песни и вы не плясали, мы играли вам на флейте печальную музыку и вы не плакали.©
Тоесть все, что не было бы написано воспринимается именно таким образом. И ни туда, и ни сюда. Как барыня в Муму. Поэтому после таких проявлений просто уже не хочется народ чем-то радовать. Становится скучно и начинаются попытки поисков своей аудитории, там где действительно не теряешься среди забронзовевшего контингента, с которым не возможно чем либо поделиться. А зачем? У них все есть. Своими воззрениями я только мешаю. Поддержки со стороны не возникает. Тогда зачем? Должно быть взаимодействие-его нет, контакта нет, понимания нет. Планета Шелезяка. Досвидос, избавлю всех от своего "тягостного присутствия". Я там появляюсь время от времени, но ощущение, что там ничего не меняется, как в Сантабарбаре-по полгода одно и тоже. Ничего нового абсолютно. Есть темы в которые я могу залезть для удовольствия, но в основном хожу по своим темам.

 

[Talamasca]

, там где действительно не теряешься среди забронзовевшего контингента, с которым не возможно чем либо поделиться. А зачем? У них все есть.

У них больше самомнение и придворные льстецы.

 

[Marysia Oczkowska]

У них больше самомнение и придворные льстецы.

Мудро. Воистину.

 

[Marysia Oczkowska]

Золотая пряжа

Жил-был посадский воевода с маленькой дочкой Дуней. Хорошо жили. Добра у него было много, дом богатый с дворней. Только хозяйки в доме не было. Дуняша сама со всем хозяйством справлялась, росла на радость своему батюшке.
Но решил воевода, что негоже его маленькой дочке за хозяйством одной приглядывать. И тогда женился он во второй раз. У той бабы своя дочка была, Маланья. Падчерицу свою баба невзлюбила, мужу на нее наговаривала, а свою дочку хвалила. Да только воевода Дуню очень любил и наговоров жены не слушал. Тогда извела воеводиха своего мужа насмерть и осталась хозяйкой в его доме. Выгнала она Дуню из дома в хлев жить, нарядила ее в худое платье и приказала самую черную работу по дому делать. Весь день хулила, била, бранила, досыта хлебом не кормила да не поила, работать с утра до ночи заставляла и покоя ей не давала. А свою дочку Маланью холила-лелеяла. И именем ласковым звала, и пряником одаривала. То сарафан цветной купит, то платочек новенький. Падчерицу свою только Дунькой и величает.

Прошло время. Выросли обе сестрицы. Дуня рукодельница, умница, красавица, кому ж такая не понравится. И от женихов нет отбоя, хоть и платье худое. Молитвенна, смиренна, чиста, как горлица. А Малашка толста, ряба, голос как труба, растяпа да неряха, замучилась с ней сваха: кому не посватает, все в отказ.
Решила тогда мачеха Дуню со света сжить. Велела она падчерице пирогов напечь, в корзину положить и корзину ту в чащу лесную к старухе-лесничихе, бабке ее, снесть.
- Ступай, снеси, - говорит. – Бабке моей гостинец. Кланяйся ей от меня да от Маланьи моей. Старуха одинока и больна, хозяйствовать не годна. Три дня у нее поживешь, похозяйничаешь и домой возвращайся.
В лес так в лес. Взяла Дуня корзину, пошла себе потихоньку, куда велено. Не посмела отказать, и бабку жаль стало, все ж старый человек: доброе сердце у Дуни было. Вот шла она, шла, а лес все гуще, темнее. Ни тропинки, ни дорожки, лишь бурелом один и елки темные. Никак с пути сбилась? Устала Дуня, присела отдохнуть на пенек да съесть пирожок, ведь от одного пирожка в корзине не убудет. А съесть не успела: откуда ни возьмись старичок появился. Борода седа, шляпа широка, стоит, на палку опирается.

 

[Marysia Oczkowska]

- Здравствуй, - молвит. – Дуняша.
Встала Дуня, старому человеку в пояс поклонилась.
- Здравствуй, дедушка. Ты откуда знаешь, что меня Дуней зовут?
- Я - старик-лесовик, всех, кто сюда по грибы да по ягоды ходят, знаю, – отвечает ей дед.
- Да ты, дедушка, никак с дороги. Устал, наверное? По лесу ходить и то силы нужны, – пожалела его девица.
Усадила она его на пенек и свой пирожок отдала.
- Кушай на здоровье.
А старичок спрашивает:
- Ты по что, девонька, в лес пожаловала? Не за грибами ли? Али ягод надо каких?
- Нет, не за грибами, дедушка. Послала меня мачеха к бабке своей, лесничихе, с поклоном гостинец передать и по хозяйству помочь. А как идти к ней не знаю. Заблудилась.
-Плохо твое дело, девица, - говорит ей старичок. – Тебя твоя мачеха к самой Бабе-Яге послала. Не бабка она ей, а ведьма лютая, старая. Заманивает она к себе путников, в сметане жарит да ест.
- Что ж мне делать? Мне и назад воротиться нельзя и вперед идти боязно, – пожаловалась ему Дуняша.
- Не бойся, Дуня. Не горюй. Научу тебя, что сделать надобно. Иди куда велено вон по той тропинке под старыми елями и дойдешь. Баба-Яга в самой чаще живет. Как увидишь ее избушку на курьих ногах, так и скажи «стань изба по-старому, как мать поставила, к лесу задом, ко мне передом». Выйдет к тебе Баба-Яга, но ты не бойся. Хорошая ты девица, добрая, не перечливая. В ноги Бабе-Яге поклонись, будь поласковее. Что скажет, то сделай. Тогда, глядишь, и домой отпустит. Если спросит, что за работу хочешь, то скажи ей, пусть отдаст тебе то, что ей самой для рукоделья надобно. Бери и домой ступай.
Снова Дуня в пояс старику поклонилась.
- Спасибо, дедушка, что уму-разуму поучил. Век тебя поминать буду.
Только голову подняла, а старика-то и нет, будто и не было вовсе. Взяла девица свою корзину, перекрестилась и пошла по тропинке.

Привела ее тропинка в чащу лесную, на поляну большую. Вокруг той поляны только елки черные стоят да в болотах зыбучих жабы квакают. Стоит на поляне избушка на курьих ногах, а вокруг нее забор из костей сложенный. На заборе черепа все конские да человечьи, а на воротах замок из костей рук сцепленных.

 

[Marysia Oczkowska]

Испугалась Дуня, но виду не подала, подошла к воротам. Кости рук разомкнулись, ворота сами открылись, девицу пропустили и закрылись. Вспомнила она, что старик-лесовик сказать велел и промолвила:
- Стань изба по-старому, как мать поставила: к лесу задом, ко мне передом!
Повернулась избушка к ней порогом. Вышла к ней Баба-Яга костяная нога и закричала:
- Фу-фу-фу!! Русским духом пахнет! Кто такая?! Зачем пожаловала?!
А Дуня ей поклонилась до земли и ответила ласково:
- Здравствуй, бабушка. Меня к тебе моя мачеха, твоя внучка прислала с гостинцем, велела кланяться от нее и правнучки твоей Малании и с хозяйством дня в три помочь справится.
И протягивает ей корзину с пирожками. Взяла Баба-Яга корзину и подобрела.
- И не страшно тебе было в такую даль далекую идти?
- Не страшно, бабушка. Кушай на здоровье.
- Что ж? Заходи, раз пришла.
Вот прошла девица в избу, а в избе черным-черно, грязным-грязно, по полу кости раскиданы, по углам пауки сети повесили, а из щелей мыши да тараканы глядят.
Баба-Яга Дуне наказывает:
- Завтра я в лес отправлюсь, а ты в избе прибери, дров наколи, печь затопи, воды наноси, тесто замеси, напарь, нажарь, пива навари и на стол накрой, а после каши поешь и спать иди, чтобы духу твоего тут не было. Я к ночи с гостями вернусь, пить-гулять буду. И нос не в свое дело не суй, целее будешь. Сделаешь, награжу, а если лениться и перечить станешь, то я тебя с луком в сметане в печи изжарю и с костями съем с гостями! А теперь вари кашу, ешь и спать иди!
- Поняла я, бабушка. Все сделаю, как ты велишь и лишнего не спрошу. – Заверила ее девица.
Удивилась Баба-Яга:
- Ишь ты, ягодка, какая понятливая! Посмотрю я завтра, какая из тебя рукодельница.
Дуне того и надо. Она быстро кашу сварила, себя и Бабу-Ягу накормила и на полати спать залезла.
Проснулась утром, Бабы-Яги нет. Принялась девица за работу: дрова наколола,печь растопила, тесто замесила, все почистила, помыла, воды принесла, двор подмела, настряпала, пива наварила, стол накрыла. Под вечер кашу приготовила, поела и спать пошла. Так устала, что заснула тут же.

 

[Marysia Oczkowska]

В полночь раздался стук да гром - это Баба-Яга воротилась с гостями. Проснулась Дуня, с полатей в щель поглядела и испугалась: гости-то у Бабы-Яги все ведьмы да кикиморы, лешие да водяные, чудища лесные. Только вспомнила Дуня строгий наказ: нос не в свое дело не совать. Накрылась она рогожкой с головой, повернулась на другой бок, перекрестилась и спокойно заснула.
На второе утро встала она засветло. Ни Бабы-Яги, ни ее гостей. Слезла она с полатей и видит, что будто и не прибиралась вовсе: не столько съедено-выпито, сколько натоптано-пролито. Все грязнее некуда. Но Дуня все убрала, как в первый раз, почистила, помыла, приготовила, на стол накрыла. К вечеру кашу поела и на полати спать отправилась.
В этот раз гости Бабы-Яги так орали и шумели, что Дуню разбудили. Лежит девица под рогожкой, ни жива, ни мертва, от страха трясется. Тут одно чудище лесное решило спьяну на полати забраться и там отоспаться. Глядь, а на полатях в соломе под рогожей кто-то уже спит. Это Дуня спящей притворилась, зажмурилась и дыхание затаила. Хотело чудище посмотреть, кто же на полатях спит, но Баба-Яга его опередила.
- Это, - говорит она. – Внучатая племянницы дальней кикиморы дочка. Прислала ее мамаша на лечение, но с ней одно мучение. Девка с головой не дружит, животом недужит, потому как намедни съела дюжину огурцов средних, карасей ушат, бадью лягушат, три поросенка, полтора цыпленка, калачей, баранок, жареных поганок, в сметане мухоморов, горшок щей зеленых. Теперь бледна на вид, так пусть себе спит. А тебе тут делать нечего, слазь!
Слезло чудище, а Баба-Яга Дуню спрашивает:
- Спишь ли, работница?
Не ответила ей Дуня. Баба-Яга решила, что Дуня спит, и пошла дальше с гостями пировать. А девица спокойно вздохнула да и заснула до самого утра, а там уж и вставать пора.

 

[Marysia Oczkowska]

Третий день и третья ночь прошли, как и певые две. Только теперь Дуня всю ночь крепко до утра проспала, а на четвертое утро решила Баба-Яга ее отпустить домой.
- И впрямь, как я вижу, ты рукодельница. А скажи-ка ты мне, ягодка, почему у тебя работа так ладно делается? Кто тебе помогает?
- Мне, бабушка, батюшкино благословение в работе помогает, – Скромно отвечает ей Дуня.
Баба-Яга так и вскинулась:
- Ах, ты, значит, дочка благословенная?! Так убирайся домой! Мне благословенных тут не надобно!
Подошла девица к воротам, а Баба-Яга сменила гнев на милость и говорит ей:
- Обещала я тебя за работу наградить. Говори, что тебе надо? Злата али сребра? Все дам.
А Дуня очи долу опустила.
- Спасибо тебе, бабушка за доброту твою, только девушка я простая, золото да серебро мне ни к чему, а вот если бы ты подарила мне то, что тебе самой для рукоделья надо, век бы тебя благодарила.
- Ну, что ж, сама свою долю выбрала. – сказала ей Баба-Яга, взяла ее за руку и привела к старому колодцу, который у нее в углу двора лопухами с крапивой зарос. Дуня-то воду в ручье за оградой брала, а к тому колодцу ей ведьма старая строго-настрого запретила подходить. Теперь же приказала она девице в тот колодец прыгнуть. Страшно стало Дуне, а перечить не посмела. И так пропадать: если не с мачехой, то в омут с головой. Поклонилась она до земли.
- Прощай, бабушка, не поминай лихом.
С этим прыгнула она, краса ненаглядная, в колодец темный, бездонный.
Как летела не помнит, а пришла в себя на дне. Почувствовала она, что лежит на зеленом мху. Встала, огляделась. Видит с трех сторон стены высокие, каменные, а перед ней дверь золотом в потемках светится. Толкнула Дуня эту дверь и шагнула за порог. И попала она будто бы в хоромину царскую, огромную. Своды в этой хоромине из резного хрусталя. Сундуков кованных в этой хоромине видимо-невидимо и все от злата-сребра, меди и драгоценных камней ломятся. Лежат везде отрезы тканей драгоценных, из которых впору царям да королям одежу шить. Таких тканей и у самых именитых купцов не найдешь.
Ходит Дуня по хоромине, удивляется, только понять не может, где же здесь то, что Бабе-Яге в рукоделии надобно.

 

[Marysia Oczkowska]

Дошла она до конца и видит еще одну золотую дверь, а над дверью той начертано: «Что возьмешь, то твое.» Стоит рядом с дверью столик из чистого хрусталя, а на нем ларец деревянный, золотом обитый. Заглянула в него душа-девица и увидела внутри прялку золотую с веретеном. Обрадовалась Дуняша, что нашла подарок по себе. Взяла она прялку, в фартучек завернула, а прежде чем выйти вынула из сундука, что с медью стоял, пятачок на платочек новый. Только вошла она в дверь, как оказалась тут же дома. Стоит посреди двора. Вся дворня сбежалась, глядят на нее, будто впервые видят да охают. А тут и мачеха с сестрой прибежали, начали кричать и причитать, Дуню ругать, мол, как, девка, смела на три года пропасть, их оставить. И прогнала мачеха свою падчерицу на кухню работать, а к ночи дала ей мешок шерсти да огарок свечки и посадила ее прясть. Решила тогда красна девица свою прялку испытать. Пряла-пряла, еще петух не пропел, а шерсть быстро кончилась. Видит Дуня, что пряжа золотом сверкает и думает: «Видать устала я, вот и кажется». И легла спать на лавочке, моток пряжи себе под голову положила.
Пришла утром мачеха, а Дуня-то спит, и под ее головой пряжа золотом блестит. Схватила ее воеводиха за косу, разбудила:
- Отвечай, змея подколодная, откуда золотую пряжу взяла?!
Рассказала ей Дуня, как Баба-Яга ее прялкой наградила да как напрялась пряжа золотая ночью.
Смекнула старуха, какое богатство в ее руках, отняла у падчерицы прялку, в горницу к дочке прибежала и прясть ее посадила. Только, вот беда, Малашка-то лентяйка и прясть не умеет, всю нитку порвала, а золота как не было, так и нет. Тогда позвала мачеха Дуню, прясть заставила, а у той нить золотая так и потянулась.
Поняли тогда мачеха с сестрой, что только дунинины руки пряжу золотую прядут. Дала ей воеводиха прядение вдвое большее, а сама пряжу в корзинку сложила и на ярмарку поспешила. А на ярмарке собрался народ, толпиться, глядит, а цены не дает.

Ехал мимо молодой удалой царь-государь со свитой, увидел издали толпу и послал гонца, узнать, что случилось. Вскоре вернулся с торжища гонец, рассказал, что стоит там баба, а у той бабы диковинка - пряжа золотая. Захотел царь сам диковину ту увидеть. Прошел сквозь расступившийся народ, взглянул на пряжу и спросил строго у воеводихи:
- Откуда такое чудо? Никак краденная?
- Что ты, Государь, - отвечает ему старуха. – Это дочкой моей, умницей-рукодельницей, Маланией спрядено.
- Кто такая?
- Мужа моего, воеводы посадского дочь, - ответила ему воеводиха.
Провел рукой царь по пряже, а пряжа-то как пух мягкая да легкая, опять спросил:
- Что желаешь за пряжу?
- Пряжа-то не простая, а золотая, стало быть дорогая, - говорит ему мачеха. – Прикажи, Государь, мне за нее лукошко золота насыпать.
Дал он ей лукошко с золотом да не поверил, чтобы такое чудо руки девичьи сотворили, и решил все сам проверить.

 

[Marysia Oczkowska]

- Будь по-твоему, - ответил ей царь и сурово предупредил. – Пусть дочка твоя еще напрядет к завтрашнему полудню. Приеду я к твоей мастерице свататься. Надобна мне такая жена, что бы и мне любезна, и царству полезна. Только знай, что посмотрю я, какая она у тебя умница: заберу ее во дворец, а там до свадьбы пусть она мне за три ночи пряжи напрядет. Справится с послушанием – царицей будет, а заленится – прогоню с позором. Ступай, домой и сватов дожидайся.
Услышала мачеха, что сам царь к ее дочке посвататься хочет, побежала домой, а дома Дуня уже пряжу спряла и за хозяйство принялась. Рассказала мачеха Малашке, что царь свататься приедет. Но вот беда какая, Маланья-то прясть не умеет и из пряжи золота не сделает. Решила тогда мачеха на хитрость пойти, обманом дочь замуж выдать. Приказала она слугам принести из чулана старый прогрызанный мышами деревянный сундук, старый тулуп в него бросила и падчерицу позвала.
Пришла Дуня, не глядит на мачеху и ждет, что та ей скажет.
А старуха ей на сундук показала и сурово приказала:
- Завтра ближе к полудню в сундук сядешь, и сиди тихо, как мышь. Тебя в хоромы царские внесут и в Маланьиной горнице оставят. Должна ты будешь сестре своей помочь, царицей ее сделать. Три ночи будешь пряжу прясть. А если не спрядешь, то я тебя со света сживу: голодом заморю, собаками затравлю и в реке утоплю.
Испугалась Дуня, жить-то хочется. Согласилась.
На следующее утро села она в сундук, мачеха крышку захлопнула, ключом замок закрыла, а ключ дочке отдала с напутствием, чтобы та сундук лишь ночью открывала и закрывать не забывала.
Вот приехал к полудню царь-государь, спросил, где невеста. Маланья скромно очи спрятала, поклонилась:
- Тут я, Государь.
Огорчился царь, Маланья-то далеко не красавица, но подумал, что с лица воду не пить. Принесла мачеха пряжу, что ее падчерица прошлым днем напряла, подала ее царю с поклоном, а Малашка ему и говорит:
- Государь, дозволь с собой сундук матушкин с собой взять. Привыкла я прясть на нем сидючи.
- Что ж, бери, - согласился царь.
Слуги царские сразу подбежали, сундук подняли, в повозку царскую поставили. А царь сказал Маланье:
- Собирайся, душа-девица, поедешь во дворец, а там посмотрю, годишься ли ты мне в жены.
Отдала мачеха прялку дочери, благословила.

 

[Marysia Oczkowska]

Тут Маланью рядом с государем усадили и во дворец увезли.
Приказал царь по приезду горницу для Маланьи устроить, сундук туда поставить. К вечеру проводил он невесту в ту горницу. Глядит мачехина дочка: полна горница до потолка мешками с шерстью. Испугалась.
Вот царь невесту в горнице оставил, а у дверей снаружи стражу поставил и диакона рядом, чтобы тот всю ночь читал, спать не давал.
Открыла ночью Маланья сундук, выпустила Дуню. Села Дуня прясть. Малашка же на лавку легла и захрапела.
Еще третий петух не пропел, как спряла Дуня всю шерсть и стала Маланью будить. Проснулась сестра, стала Дуню корить и бранить за то, что та сладкий ее сон прервала.
Закрыла ее в сундуке, а потом снова спать завалилась. Диакон читает за дверями и слышит, что будто двое разговаривают, и удивляется.
Утром пришел государь, вошел и видит: лежит Маланья на сундуке, спит, храпит - видать за ночь умаялась. Глядь, в углу с пола до потолка гора пряжи золотой навалена. Позвал он слуг, приказал пряжу в сокровищницу свою снесть, а Малашке принести пить и есть.
На вторую ночь все повторилось. Снова диакон за чтением слышал, как двое за дверями разговаривают. И во вторую ночь Дуня гору золотой пряжи напряла.
То же повторилось и в третью ночь. Спряла Дуня пряжу, стала сестру будить, а диакон за дверями совсем смутился и испугался. Побежал он в царскую опочивальню, разбудил царя и в ноги ему, крестясь, повалился:
- Государь, не вели казнить, вели слово молвить!
- Почто меня разбудил?! Говори, что за дело такое! – велел ему царь.
- Невеста-то твоя, Государь, не в себе: не то блаженная, не то бесноватая. Слышал я, что она сама с собой на разные голоса разговоры разговаривает. Не к добру это.
Смекнул царь, что дело не чисто, но виду не подал.
- Ступай, - говорит. – На свое место, молись да читай погромче. Утро ночи мудренее.
Ушел диакон. А государь так до утра и не заснул.
Утром пошел он в горницу. В углу снова гора золотой пряжи, а Маланья спит. Хлопнул он в ладоши и воскликнул:
- Эй, мамки-няньки! Разбудите-ка невесту! Собирите-нарядите ее под венец!

 

[Marysia Oczkowska]

Прибежали мамки-няньки, еле Маланью добудились и повели ей красоту наводить. Царь комнату осмотрел, подошел к сундуку, попробовал крышку открыть, а замок заперт. Позвал тогда он кузнеца. Открыл кузнец замок. Заглянул в сундук царь-государь, а в сундуке том красна девица сидит и на свет Божий глядит, да такая хорошая и пригожая, какой никто не видывал. Влюбился царь в нее спервого взгляда.
- Кто ты девица? Как тут оказалась?
А Дуня заплакала, из сундука вылезла и в ноги ему бросилась:
- Прости меня, Государь, не губи! Воеводы я посадского дочка. Не по своей воле тут оказалась. Деться мне некуда. Пообещала меня мачеха лютой смертью уморить, если сестре не помогу и золотую пряжу за нее не напряду.
Видит царь, что девушка приветливая и добрая.
- Стало быть, это ты пряжу золотую пряла?
- Я, Государь, - призналась она.
- А звать-то тебя как?
- Кто как зовет. Батюшка покойный Дуняшей звал, соседи Авдотьей величают, мачеха Дунькой зовет, а сестра и вовсе чернавкой кличет.
- Не бойся своей мачехи, девица,- ласково промолвил царь. – Пока тут побудь, а я пойду, подумаю, как дело твое решить.
Вышел он, позвал слуг, чтобы накормили, напоили и преодели Дуню, а сам бояр в думную палату собрал и приказал:
- Приведите-ка сюда невесту царскую и тёщу, буду суд судить.
Воеводихе второго приглашения не надо, обрадовалась, что сам царь ее на свадьбу зовет. Собралась, нарядилась и пред царские очи явилась. Только лишь ее с дочкой привели, осерчал царь, прикрикнул на них грозно:
- Как посмели вы мое царское величество обмануть?!
Задрожали воеводиха с дочкой, поняли, что обман их раскрылся, стали плакать, голосить, во всем Дуню винить, что она их надоумила. Топнул на них царь и они замолчали.
- Хотел я на дочери твоей жениться, если она пряжу золотую за три ночи спрядет. От слова не отказываюсь, но женюсь не на Маланье, а на младшей твоей, Авдотье.
- Не родная она мне дочь, Государь, – сказала ему мачеха.
- Что ж того, что не родная, а все равно дочь, раз замуж за отца ее пошла.

 

[Marysia Oczkowska]

Вошла тут Дуня в палату в свадебном уборе, да такая красота, что всю палату освещает, будто солнышко. Глядят на нее воеводиха с дочерью, от злобы зубами скрежещут.
- Вот моя невеста! Обещал я лентяйку, дочь твою Малашку выгнать с позором, но умолила меня невеста пощадить ее. Отпущу я вас обеих домой и не без царского подарка, смотрите, распорядитесь им с умом.
Принесли слуги тот самый сундук, который по воле Малашкиной во дворец был привезен. Из сундука визг да хрюканье поросячье послышалось. Засмеялись бояре. А царь снова в ладоши хлопнул и возгласил с великой радостью:
- Собирайте столы! Несите яства да вина заморские! Будем пить-гулять, свадьбу справлять!
И пошел веселый пир на весь мир. Женился царь на Дуне, стала она царицей. А Маланью с матерью на сундук со свиньей посадили да провезли по городу до дому по всем ухабам, что бы весь город визг свинячий слышал.
Стали супруги жить-поживать, добра да деток наживать, а как жили, не тужили, про то совсем другая сказка.
14.08.2017

 

[Toreador]

@Marysia Oczkowska, отлично!

 

[Marysia Oczkowska]

@Marysia Oczkowska, отлично!

Пасиб. Надо еще что-нибудь найти. Пороюсь у себя.)
Когда писала ориентировалась на Бабу-Ягу Милляра.

 

[Talamasca]

@Marysia Oczkowska, чудесно!

 

[Marysia Oczkowska]

@Marysia Oczkowska, чудесно!

Пасиб.)
Кстати, у меня до сих пор книжки русских сказок с иллюстрациями Билибина сохранились. Вот смотришь на такую и хочется самой что-то придумать.

 

[Talamasca]

@Marysia Oczkowska, ой, у меня тоже! Потрясающие иллюстрации!

 

[Marysia Oczkowska]

@Marysia Oczkowska, ой, у меня тоже! Потрясающие иллюстрации!

И главное сейчас таких не рисуют. А еще остались былины про Илью Муромца и Добрыню. В Добрыне тоже очень яркие красивые иллюстрации.

 

[Talamasca]

@Marysia Oczkowska, да, они ни на что не похожи, не спутаешь.