Есенин - великолепен как поэт, но картинка, на мой взгляд, есть бегство от любви...
Желание, чтоб любили тебя, а ты ничего не давал взамен.
Так разрывается цепь взаимоотношений, и убегая от любви, не давая любви взамен, а только забирая ее, можно убежать из жизни, что, собственно, и произошло...
Поэт служит искусству, но каково тем, с кем он удовлетворяет потребность?
И главное занафигом им это было?
Приобщение к гению Есенина
Нарушается круговорот взаимоотношений/чувств, а это неправильнА, дисбаланс...
В пивной состоялся разговор, который и был впоследствии записан Тарасовым-Родионовым. Беседа началась с выяснения личных отношений. С. Есенин спросил собеседника: «Почему же ты говоришь мне, что у меня есть поступки, за которые ты меня не уважаешь?». А. И. Тарасов-Родионов разъяснил:
— Ты прости мне, Сережа, я имел в виду твои отношения к некоторым женщинам. В частности, к твоей последней жене, Софье Андреевне, с которой ты, как говоришь, теперь разошелся, а во-вторых, если хочешь, к Дункан. Конечно, сердцу в любви не прикажешь, но я помню, когда ты пришел и сообщил мне о своей женитьбе, то ты сказал тогда так искренне и восторженно: «Знаешь, я женюсь! Женюсь на Софье Андреевне Сухотиной, внучке Толстого!» Не скажи ты последнего, я ничего плохого и не подумал бы. А тут я подумал: Есенин продает себя, и за что продает?! А второе — это Дункан.
— Нет, друг, это неверно! — схватился Есенин с болезненной и горячей порывистостью.
— Нет, Дункан я любил. Только двух женщин я любил, и второю была Дункан. И сейчас ещё искренне люблю её. Вот этот шарф, — и он любовно растянул свой красивый шелковый шарфик, — ведь это её подарок. А как она меня любила! И любит! Ведь стоит мне только поманить её, и она прилетит ко мне сюда, где бы она ни была, и сделает для меня всё, чтобы я ни захотел. А Софью Андреевну… Нет, её я не любил. И сейчас с ней окончательно разошелся. Она жалкая и убогая женщина. Она набитая дура. Она хотела выдвинуться через меня. Подумаешь, внучка! Да и Толстого, кацо, ты знаешь, я никогда не любил и не люблю. А происхождение кружило её тупую голову. Как же остаться вне литературы? И она охотилась за литераторами. Как-то затащил меня к себе Пильняк, она с ним тогда жила. Тут же я с ней и сошелся. А потом… женился. Опутали они меня. Но она несчастная женщина, глупая и жадная. Ведь у неё ничего не было. Каждую тряпку пришлось ей заводить. Я думал было…, но я ошибся и теперь разошелся с ней окончательно. Но я себя не продавал. А Дункан я любил, горячо любил. Только двух женщин любил я в жизни. Это Зинаиду Райх и Дункан. А остальные… Ну что ж, нужно было удовлетворять потребность, и удовлетворял… Ты, наверное, сидишь и думаешь, если любил, то почему же разошелся с теми, любимыми?
Я молча кивнул глазами, а он гримасливо склонил голову вбок, долил стакан пивом и продолжал:
— В этом-то вся моя трагедия с бабами. Как бы ни клялся я кому-нибудь в безумной любви, как бы я ни уверял в том же сам себя, — всё это, по существу, огромнейшая и роковая ошибка. Есть нечто, что я люблю выше всех женщин, выше любой женщины, и что я ни за какие ласки и ни за какую любовь не променяю. Это искусство. Ты, кацо, хорошо понимаешь это. Давай поэтому выпьем.
Желтая прозрачная жидкость жадно ушла в его осипшее белесое горло, увлажнив на мгновенье его тонкие, посиневшие губы.
— Да, кацо, искусство для меня дороже всяких друзей, и жен, и любовниц. Но разве женщины это понимают, разве могут они это понять? Если им скажешь это — трагедия. А другая сделает вид, что поймет, а сама норовит по-своему. А ведь искусство-то я ни на что и на кого не променяю… Вся моя жизнь, кацо, — это борьба за искусство. И в этой борьбе я швыряюсь всем, что обычно другие, а не мы с тобой, считают за самое ценное в жизни. Но никто этого не понимает, кроме нас, и никто не хочет этого признавать. Все хотят, чтобы мы были прилизанными, причесанными паиньками».
Добавлено через 3 минуты
Подумалось...
Из позиции моего личного эгоцентризма бесит, когда человеки задвигают собственные потребности заради чет там.
Но и от других задвигать себя - не требую..
Желание, чтоб любили тебя, а ты ничего не давал взамен.
Так разрывается цепь взаимоотношений, и убегая от любви, не давая любви взамен, а только забирая ее, можно убежать из жизни, что, собственно, и произошло...
Поэт служит искусству, но каково тем, с кем он удовлетворяет потребность?
И главное занафигом им это было?
Приобщение к гению Есенина
Нарушается круговорот взаимоотношений/чувств, а это неправильнА, дисбаланс...
В пивной состоялся разговор, который и был впоследствии записан Тарасовым-Родионовым. Беседа началась с выяснения личных отношений. С. Есенин спросил собеседника: «Почему же ты говоришь мне, что у меня есть поступки, за которые ты меня не уважаешь?». А. И. Тарасов-Родионов разъяснил:
— Ты прости мне, Сережа, я имел в виду твои отношения к некоторым женщинам. В частности, к твоей последней жене, Софье Андреевне, с которой ты, как говоришь, теперь разошелся, а во-вторых, если хочешь, к Дункан. Конечно, сердцу в любви не прикажешь, но я помню, когда ты пришел и сообщил мне о своей женитьбе, то ты сказал тогда так искренне и восторженно: «Знаешь, я женюсь! Женюсь на Софье Андреевне Сухотиной, внучке Толстого!» Не скажи ты последнего, я ничего плохого и не подумал бы. А тут я подумал: Есенин продает себя, и за что продает?! А второе — это Дункан.
— Нет, друг, это неверно! — схватился Есенин с болезненной и горячей порывистостью.
— Нет, Дункан я любил. Только двух женщин я любил, и второю была Дункан. И сейчас ещё искренне люблю её. Вот этот шарф, — и он любовно растянул свой красивый шелковый шарфик, — ведь это её подарок. А как она меня любила! И любит! Ведь стоит мне только поманить её, и она прилетит ко мне сюда, где бы она ни была, и сделает для меня всё, чтобы я ни захотел. А Софью Андреевну… Нет, её я не любил. И сейчас с ней окончательно разошелся. Она жалкая и убогая женщина. Она набитая дура. Она хотела выдвинуться через меня. Подумаешь, внучка! Да и Толстого, кацо, ты знаешь, я никогда не любил и не люблю. А происхождение кружило её тупую голову. Как же остаться вне литературы? И она охотилась за литераторами. Как-то затащил меня к себе Пильняк, она с ним тогда жила. Тут же я с ней и сошелся. А потом… женился. Опутали они меня. Но она несчастная женщина, глупая и жадная. Ведь у неё ничего не было. Каждую тряпку пришлось ей заводить. Я думал было…, но я ошибся и теперь разошелся с ней окончательно. Но я себя не продавал. А Дункан я любил, горячо любил. Только двух женщин любил я в жизни. Это Зинаиду Райх и Дункан. А остальные… Ну что ж, нужно было удовлетворять потребность, и удовлетворял… Ты, наверное, сидишь и думаешь, если любил, то почему же разошелся с теми, любимыми?
Я молча кивнул глазами, а он гримасливо склонил голову вбок, долил стакан пивом и продолжал:
— В этом-то вся моя трагедия с бабами. Как бы ни клялся я кому-нибудь в безумной любви, как бы я ни уверял в том же сам себя, — всё это, по существу, огромнейшая и роковая ошибка. Есть нечто, что я люблю выше всех женщин, выше любой женщины, и что я ни за какие ласки и ни за какую любовь не променяю. Это искусство. Ты, кацо, хорошо понимаешь это. Давай поэтому выпьем.
Желтая прозрачная жидкость жадно ушла в его осипшее белесое горло, увлажнив на мгновенье его тонкие, посиневшие губы.
— Да, кацо, искусство для меня дороже всяких друзей, и жен, и любовниц. Но разве женщины это понимают, разве могут они это понять? Если им скажешь это — трагедия. А другая сделает вид, что поймет, а сама норовит по-своему. А ведь искусство-то я ни на что и на кого не променяю… Вся моя жизнь, кацо, — это борьба за искусство. И в этой борьбе я швыряюсь всем, что обычно другие, а не мы с тобой, считают за самое ценное в жизни. Но никто этого не понимает, кроме нас, и никто не хочет этого признавать. Все хотят, чтобы мы были прилизанными, причесанными паиньками».
Добавлено через 3 минуты
Подумалось...
Из позиции моего личного эгоцентризма бесит, когда человеки задвигают собственные потребности заради чет там.
Но и от других задвигать себя - не требую..
