Я думаю такое общение доступно определённому слою населения ( воспитание и среда , наверное накладывают отпечаток).А я ненавижу вообще, когда на меня голос повышают. И ненавижу общение на повышенных тонах. Для меня крики, хоть на кого - табу.
Я думаю такое общение доступно определённому слою населения ( воспитание и среда , наверное накладывают отпечаток).А я ненавижу вообще, когда на меня голос повышают. И ненавижу общение на повышенных тонах. Для меня крики, хоть на кого - табу.
Или если пуля в голове)Я думаю такое общение доступно определённому слою населения
Или если пуля в голове)
Я как-то еще в юности пришла с подругой к ней домой, у нее муж дома был. И она с порога при мне так его покрыла, я прямо офигела
У меня уже тожеУ меня таких подруг нет .
Да еще и при посторонних. Капец. Я бы на месте ее мужа уже давно от нее свинтила)))С мужчиной ,вообще не стоит ,таким образом общаться , тем более с мужем
Значит ещё не время .Да еще и при посторонних. Капец. Я бы на месте ее мужа уже давно от нее свинтила)))
Зaбежала вчера в магазин. В очереди передо мной женщина с дочкой. Девочке лeт пять.
— Мам, мoжно я сама выложу продукты на ленту? — спрашивает она.
Очень хочет пoмочь.
Мама нервничает, может, опаздывают куда, может, просто не выспалась.
— Давай, только быстрее… — гoворит она дочке рассеянно.
Девочка со всей страстью начинает метать продукты из тележки на ленту. Спешит. Мама доверила такое дело! Надо оправдать ожидания!!!И вдруг…
Пакет с пшеном падает на пол, и лoпается. Пшeно почти не высыпалось, но пакет порван. Девочка в ужасе замерла. Что она натворила!
— Ну вот, — мама вздыхает. — Так и знала! Вот доверь! Ну, руки-крюки! За что не возьмешься… Надо теперь взять новый пакет пшена!
Девочка беззвучно плачет. Она больше не хочет ничего перекладывать. Она неумеха. Руки-крюки. Так сказала мама.
— Давайте сюда этот, там же почти не просыпалась, я вам в целлофан положу, и заберете, вы же порвали! — говорит кассир.
— Мы не порвали, мы уронили. Он сам порвался. Мне нужен целый пакет пшена! — раздраженно говорит мама.
Она сама переложила оставшиеся продукты на ленту. И, к неудовольствию всей очереди, ушла за новым пакетом пшена.
— Дайте пакет, — прошу я кассира, беру целлофановый пакет и прошу девочку, застывшую как мумия у кассы. — Помоги собрать пшено, пожалуйста.
Она садится на корточки, и мы с ней вместе собираем пшено в целлофановый пакет, пока вернувшаяся мама девочки рассчитывается за покупки.
— А что теперь с этим пшеном? Которое ваша дочь рассыпала?
Мама приготовилась к скандалу.
— У вас тут всегда заложена в стоимость такая ситуация. Что вы мне рассказываете! Я могу вон весь алкоголь перебить, и то не обязана за него платить. А тут пшено!
— А кто за него должен платить? Я? — заводится кассир.
Так. Ребята, остановитесь! Ну зачем нагнетать на пустом месте? Ну вот зачем тиражировать взаимное раздражение?
— Я куплю это пшено, — говорю я. — При условии, что ваша дочь поможет мне переложить продукты на ленту. Она так здорово это делает. А у меня рука болит.
Мама девочки врезается в мой убедительный взгляд.
И, будто опомнившись, говорит:
— Да, Лидочка, помоги тете … У нее рука болит.
Я, чтобы девочка не видела, показываю «Класс!» своей совершенно здоровой рукой. Лидочка будто отмирает. Начинает аккуратно перекладывать мои продукты на ленту. Старается. Поглядывает на маму.
— Какая у вас помощница растет! — говорю я маме Лиды громко, чтобы девочка слышала.
— Да. И не говорите!!! Она и полы у меня умеет мыть. И стирку запускать!
— Ничего себе! Настоящая невеста! — подыгрывает нам дяденька, который стоит за нами.
— И пельмени я тебе помогала раскатывать, — напоминает смущенная Лида.
— Оооо, пельмеееени, это просто чудо, а не ребенок! Вот вырастет — отбоя от женихов не будет. Я бы сам прям сегодня женился на вашей Лиде, да женат уже двадцать четыре года. А вот если бы не жена…
Все в очереди смеются. Тем временем мои продукты уже на ленте.
Я быстро упаковывают их в пакеты.
Мы одновременно с Лидой и ее мамой выходим из магазина.
— Лида, а ты когда-нибудь была в Венеции? — спрашиваю я.
— Где?
— В Венеции.
— Нет. Я в Крыму была.
— Знаешь, я тоже пока не была. Но читала, что там есть площадь, на которой много-много голубей. И они почти ручные. Садятся людям на плечи. И на голову. И люди с ними фотографируются. Представляешь?
— Здорово!
— Хочешь прямо сейчас оказаться в Венеции?
— Здесь? Сейчас? — удивляется Лида.
— Да! — я достаю целлофановый пакет с пшеном. — Здесь и сейчас.
Мы отходим от магазина на пятачок пространства, где никому никто не мешает, и я говорю:
— Лида, ты очень скучно уронила пшено. Оно даже не рассыпалось. Урони так, чтобы БАМС!!! Чтобы все рассыпалось.
Лида оглядывается на маму. Та уже все поняла, улыбается и кивает.
Лида берет у меня пакет с пшеном.
— Прямо на землю???
— Прямо на землю!!!
Лида радостно плюхает пшено на пол, оно рассыпается желтым мандариновым салютом и тотчас…
Почернело небо!!! Как пишут в сказках!!!
С крыш, с проводов, откуда не возьмись огромное полчище голодных голубей стремительно пикирует к ногам визжащей от восторга Лиды.
— Мамамама! Смотри как их много!!! Мамамама! Они едят наше пшено!!!
Мамамама, мы в Венеции!!!
Мы с ее мамой смеемся.
— Здорово. Спасибо вам. Прям отрезвили. А то у меня сегодня плохой день… — говорит мама Лиды.
— Плохой день каждую минуту может стать хорошим. Балашиха каждую минуту может стать Венецией.
— Да, я уже поняла, — смеется мама. — Он уже стал…
Она прижимает к себе скачущую Лиду.
— Я свою дочурку Лиду, никому не дам в обиду, — говорит она.
А девочка хлопает в ладоши…
Ну все, здесь я больше не нужна.
Фея рассыпанного пшена, голодных голубей и счастливых девочек полетела дальше. Помните, пожалуйста: каждую минуту все может измениться к лучшему. Или подождите. Или… сами измените…
Oльга Cавельевa
Ярость на орущего малыша и балующихся детей — кажется, здесь все просто и линейно: мне плохо, дети меня выводят, я злюсь и могу это как-то выразить. Слов они не слышат, затихая всего на пару минут, малыш плачет, отказывается от груди, а ходить и носить его я не могу, у меня высокая температура. И вот здесь мы поставим на паузу.
Что обычно происходит в такие моменты? Когда уже накрывает гнев, уже есть заряд? Вспомните подобные ситуации, что случалось с вами в эту минуту? Обычно человек срывается: начинает кричать, оскорблять, обзывать, лишать или угрожать, если есть силы, то может подойти и сделать что-то ребенку физически, от щипка до удара предметом. Если это младенец, то может его резко потрясти, бросить на кровать (большинство, конечно, сохраняет при этом понимание о возможных последствиях для жизни и здоровья), начать вместе с ним кричать, бить предметы рядом, выходить ненадолго из комнаты, оставляя одного. Все это имеет определенное название — проявления насилия.
Есть принципиальная разница между здоровой агрессией, когда человек защищает свои границы, и проявлением насилия, когда он хочет причинить ущерб другому. Здесь существует огромное поле для объяснений и оправданий: дети ужасно себя ведут, «доводят», «напрашиваются», «иначе не понимают». Однако выбор насилия и вся ответственность за него лежит не на тех, кто «довел и напросился», а на том и только на том, кто потряс или ущипнул.
В своей работе с людьми, которые проявляют насилие по отношению к близким, я опираюсь на модель НОКСА, где каждая буква обозначает шаг. И то, о чем я сейчас говорю, — это два первых шага: Н — сделать видимой ситуацию насилия, О — взять на себя ответственность за свой выбор. Но что же дальше?
Вернемся к моему примеру: у меня высокая температура, дети шалят, младенец орет на руках, я переживаю ярость и хочу, чтобы все немедленно успокоились, замолчали. Да, конечно, у меня есть преимущество: я сама профессионально занимаюсь темой, знаю свои реакции и могу, находясь в моменте, ставить себя на паузу, чтобы принять дальнейшее решение. Мой внутренний диалог примерно такой:
— Стоп, что происходит, что с тобой?
— Мне хочется откусить ему голову, я больше не могу, я устала, я хочу, чтобы они все замолчали, чтобы дали мне побыть в тишине.
— Что ты чувствуешь сейчас?
— Я злюсь, мне обидно, что старшие не понимают, мне очень одиноко, я испытываю беспомощность.
— Ты хочешь, чтобы о тебе позаботились, помогли? Кто-то конкретный?
— Да, я очень надеялась, что мне поможет мама. У нее сегодня выходной, она могла бы приготовить еды или хотя бы узнать, как у меня дела, нужна ли мне помощь. Я обиделась на нее. Я злюсь на нее.
— Так на кого ты злишься сейчас?
— На мать.
Пауза.
В моем примере удалось понять ту потребность и спектр переживаний, которые скрывались за яростью к детям. В основе этой ярости лежало не поведение детей само по себе, а беспомощность и огромное желание, чтобы обо мне позаботились. Но переживая тщетность этих надежд, я злилась на детей, так как не могла озвучить свои желания маме. Я, взрослый человек, не могу требовать от нее подобных жертв, так как понимаю, что она много работает, и на этот выходной день у нее были давно запланированы другие дела, которые для нее очень важны. Звонить и говорить ей это — значит манипулировать чувством вины, ведь она все равно не могла в тот момент помочь. Все это понимала моя взрослая часть, но человек во время болезни становится немного ребенком, с более непосредственными реакциями. Поэтому я попросила помощницу сварить нам суп только вечером, так как весь день надеялась, что приедет мама, к которой, однако, я не обратилась за помощью, зная, что она не может, но думая, что она «догадается сама». Кстати, в семейной психологии это называется триангуляция — когда я перенаправила свою злость с матери на орущего младенца.
Выходит, что нельзя злиться на кричащего ребенка самого по себе? Конечно, долго не засыпающий малыш может вызвать раздражение, но не такой яркий и интенсивный гнев. За этим всегда скрывается что-то еще. И не разобравшись с тем, что именно там скрывается, не получится научиться с этим справляться — ни с помощью дыхания, ни с помощью счета, релаксации или чего-нибудь еще.
Иногда важно посмотреть правде в глаза, честно признаться себе в чем-то, чтобы это стало точкой роста, развития, а не постыдной тайной и бесконечным источником родительской вины.
Поисследуйте свои потребности в такие моменты. Чего вы хотите? На что надеялись или продолжаете надеяться? Чего боитесь? В чем или ком разочаровываетесь? В чем не хотите себе признаться? Ожидаете помощи родителей? Надеялись, что муж будет принимать больше участия в воспитании детей? Понимаете, что не готовы быть мамой и нести ответственность до конца? Не испытываете никаких чувств к ребенку? Мучительно переживаете перемену образа жизни, зная, что сейчас все ваши друзья где-то без вас? Боитесь, что недосып отразится на результате работы и начальство не потерпит этого и примет меры? Может быть, живы воспоминания собственного детства, когда вы были старшим, а младший плакал ночами, у вас с трудом получалось в течение дня сосредотачиваться на учебе и вы ненавидели своего орущего брата или сестру? Понимаете, что не в состоянии держать ситуацию под контролем? Все идет не по плану?
Разбираясь с причинами гнева, важно исключить послеродовую депрессию, навязчивые переживания после тяжелых родов и особое состояние не совсем правильной работы гормона дофамина в момент прихода молока (для кормящих женщин), которое называется синдром D-mer. Мы обсуждаем сейчас только психологические стороны переживания.
Я возвращаюсь в тот момент и продолжаю диалог.
— Тебе будет легче, если ты наорешь или ударишь детей?
— Возможно, первое время. Потом мне будет очень стыдно перед ними, и я буду испытывать чувство вины.
— Если бы мама сейчас была рядом, как бы она тебе помогла?
— Она бы взяла малыша на руки и унесла успокаивать или поиграла бы с ним, чтобы он сбросил излишек энергии и сам захотел спать.
— Что можно сейчас сделать, исходя из тех условий, которые есть?
— Я могу признать свое бессилие, смириться с ситуацией беспомощности, я могу перестать ждать, что другие догадаются мне помочь. Могу сейчас мысленно, в своем воображении, отстраниться от момента. Могу написать пост в соцсетях про свою беспомощность и оставленность и почитать слова поддержки, могу задумать статью про выход из состояния ярости, могу просто подумать о чем-то или помечтать.
Я действительно написала пост в соцсетях, читала комментарии и думала о статье, отвлеклась и не заметила, как дети заснули. Я слышала негромкий плач, но отнеслась к нему, как к рокоту камней во время шторма. Я слышала шутки старших, но знала, что еще пара слов, и они успокоятся. Я смотрела на дочку, которая продолжала ворочаться и каждую минуту искать новую удобную позу, и понимала, что минут через пять она заснет. Ярость на детей сдулась, как воздушный шарик, оставляя после себя тщетность неоправданных надежд, которые возникли в моем же воображении, грусть и смирение с ситуацией, так как опыт говорит, что дети рано или поздно все равно засыпают. А у меня есть выбор: или находиться в туннеле переживаний, предваряющих насилие, или помочь себе настолько, насколько это возможно здесь и сейчас.
Конечно, я не просто уставшая мама, а специалист в этой теме, поэтому в статье все выглядит так «красиво» и «просто», но хочу сказать каждой читающей эти строки женщине: вы не одна. Вы — замечательная мама, и ради своего малыша, ради ваших с ним отношений, ради себя самой вы обязательно поможете себе при первой же возможности, позаботитесь о себе и научитесь справляться со своими приступами гнева.
Это лучше крика?Можно и тихо сказать, но мерзко.
Тогда это будет естественно и не нужны статьи, чтобы раскрыть на это глаза.:sneaky:Мне кажется, если человек в принципе не имеет привычки орать на близких, то он и на ребенка орать не будет. Нет?
Или терпения?:smile_01:Потом, как-то то ли горло слабее стало, чуть повышу сразу садится, и ума скорее прибавилось.
Или терпения?:smile_01:
Создайте учетную запись или войдите в систему, чтобы комментировать
Вы должны быть участником, чтобы оставить комментарий