Царица Савская
и Соломон
I. СЛОВА
Зимний день на исходе. В школьной библиотеке
ни души, только девочка, что сидит за столом
и читает “Песнь песней”. Ей представляется сад:
яблоки и миндаль, померанцы, гранаты и фиги.
Она переводит взгляд на древесный узор
столешницы: линии, как на кончиках пальцев, —
и читает дальше. “Как кисть кипера, возлюбленный мой
у меня в виноградниках Енгедских”.
Ей представляются струи фонтана и чаша:
мрамор в резных геральдических львах
и херувимах с драконьими головами;
тут же цветы: благовонные лилии, крокусы, розы.
“Возлюбленный мой принадлежит мне, а я —
ему; он пасет между лилиями”. Слова тревожат,
будоражат: мирра, нард, фимиам.
В животе ледяной огонь: она представляет их ласки.
Под чулками, под рукавами и на загривке
поднимаются дыбом тонкие волоски.
II. УДОД
Представьте страну, лежащую так далеко
от Иерусалима, что даже строитель Храма,
царь Соломон, ничего о ней не слыхал.
Когда удод, спеша объяснить причину
своего отсутствия среди прочих пернатых,
укрывавших владыку подобьем живого шатра, —
когда он, спасаясь от кары, а может, и казни,
сообщил, что летал далеко и нашел там царство,
где доселе не чтят Единого Бога
и где правит женщина, — тут Соломон
так и ахнул от изумленья.
Он должен ее увидеть!
III. СОЛОМОН
Соломон понимал язык птиц
и зверей. Ему покорялись джинны.
Ангелы пели ему хвалу.
Он зрел небеса и геенну и даже
раскаленное лоно земли
и процесс рождения золота.
Ему были ведомы тайны жизни и смерти.
Он знал больше всех. Он был когда-то шаманом.
И женщиной тоже был.
*
Когда не хватало пресной воды, он подзывал
удода, что видел сквозь толщу песка и камня
движенье подземных рек и ручьев.
В том месте, что метил удод своим клювом
(помеченным именем Бога), слуги копали
и добывали свежую, сладкую воду для Соломона.
и Соломон
I. СЛОВА
Зимний день на исходе. В школьной библиотеке
ни души, только девочка, что сидит за столом
и читает “Песнь песней”. Ей представляется сад:
яблоки и миндаль, померанцы, гранаты и фиги.
Она переводит взгляд на древесный узор
столешницы: линии, как на кончиках пальцев, —
и читает дальше. “Как кисть кипера, возлюбленный мой
у меня в виноградниках Енгедских”.
Ей представляются струи фонтана и чаша:
мрамор в резных геральдических львах
и херувимах с драконьими головами;
тут же цветы: благовонные лилии, крокусы, розы.
“Возлюбленный мой принадлежит мне, а я —
ему; он пасет между лилиями”. Слова тревожат,
будоражат: мирра, нард, фимиам.
В животе ледяной огонь: она представляет их ласки.
Под чулками, под рукавами и на загривке
поднимаются дыбом тонкие волоски.
II. УДОД
Представьте страну, лежащую так далеко
от Иерусалима, что даже строитель Храма,
царь Соломон, ничего о ней не слыхал.
Когда удод, спеша объяснить причину
своего отсутствия среди прочих пернатых,
укрывавших владыку подобьем живого шатра, —
когда он, спасаясь от кары, а может, и казни,
сообщил, что летал далеко и нашел там царство,
где доселе не чтят Единого Бога
и где правит женщина, — тут Соломон
так и ахнул от изумленья.
Он должен ее увидеть!
III. СОЛОМОН
Соломон понимал язык птиц
и зверей. Ему покорялись джинны.
Ангелы пели ему хвалу.
Он зрел небеса и геенну и даже
раскаленное лоно земли
и процесс рождения золота.
Ему были ведомы тайны жизни и смерти.
Он знал больше всех. Он был когда-то шаманом.
И женщиной тоже был.
*
Когда не хватало пресной воды, он подзывал
удода, что видел сквозь толщу песка и камня
движенье подземных рек и ручьев.
В том месте, что метил удод своим клювом
(помеченным именем Бога), слуги копали
и добывали свежую, сладкую воду для Соломона.
IV. ЗАМУЖЕСТВО ЦАРИЦЫ САВСКОЙ (ШЕБЫ)
Ей не годились местные князьки.
Владыка Йемена, ее родитель,
презревши жен земных, в супруги взял
дочь демона. Плод этого союза,
принцесса Шеба не желала прясть,
и ткать ковры, и покоряться мужу.
Но чтобы без помехи сесть на трон
и смуты избежать среди племен,
ей надлежало взять себе консорта.
Придворных выбор Шебы озадачил,
и сам избранник был ошеломлен
и пристыжен: ведь он, страшась отказа,
ей не открылся первым, как мужчина.
Внезапную изображая страсть,
вращая как безумная глазами,
принцесса усмехалась. Дурачок!
В ночи она придвинулась поближе,
нашаривая припасенный меч.
V. ПРИГЛАШЕНИЕ
Шеба молилась солнцу, но в это утро
лик божества в ее восточном окне
затмился крылами удода,
державшего в клюве
послание от Соломона: не то приглашенье,
не то приказ явиться к нему во дворец.
С ее-то скепсисом — как же она поклонялась
тому, что прячется на ночь
и может быть перекрыто
силуэтом птицы в окне?
Перед брачной ночью она подпоила мужа,
отсекла ему голову, выставила на воротах,
и дальше все было в порядке, пока удод
не разжал свой клюв и не сбросил письмо
ей на шею, в то самое место,
в какое тогда опустился меч.
Писано было чисто, гладко и безупречно,
но Шеба, почуяв опасность, просила совета
у мудрейших из мудрецов, а затем
поступила по-своему.
VI. ИСПЫТАНИЯ
Она послала ему сокровища:
если он примет дар, как обычный царь, —
значит, она сильнее.
Когда он всё отослал обратно,
она поняла, что власть его велика;
но этого было мало.
*
Пять сотен девочек, одетых как мальчишки,
пять сотен мальчиков, одетых по-девчачьи,
чтоб испытать его на прозорливость,
отправила: заметит или нет?
Жемчужину послала целиком,
а с нею лунный камень, по спирали
просверленный (та — символ чистоты,
а тот, второй, — вторженья? оскверненья?)
*
Когда он разгадал ее загадки:
мужскую сущность в детях отличил
от женской, невзирая на одежду,
и поручил червю и муравью
жемчужину сплошную продырявить
и нитку протащить сквозь лунный камень, —
в его великой мудрости уверясь,
она к нему отправилась сама.
VII. ПУТЕШЕСТВИЕ ЦАРИЦЫ САВСКОЙ
Решившись принять приглашение Соломона, Шеба приказала собирать караван за стенами Китора. Там были лошади, вереницы верблюдов и упряжки ослов. Там были конюхи и погонщики, солдаты и придворные со своими слугами, и советники царицы, и вся ее свита. Их были тысячи.
Вот перечень даров для Соломона:
яркоцветные птицы и жемчуг с острова Камаран, где ныряльщики ранним прохладным утром отправляются к устричным отмелям, а потом на песке под навесом из парусов весь жаркий день поют и играют на дудках
мирра и ладан из Хаджи и Суды
прозрачные алебастровые сосуды, полные благовоний: нарда, мускуса,
терпентина
кувшины с медом из Хадрамаутских ульев
хрупкие свитки сушеной корицы
ковры и одежды, сотканные из шелковистой шерсти горных коз и
тонкорунных овец
цепи из серебра, украшения и утварь из золота, добытого в копях южнее
Таифа: броши, браслеты, пуговицы, ожерелья и серьги; кубки и чаши, ларцы и треножники лучшей, тончайшей работы,
завернутые и сложенные рядами в огромных корзинах,
плетеньем которых славились эти края.
Больше трех месяцев понадобилось, чтобы все приготовить.
Когда же они отправились в путь, то видели вот что:
Марибскую дамбу, такую высокую, что говорили, будто ее построили
великаны
пики гранитных гор по краям пустыни
стрелы пурпурного света в расселинах желтых скал
конусы красных вулканов и плоскую серую лаву
известковую глину и черный базальт
исходящие паром воронки вокруг горячих ключей
башни из облаков, град и грозу, ледяные и жгучие ветры
гору, сверкавшую после дождя словно воин в кольчуге
речки бурлящие и пересохшие русла
гадюк, скорпионов и прочих кусачих тварей
дроф, перепелок и жаворонков, услаждавших взор
лис и ежей, тушканчиков и землероек — самых мелких зверюшек
в пустыне
львов и газелей
глыбы песчаника, изъеденные ветрами
соляные копи и ломкие россыпи железняка
бесконечные дюны открытой пустыни, где горизонт изгибается, как
занесенный бич
редкий оазис
знойное марево над раскаленным песком и камнями
слепящие блики на всем, что может блестеть
алмазы звезд, и жемчуг луны, и с утра до заката — разверстую,
ненасытную, ревущую топку небес.
Месяц за месяцем они двигались на север, царица Савская и ее кортеж: по горным тропам и глубоким темным ущельям, по наклонным пылящим плато и безмерной пустыне, пока не вышли наконец к унылому, плоскому, каменистому побережью. Здесь проходила граница Соломонова царства. Осталось лишь перебраться через Иудейские горы, и они вступят в Иерусалим.
VIII. ШЕБА И ДЕРЕВЬЯ
Когда Шеба вошла в Иерусалим
со своим бренчащим, разукрашенным караваном,
она встала перед мостом, не смея ступить
ногой на священную древесину,
и в слезах преклонила колени.
Говорят, что Шеба — связующее звено
между Адамом и Христом. И поясняют:
Словно созревший плод на древе жизни,
умирающий Иисус висел на кресте
из дерева, что росло на могиле Адама;
оно родилось из семени, что таил в себе плод
с древа познанья добра и зла, —
плод, о котором Сиф умолял огнекрылого стража–
ангела у ворот опустевшего Сада,
ибо еще раз познать этот смешанный вкус
смерти, греха и услады — было последним желаньем
его умирающего отца.
Проросшее семя взломало крышку гроба
и поднялось прекраснейшим древом во всей Иудее.
Прошли века, и царь Соломон
приказал срубить его для строительства Храма.
Но обтесанный ствол
не сгодился плотникам в Храме и был переброшен
мостом через реку Кедрон.
Говорят, будто Шеба предсказала царю,
что его народ обречен на мучения
(оттого-то она и плакала); еще говорят,
что она предрекла, будто древо,
погубившее человеческий род,
в свой час послужит его искупленью.
Соломон поверил ее словам и велел
перетащить исполинский брус в хранилище Храма
и держать там, пока не придет пора
ее пророчеству сбыться.
IX. ИХ ВСТРЕЧА
Царь ожидал ее в огромном зале,
воссев на трон из цельного кристалла
размером со слона. У ног его
сверкало озеро воды прозрачной,
укрытое невидимым стеклом:
молниеносное творенье джиннов.
Он жестом подозвал ее, и Шеба,
от блеска щурясь, двинулась вперед.
В чем здесь подвох? зачем их разделяет
вода — и эти радужные рыбки?
Ее наряд из тонкой, нежной ткани
вот-вот намокнет… и она руками
приподымает вышитый подол.
Царь обмер. Он смотрел не отрываясь.
Так значит, впрямь она дитя ифрита:
лицо прекрасной девушки, а ноги —
как у парнишки, в темных волосах.
“Так не пойдет, — сказал он. — Ты красива,
но женщине мужское не к лицу”.
X. КОНСКИЙ ПОТ
В этой истории вода и стекло
означают обман. Из загадок царицы Савской:
что за влага приходит не с неба
и не из-под земли?
Разгадка: конский пот.
Кони и влага в пустыне всего дороже.
(Есть еще разгадка: женские слезы.)
Вода под стеклом
в тронном зале, где восседал Соломон,
парадный, как папа римский, — служила обману:
он и ждал, что Шеба подхватит подол
и откроет ноги, покрытые гладкой шерсткой,
точно шкура породистого коня.
(Но она никогда не плакала о Соломоне.)
XI. ВОДА
Глядя в слоистую воду,
словно обломки стеклянных пластин,
колышащую отражения карпов,
золотых, распускающих веерами
плавники, — Соломон представляет Шебу
по колено в воде: ее ноги,
облекшиеся тончайшей воздушной пленкой,
как в серебристых чулках, и гроздья
пузырьков на каждой шерстинке,
вокруг лодыжек, вдоль
стройных голеней, мускулистых икр, —
мелкозернистый жемчуг поверх серебра.
XII. ЖЕЛАНИЕ СОЛОМОНА
Имя ее — алое пламя, оно обжигает язык.
Жажда моя как ржавчина разъедает грудь, рыжей пылью
ранит мне очи.
Шеба средь жен что лоза винограда меж колючих акантов.
Шеба средь жен что финиковая пальма меж диких слив.
Шеба средь жен что кипарис меж кустов тамариска.
Голос ее — струя воды, летящая в небо, река,
бегущая с гор.
Ради нее я взошел бы на гребни туч и сорвал
кувшинку луны и бутоны звезд.
Она — серебро и золото, скованные воедино.
Она — вино моих уст, вода излюбленного колодца,
утоляющая, живительная вода.
Она — белая соляная статуя, ковер из темной шерсти, алая
бахрома, журчащий фонтан и прохладный сад.
Она — обнаженная луна середины лета. Красота ее горяча,
как янтарь.
Ее украшения оставляют на теле нежные синяки: мои губы
удвоят их число.
Влажный плод ее рта. Хлебная мякоть кожи.
Я желаю ее, как небо желает гору, гора долину, как посевы
жаждут дождя.
Все мужчины, что побывали в ее постели, для меня —
облака, промелькнувшие перед ликом луны.
Все жены мои и наложницы для меня как капли росы
для солнца, что их породило.
XIII. ОШИБКИ ЦАРИЦЫ САВСКОЙ
В чем заключались три ошибки Шебы?
Ошибка первая:
Когда Шеба остановилась у ворот Иерусалима,
Соломон послал ей воды — смыть дорожную пыль —
и гонца-провожатого: юноша был так хорош
и роскошно одет, что она приняла его за царя.
Ошибка вторая:
Когда Соломон, желая проверить, правдив ли слух,
что у царицы Савской мохнатые ноги,
как у осла или демона, — применил волшебство,
расстелив перед ней обманное озеро, — Шеба
подняла подол и рискнула пуститься вброд.
Ошибка третья:
Когда он заставил ее поклясться: мол, если она
возьмет у него хоть что-нибудь, он волен прийти
к ней на ложе,
а потом накормил ее пряным мясом и напоил
крепким вином, чтобы вызвать жажду, — она решила,
что ковшик воды не в счет. “Но что на свете
драгоценней воды?” — торжествуя, спросил Соломон.
XIV. НАРУШЕННАЯ КЛЯТВА
Царь спал с полуоткрытыми глазами,
когда же просыпался, закрывал их.
Никто не знал, что, притворяясь спящим,
он видит всё. К недоуменью Шебы,
в тот вечер опьяневшей, переевшей
и согласившейся лишь с неохотой
его опочивальню разделить, —
он лег в постель и сразу же уснул.
Шел час за часом. Шебе не спалось,
ее томила жажда. Ей хотелось
лишь одного: напиться из кувшина,
полнехонького, с мокрыми боками,
поставленного им на полпути
от ложа к ложу. Позабыв о клятве,
боясь лишь разбудить его, она
во тьме как кошка соскользнула на пол.
… Поток прохладной, сладостной воды
ей в горло хлынул, намочив рубашку.
Она закашлялась — и замерла,
едва не захлебнувшись, ощущая
мужскую руку на своем бедре,
другую на груди. Кувшин разбился,
взорвавшись брызгами. Царь застонал
и рухнул вместе с ней к себе на ложе.
XV. В САДУ СОЛОМОНА
Под нарядным пологом винограда, под сенью
серебристой оливы, самой старой в Иерусалиме,
под раскачивающейся финиковой пальмой
Шеба и Соломон возлежали возле пруда,
поросшего белыми и золотыми кувшинками,
потягивая гранатовый сок и любуясь садом.
Она привезла ему саженцы ладанника и стиракса,
из чьей коры добывают душистые смолы.
Он обещал посадить их близ миндального дерева
(из бледной его древесины был вытесан жезл Аарона,
цветы его — белые семисвечники), — посадить их
близ олеандров и миртов, из чьих ветвей
делают шалаши для праздника Кущей.
“Поцелуи твои — дурманящий сок белых маков,
твой аромат — жасмин и нарциссы, вся ты прекрасна,
словно алый тюльпан галилейский”. И тут же
он дразнил ее: “Видишь кустик иссопа, растущий из камня?
его жесткие ягоды напоминают твои соски,
а тычинки — тот первый миг, когда я увидал твои ноги”.
XVI. ЛЕГЕНДЫ О ЦАРИЦЕ САВСКОЙ
В Йемене ее называли Балкис;
для каббалистов она Лилит —
загадывающая загадки,
темная сестра Шехины[1],
для эфиопов — Македа, царица Юга.
Если верить легендам, ее сыновьями были:
Навуходоносор, что разрушил отцовский Храм,
цари-волхвы, поклонившиеся сыну Яхве,
и Менелик, абиссинский негус,
первый Лев Иегуды.
Как пророчица, Шеба
предсказала пришествие Иисуса.
Язычница, она предрекла
грядущий триумф ислама. И подтвердила
мудрость царя Соломона.
Тридцать серебряных монет,
привезенных ею в дар Соломону
(среди прочих даров) пропали,
когда Навуходоносор
разорил и разграбил Храм, —
и всплыли вновь
в числе подарков, преподнесенных
тремя мудрецами младенцу Христу;
потом те же самые тридцать монет
послужили мздой Иуде Искариоту.
… И в каждом преданье —
один неизменный мотив:
ее волосатые ноги.
XVII. ЕЩЕ ОДНА ВЕРСИЯ
Македа со своею закадычной
подругой Саанат, как две девчонки
за приключеньями, пустились в путь:
по суше из Тигрe — до побережья —
и морем до Синая… Любопытно
им было, так ли мудр, богат, всесилен
царь Соломон, как люди говорят.
Они решили по-мужски одеться:
сначала косы заплели друг дружке,
свернули, уложили, закололи
и спрятали под шали с бахромой,
пристроив на макушках диадемы;
поверх повязок, стягивавших грудь,
расправили одежды из дамаста —
и в Иерусалим вступили гордо:
царь Абиссинский и его министр.
Но Соломон все понял — по тому,
как быстро на пиру они наелись.
В ту ночь он им подсунул чашу с медом
и, притворяясь спящим, подсмотрел,
как гостьи лакомятся. К ним на ложе
скользнув, он молча заключил в объятья
одну, потом вторую. Рассмеялась
Македа, а подружка закричала:
“Свершилось! девству моему конец!”
Царь на прощанье подарил Македе
серебряное зеркало столь тонкой
работы, будто бы над ним и впрямь
трудились джинны. Этот царский дар
она дала с собою Менелику,
когда, уже подросший, он поехал
в сопровожденьи сына Саанат
взглянуть на место своего зачатья
и в первый раз предстать перед отцом.
Македа знала: царь хитер и ловок,
чтоб испытать юнца, он может скрыться
в толпе придворных, даже изменить
свой облик, — но она не сомневалась,
что сын отца узнает, а отец,
взглянув на собственное отраженье —
на мальчика, на плоть свою и кровь, —
уж верно, не признать не сможет сына.
Из Храма выкрал юный Менелик
ковчег завета. Он уговорил
двенадцать славных юношей из знатных
семей, потомков местного священства,
бежать через пустыню, через горы
с ним в Эфиопию: прощай, отец!
Там будет править он вторым Сионом,
и там его, детеныша Македы,
Львом Иудейским станут величать.
XVIII. ВОЛОСЫ
Почему Соломон придавал такое значение волосам на теле? (Я, впрочем, тоже.) Эта шерстка на ногах Шебы — словно тончайшие паучьи нити, которые тянутся в прошлое. Стыд и гордость при виде темных завитков, появляющихся под мышками и в паху; мохнатые родинки у папы на шее: они так и притягивали взгляд; теткино предостережение — не вздумай побрить ноги, волосы станут гуще и жестче, и придется делать это всю жизнь. Всю жизнь? Попробуйте такое представить! И конечно, я не послушалась, ведь “это” сделали уже все девочки в классе. Но под пластами бунтарства и конформизма шевелилось новое, странное, полуосознанное удовольствие: делать глупости. Это было сильнее меня; я только теперь понимаю, чтo со мной происходило. Я вступила в сговор — тайком от самой себя согласилась на превращение в женщину.
Соломон знал: пока Шеба не пустит в ход специальный состав для эпиляции (изобретение демонов: она была их первой клиенткой), — пока она не согласится на эту, грубо говоря, символическую кастрацию, — она не может считаться достойной его внимания. Он страстно желал ее, но эти ноги слишком напоминали мужские. Так было нельзя.
Я уверена, что для Шебы эта процедура была не так уж важна. Ощущение непривычной гладкости стало частью всего происшедшего, частью тех ночей, одним из воспоминаний, которым она предавалась позже, дома, в Эфиопии, держа у груди Менелика, — или в Йемене, качая Навуходоносора? Кожа чуть загрубела и чесалась, пока волоски пробивались наружу, но потом они отросли и сделались мягче. (Тетя оказалась права лишь наполовину.) Теперь все было в порядке.
Ей не годились местные князьки.
Владыка Йемена, ее родитель,
презревши жен земных, в супруги взял
дочь демона. Плод этого союза,
принцесса Шеба не желала прясть,
и ткать ковры, и покоряться мужу.
Но чтобы без помехи сесть на трон
и смуты избежать среди племен,
ей надлежало взять себе консорта.
Придворных выбор Шебы озадачил,
и сам избранник был ошеломлен
и пристыжен: ведь он, страшась отказа,
ей не открылся первым, как мужчина.
Внезапную изображая страсть,
вращая как безумная глазами,
принцесса усмехалась. Дурачок!
В ночи она придвинулась поближе,
нашаривая припасенный меч.
V. ПРИГЛАШЕНИЕ
Шеба молилась солнцу, но в это утро
лик божества в ее восточном окне
затмился крылами удода,
державшего в клюве
послание от Соломона: не то приглашенье,
не то приказ явиться к нему во дворец.
С ее-то скепсисом — как же она поклонялась
тому, что прячется на ночь
и может быть перекрыто
силуэтом птицы в окне?
Перед брачной ночью она подпоила мужа,
отсекла ему голову, выставила на воротах,
и дальше все было в порядке, пока удод
не разжал свой клюв и не сбросил письмо
ей на шею, в то самое место,
в какое тогда опустился меч.
Писано было чисто, гладко и безупречно,
но Шеба, почуяв опасность, просила совета
у мудрейших из мудрецов, а затем
поступила по-своему.
VI. ИСПЫТАНИЯ
Она послала ему сокровища:
если он примет дар, как обычный царь, —
значит, она сильнее.
Когда он всё отослал обратно,
она поняла, что власть его велика;
но этого было мало.
*
Пять сотен девочек, одетых как мальчишки,
пять сотен мальчиков, одетых по-девчачьи,
чтоб испытать его на прозорливость,
отправила: заметит или нет?
Жемчужину послала целиком,
а с нею лунный камень, по спирали
просверленный (та — символ чистоты,
а тот, второй, — вторженья? оскверненья?)
*
Когда он разгадал ее загадки:
мужскую сущность в детях отличил
от женской, невзирая на одежду,
и поручил червю и муравью
жемчужину сплошную продырявить
и нитку протащить сквозь лунный камень, —
в его великой мудрости уверясь,
она к нему отправилась сама.
VII. ПУТЕШЕСТВИЕ ЦАРИЦЫ САВСКОЙ
Решившись принять приглашение Соломона, Шеба приказала собирать караван за стенами Китора. Там были лошади, вереницы верблюдов и упряжки ослов. Там были конюхи и погонщики, солдаты и придворные со своими слугами, и советники царицы, и вся ее свита. Их были тысячи.
Вот перечень даров для Соломона:
яркоцветные птицы и жемчуг с острова Камаран, где ныряльщики ранним прохладным утром отправляются к устричным отмелям, а потом на песке под навесом из парусов весь жаркий день поют и играют на дудках
мирра и ладан из Хаджи и Суды
прозрачные алебастровые сосуды, полные благовоний: нарда, мускуса,
терпентина
кувшины с медом из Хадрамаутских ульев
хрупкие свитки сушеной корицы
ковры и одежды, сотканные из шелковистой шерсти горных коз и
тонкорунных овец
цепи из серебра, украшения и утварь из золота, добытого в копях южнее
Таифа: броши, браслеты, пуговицы, ожерелья и серьги; кубки и чаши, ларцы и треножники лучшей, тончайшей работы,
завернутые и сложенные рядами в огромных корзинах,
плетеньем которых славились эти края.
Больше трех месяцев понадобилось, чтобы все приготовить.
Когда же они отправились в путь, то видели вот что:
Марибскую дамбу, такую высокую, что говорили, будто ее построили
великаны
пики гранитных гор по краям пустыни
стрелы пурпурного света в расселинах желтых скал
конусы красных вулканов и плоскую серую лаву
известковую глину и черный базальт
исходящие паром воронки вокруг горячих ключей
башни из облаков, град и грозу, ледяные и жгучие ветры
гору, сверкавшую после дождя словно воин в кольчуге
речки бурлящие и пересохшие русла
гадюк, скорпионов и прочих кусачих тварей
дроф, перепелок и жаворонков, услаждавших взор
лис и ежей, тушканчиков и землероек — самых мелких зверюшек
в пустыне
львов и газелей
глыбы песчаника, изъеденные ветрами
соляные копи и ломкие россыпи железняка
бесконечные дюны открытой пустыни, где горизонт изгибается, как
занесенный бич
редкий оазис
знойное марево над раскаленным песком и камнями
слепящие блики на всем, что может блестеть
алмазы звезд, и жемчуг луны, и с утра до заката — разверстую,
ненасытную, ревущую топку небес.
Месяц за месяцем они двигались на север, царица Савская и ее кортеж: по горным тропам и глубоким темным ущельям, по наклонным пылящим плато и безмерной пустыне, пока не вышли наконец к унылому, плоскому, каменистому побережью. Здесь проходила граница Соломонова царства. Осталось лишь перебраться через Иудейские горы, и они вступят в Иерусалим.
VIII. ШЕБА И ДЕРЕВЬЯ
Когда Шеба вошла в Иерусалим
со своим бренчащим, разукрашенным караваном,
она встала перед мостом, не смея ступить
ногой на священную древесину,
и в слезах преклонила колени.
Говорят, что Шеба — связующее звено
между Адамом и Христом. И поясняют:
Словно созревший плод на древе жизни,
умирающий Иисус висел на кресте
из дерева, что росло на могиле Адама;
оно родилось из семени, что таил в себе плод
с древа познанья добра и зла, —
плод, о котором Сиф умолял огнекрылого стража–
ангела у ворот опустевшего Сада,
ибо еще раз познать этот смешанный вкус
смерти, греха и услады — было последним желаньем
его умирающего отца.
Проросшее семя взломало крышку гроба
и поднялось прекраснейшим древом во всей Иудее.
Прошли века, и царь Соломон
приказал срубить его для строительства Храма.
Но обтесанный ствол
не сгодился плотникам в Храме и был переброшен
мостом через реку Кедрон.
Говорят, будто Шеба предсказала царю,
что его народ обречен на мучения
(оттого-то она и плакала); еще говорят,
что она предрекла, будто древо,
погубившее человеческий род,
в свой час послужит его искупленью.
Соломон поверил ее словам и велел
перетащить исполинский брус в хранилище Храма
и держать там, пока не придет пора
ее пророчеству сбыться.
IX. ИХ ВСТРЕЧА
Царь ожидал ее в огромном зале,
воссев на трон из цельного кристалла
размером со слона. У ног его
сверкало озеро воды прозрачной,
укрытое невидимым стеклом:
молниеносное творенье джиннов.
Он жестом подозвал ее, и Шеба,
от блеска щурясь, двинулась вперед.
В чем здесь подвох? зачем их разделяет
вода — и эти радужные рыбки?
Ее наряд из тонкой, нежной ткани
вот-вот намокнет… и она руками
приподымает вышитый подол.
Царь обмер. Он смотрел не отрываясь.
Так значит, впрямь она дитя ифрита:
лицо прекрасной девушки, а ноги —
как у парнишки, в темных волосах.
“Так не пойдет, — сказал он. — Ты красива,
но женщине мужское не к лицу”.
X. КОНСКИЙ ПОТ
В этой истории вода и стекло
означают обман. Из загадок царицы Савской:
что за влага приходит не с неба
и не из-под земли?
Разгадка: конский пот.
Кони и влага в пустыне всего дороже.
(Есть еще разгадка: женские слезы.)
Вода под стеклом
в тронном зале, где восседал Соломон,
парадный, как папа римский, — служила обману:
он и ждал, что Шеба подхватит подол
и откроет ноги, покрытые гладкой шерсткой,
точно шкура породистого коня.
(Но она никогда не плакала о Соломоне.)
XI. ВОДА
Глядя в слоистую воду,
словно обломки стеклянных пластин,
колышащую отражения карпов,
золотых, распускающих веерами
плавники, — Соломон представляет Шебу
по колено в воде: ее ноги,
облекшиеся тончайшей воздушной пленкой,
как в серебристых чулках, и гроздья
пузырьков на каждой шерстинке,
вокруг лодыжек, вдоль
стройных голеней, мускулистых икр, —
мелкозернистый жемчуг поверх серебра.
XII. ЖЕЛАНИЕ СОЛОМОНА
Имя ее — алое пламя, оно обжигает язык.
Жажда моя как ржавчина разъедает грудь, рыжей пылью
ранит мне очи.
Шеба средь жен что лоза винограда меж колючих акантов.
Шеба средь жен что финиковая пальма меж диких слив.
Шеба средь жен что кипарис меж кустов тамариска.
Голос ее — струя воды, летящая в небо, река,
бегущая с гор.
Ради нее я взошел бы на гребни туч и сорвал
кувшинку луны и бутоны звезд.
Она — серебро и золото, скованные воедино.
Она — вино моих уст, вода излюбленного колодца,
утоляющая, живительная вода.
Она — белая соляная статуя, ковер из темной шерсти, алая
бахрома, журчащий фонтан и прохладный сад.
Она — обнаженная луна середины лета. Красота ее горяча,
как янтарь.
Ее украшения оставляют на теле нежные синяки: мои губы
удвоят их число.
Влажный плод ее рта. Хлебная мякоть кожи.
Я желаю ее, как небо желает гору, гора долину, как посевы
жаждут дождя.
Все мужчины, что побывали в ее постели, для меня —
облака, промелькнувшие перед ликом луны.
Все жены мои и наложницы для меня как капли росы
для солнца, что их породило.
XIII. ОШИБКИ ЦАРИЦЫ САВСКОЙ
В чем заключались три ошибки Шебы?
Ошибка первая:
Когда Шеба остановилась у ворот Иерусалима,
Соломон послал ей воды — смыть дорожную пыль —
и гонца-провожатого: юноша был так хорош
и роскошно одет, что она приняла его за царя.
Ошибка вторая:
Когда Соломон, желая проверить, правдив ли слух,
что у царицы Савской мохнатые ноги,
как у осла или демона, — применил волшебство,
расстелив перед ней обманное озеро, — Шеба
подняла подол и рискнула пуститься вброд.
Ошибка третья:
Когда он заставил ее поклясться: мол, если она
возьмет у него хоть что-нибудь, он волен прийти
к ней на ложе,
а потом накормил ее пряным мясом и напоил
крепким вином, чтобы вызвать жажду, — она решила,
что ковшик воды не в счет. “Но что на свете
драгоценней воды?” — торжествуя, спросил Соломон.
XIV. НАРУШЕННАЯ КЛЯТВА
Царь спал с полуоткрытыми глазами,
когда же просыпался, закрывал их.
Никто не знал, что, притворяясь спящим,
он видит всё. К недоуменью Шебы,
в тот вечер опьяневшей, переевшей
и согласившейся лишь с неохотой
его опочивальню разделить, —
он лег в постель и сразу же уснул.
Шел час за часом. Шебе не спалось,
ее томила жажда. Ей хотелось
лишь одного: напиться из кувшина,
полнехонького, с мокрыми боками,
поставленного им на полпути
от ложа к ложу. Позабыв о клятве,
боясь лишь разбудить его, она
во тьме как кошка соскользнула на пол.
… Поток прохладной, сладостной воды
ей в горло хлынул, намочив рубашку.
Она закашлялась — и замерла,
едва не захлебнувшись, ощущая
мужскую руку на своем бедре,
другую на груди. Кувшин разбился,
взорвавшись брызгами. Царь застонал
и рухнул вместе с ней к себе на ложе.
XV. В САДУ СОЛОМОНА
Под нарядным пологом винограда, под сенью
серебристой оливы, самой старой в Иерусалиме,
под раскачивающейся финиковой пальмой
Шеба и Соломон возлежали возле пруда,
поросшего белыми и золотыми кувшинками,
потягивая гранатовый сок и любуясь садом.
Она привезла ему саженцы ладанника и стиракса,
из чьей коры добывают душистые смолы.
Он обещал посадить их близ миндального дерева
(из бледной его древесины был вытесан жезл Аарона,
цветы его — белые семисвечники), — посадить их
близ олеандров и миртов, из чьих ветвей
делают шалаши для праздника Кущей.
“Поцелуи твои — дурманящий сок белых маков,
твой аромат — жасмин и нарциссы, вся ты прекрасна,
словно алый тюльпан галилейский”. И тут же
он дразнил ее: “Видишь кустик иссопа, растущий из камня?
его жесткие ягоды напоминают твои соски,
а тычинки — тот первый миг, когда я увидал твои ноги”.
XVI. ЛЕГЕНДЫ О ЦАРИЦЕ САВСКОЙ
В Йемене ее называли Балкис;
для каббалистов она Лилит —
загадывающая загадки,
темная сестра Шехины[1],
для эфиопов — Македа, царица Юга.
Если верить легендам, ее сыновьями были:
Навуходоносор, что разрушил отцовский Храм,
цари-волхвы, поклонившиеся сыну Яхве,
и Менелик, абиссинский негус,
первый Лев Иегуды.
Как пророчица, Шеба
предсказала пришествие Иисуса.
Язычница, она предрекла
грядущий триумф ислама. И подтвердила
мудрость царя Соломона.
Тридцать серебряных монет,
привезенных ею в дар Соломону
(среди прочих даров) пропали,
когда Навуходоносор
разорил и разграбил Храм, —
и всплыли вновь
в числе подарков, преподнесенных
тремя мудрецами младенцу Христу;
потом те же самые тридцать монет
послужили мздой Иуде Искариоту.
… И в каждом преданье —
один неизменный мотив:
ее волосатые ноги.
XVII. ЕЩЕ ОДНА ВЕРСИЯ
Македа со своею закадычной
подругой Саанат, как две девчонки
за приключеньями, пустились в путь:
по суше из Тигрe — до побережья —
и морем до Синая… Любопытно
им было, так ли мудр, богат, всесилен
царь Соломон, как люди говорят.
Они решили по-мужски одеться:
сначала косы заплели друг дружке,
свернули, уложили, закололи
и спрятали под шали с бахромой,
пристроив на макушках диадемы;
поверх повязок, стягивавших грудь,
расправили одежды из дамаста —
и в Иерусалим вступили гордо:
царь Абиссинский и его министр.
Но Соломон все понял — по тому,
как быстро на пиру они наелись.
В ту ночь он им подсунул чашу с медом
и, притворяясь спящим, подсмотрел,
как гостьи лакомятся. К ним на ложе
скользнув, он молча заключил в объятья
одну, потом вторую. Рассмеялась
Македа, а подружка закричала:
“Свершилось! девству моему конец!”
Царь на прощанье подарил Македе
серебряное зеркало столь тонкой
работы, будто бы над ним и впрямь
трудились джинны. Этот царский дар
она дала с собою Менелику,
когда, уже подросший, он поехал
в сопровожденьи сына Саанат
взглянуть на место своего зачатья
и в первый раз предстать перед отцом.
Македа знала: царь хитер и ловок,
чтоб испытать юнца, он может скрыться
в толпе придворных, даже изменить
свой облик, — но она не сомневалась,
что сын отца узнает, а отец,
взглянув на собственное отраженье —
на мальчика, на плоть свою и кровь, —
уж верно, не признать не сможет сына.
Из Храма выкрал юный Менелик
ковчег завета. Он уговорил
двенадцать славных юношей из знатных
семей, потомков местного священства,
бежать через пустыню, через горы
с ним в Эфиопию: прощай, отец!
Там будет править он вторым Сионом,
и там его, детеныша Македы,
Львом Иудейским станут величать.
XVIII. ВОЛОСЫ
Почему Соломон придавал такое значение волосам на теле? (Я, впрочем, тоже.) Эта шерстка на ногах Шебы — словно тончайшие паучьи нити, которые тянутся в прошлое. Стыд и гордость при виде темных завитков, появляющихся под мышками и в паху; мохнатые родинки у папы на шее: они так и притягивали взгляд; теткино предостережение — не вздумай побрить ноги, волосы станут гуще и жестче, и придется делать это всю жизнь. Всю жизнь? Попробуйте такое представить! И конечно, я не послушалась, ведь “это” сделали уже все девочки в классе. Но под пластами бунтарства и конформизма шевелилось новое, странное, полуосознанное удовольствие: делать глупости. Это было сильнее меня; я только теперь понимаю, чтo со мной происходило. Я вступила в сговор — тайком от самой себя согласилась на превращение в женщину.
Соломон знал: пока Шеба не пустит в ход специальный состав для эпиляции (изобретение демонов: она была их первой клиенткой), — пока она не согласится на эту, грубо говоря, символическую кастрацию, — она не может считаться достойной его внимания. Он страстно желал ее, но эти ноги слишком напоминали мужские. Так было нельзя.
Я уверена, что для Шебы эта процедура была не так уж важна. Ощущение непривычной гладкости стало частью всего происшедшего, частью тех ночей, одним из воспоминаний, которым она предавалась позже, дома, в Эфиопии, держа у груди Менелика, — или в Йемене, качая Навуходоносора? Кожа чуть загрубела и чесалась, пока волоски пробивались наружу, но потом они отросли и сделались мягче. (Тетя оказалась права лишь наполовину.) Теперь все было в порядке.
Перевод с английского Марины Бородицкой
Я ее как личную расценил. Нет? 
Тролль не смог усидеть во мне тихо.