Платяной шкаф
- Автор темы Цветок Магриба
- Дата начала
- Статус
@Цветок Магриба,у тебя стихи в теме очень похожи на тебя.
Мне и самой так иногда кажется :)
@Цветок Магриба, я обожаю Милен Фармер.:give_heart:
Мирослав Голуб. Минотавр о любви
Любовь кентавров вечна,
как задержки в дороге.
Но в ночь, когда Тесею
Ариадна дала нить судьбы
(я все видел, ведь в равноденствие
расходятся стены Лабиринта)
(я все видел, ведь я был Тесеем,
как, быть может, и Тесей
мною),
в ту ночь они стояли лицом к лицу,
и его руки лежали
у нее на плечах.
Лица их были тёмны,
как волны Стикса,
их тела обратились в камень.
И луна над ними застыла,
и застыло море.
И понятно стало, что любовь -
это совсем не движение,
а какая-то угрожающая
настойчивость, не подвластная времени.
Потом они стали прозрачны,
и я видел, как изнутри
их грызут черви: она ведь знала,
что умрет на Наксосе, а до того
будет выстаивать в очередях за маслинами,
как будто в этом смысл жизни,
и он знал, что умрет, сыграв
роль царя Афин,
обладателем десятка любовниц
и цирроза печени.
Но руки все покоились на плечах,
и оставались недвижны
они, луна, море. А я
перед лицом этой любви
зарывал свою бычью морду
в песок и в непонятном
отчаянии бился о стену
и кричал: "Тесей, Тесей,
Тесей, жду тебя", -
а Лабиринт превращал слова
в мой же
гомерический хохот.
Любовь кентавров вечна,
как задержки в дороге.
Но в ночь, когда Тесею
Ариадна дала нить судьбы
(я все видел, ведь в равноденствие
расходятся стены Лабиринта)
(я все видел, ведь я был Тесеем,
как, быть может, и Тесей
мною),
в ту ночь они стояли лицом к лицу,
и его руки лежали
у нее на плечах.
Лица их были тёмны,
как волны Стикса,
их тела обратились в камень.
И луна над ними застыла,
и застыло море.
И понятно стало, что любовь -
это совсем не движение,
а какая-то угрожающая
настойчивость, не подвластная времени.
Потом они стали прозрачны,
и я видел, как изнутри
их грызут черви: она ведь знала,
что умрет на Наксосе, а до того
будет выстаивать в очередях за маслинами,
как будто в этом смысл жизни,
и он знал, что умрет, сыграв
роль царя Афин,
обладателем десятка любовниц
и цирроза печени.
Но руки все покоились на плечах,
и оставались недвижны
они, луна, море. А я
перед лицом этой любви
зарывал свою бычью морду
в песок и в непонятном
отчаянии бился о стену
и кричал: "Тесей, Тесей,
Тесей, жду тебя", -
а Лабиринт превращал слова
в мой же
гомерический хохот.
[MEDIASERVICE]https://www.youtube.com/watch?v=v2o0nCLLDUQ&list=RDqMCQgb1YxI8&index=19[/MEDIASERVICE]
@Цветок Магриба, я не слышала о таком поэте.
@Mulberry,он представлен в переводах не так доступно и широко, как этого хотелось бы.
Райнер Мария РИЛЬКЕ
- Клетка льва
@Цветок Магриба, как верно написано.
Волшебные сказки должны отражать основные психологические структуры человека гораздо больше, чем мифы и литературные произведения. Юнг как-то сказал: «Изучая волшебные сказки, вы изучаете анатомию человека». В основном миф больше связан с цивилизацией. Невозможно рассматривать "Эпос о Гильгамеше" отдельно от Шумеро-Вавилонской цивилизации, и нельзя представлять себе "Одиссею" вне Древней Греции, однако, сказка гораздо легче пересекает границы цивилизации, ибо она настолько элементарна и так сжимается до своей базовой структуры, что привлекает внимание каждого человека.
В прежние времена, примерно до XVII века, сказки не предназначались для детей, а рассказывались среди взрослых, которые относились к низшим слоям населения. Рассказчиками были дровосеки, простые крестьяне, и женщины, развлекавшие себя сказками за прялкой. Вместе с тем, были (и до сих пор существуют в некоторых швейцарских деревнях) профессиональные сказители, которые постоянно рассказывали несколько известных им историй. Иногда эти люди были немного колдунами, с несколько расстроенной психикой, то есть невротиками; другие, наоборот, были совершенно здоровыми, психически нормальными людьми, — короче говоря, встречались совершенно разные сказители. Если бы вы их спросили, зачем они этим занимаются, одни бы ответили, что эта функция перешла к ним по наследству, другие — что научились этому у кухарки или что существует такая традиция — передавать истории от одного человека другому. Сейчас мы знаем, что существуют сказки коллективные, которые, как традиции, передаются из поколения в поколение, — они представляют собой некую разновидность общего знания. Теории происхождения волшебных сказок различны: одни исследователи считают, что сказки представляют собой фрагменты мифов или религиозных учений, другие — что они являются пересказами классических произведений, выродившиеся в сказочные истории. Утверждается также, что сказки — это рассказы, возникшие на основе сновидений, которые впоследствии стали передаваться из уст в уста.
Гипотеза Людвига Лейстнера, написавшего книгу «Загадка сфинкса», состояла в том, что основные сказочные и фольклорные мотивы возникают из снов. При этом наиболее пристальное внимание автор уделял ночным кошмарам. Лейстнер пытался показать взаимосвязь между повторяющимися символическими снами и фольклорными мотивами, собрав для доказательства своей точки зрения очень интересный материал. В то же время, этнолог Карл фон дер Штейнен в заключительной части своей книги «Путешествие в Центральную Бразилию», не связанной напрямую с проблемами фольклора, пытался объяснить, почему большая часть магических и сверхъестественных представлений первобытных людей, которые он изучал, происходит из сновидений. По мнению автора, это связано, видимо, с тем, что типичной особенностью первобытного поведения является то, что сновидение рассматривается как реальный, существующий в действительности опыт, как имеющее отношение к внешней реальности переживание. Например, увидев себя во сне на небесах разговаривающим с орлом, первобытный человек на следующее утро имел все основания рассказать об этом как о реальном событии, не ссылаясь на то, что это было во сне.
Другая интересная теория принадлежит Адольфу Бастиану, считавшему, что основные мифологические мотивы — это, как он назвал их, "элементарные идеи" человечества. Его гипотеза состоит в том, что человечество обладает запасом "элементарных мыслей", которые не передаются от одного человека к другому, а являются врождёнными для каждого индивида. Следовательно, можно предположить, что одинаковые элементарные идеи возникают в разных вариациях и в Индии, и в Вавилонии, и даже, например, в историях Южных морей. Такие специфические истории автор называет Volkergedanken (национальные идеи). Точка зрения Бастиана очень близка к тому, что говорил об архетипе и архетипическом образе К.Г. Юнг, а именно — что архетип является структурной основой для создания определённой мифологемы, а архетипический образ, в свою очередь, является специфической формой её отражения.
Почему в юнгианской психологии нас интересуют именно мифы и сказки? Юнг заметил однажды, что именно благодаря сказкам можно наилучшим образом изучать сравнительную анатомию человеческой психики. В мифах, легендах или любом другом, более развернутом, мифологическом материале мы постигаем базисные паттерны человеческой психики, преодолевая множество культурных наслоений. Сказки же отражают эти паттерны в психическом более ясно и чётко, так как включают гораздо меньше специфического культурного материала.
Сказка — это абстрагированная форма местного предания, представленного в более сжатой и кристаллизованной форме. Таким образом, пока в истории говорится о мельнике таком-то — это местное предание. Но, когда повествование начинается со слов: «Однажды мельник отправился охотиться на лису...», тогда оно превращается в сказку (историю более общего характера, которая в таком виде может мигрировать в другую деревню, так как уже больше не связана с конкретным мельником и конкретным местом).
Сказки можно интерпретировать с помощью любой из четырёх основных функций сознания. Мыслительный тип, например, будет указывать на структуру и на способ, посредством которого связаны все мотивы. Чувствующий тип выстроит эти мотивы в соответствии с их ценностью (иерархией ценностей), что также вполне оправданно. С помощью чувствующей функции можно получить хорошую и полную интерпретацию сказки. Ощущающий тип будет опираться на простое наблюдение символов и давать их полное подробное развёртывание. А интуитивный тип, наоборот, будет видеть всю совокупность символов в их единстве. Люди с преобладанием интуиции убедительнее других могут показать, что сказка в целом — это не сбивчивый рассказ, перескакивающий с одного вопроса на другой, а единое сообщение, разделённое на множество аспектов. И чем более дифференцированными функциями обладает человек, тем лучше он способен интерпретировать волшебные сказки, так как к ним необходимо подходить с разных сторон, используя, по возможности, все четыре функции.
Мария-Луиза фон Франц, «Феномены тени и зла в волшебных сказках»
В прежние времена, примерно до XVII века, сказки не предназначались для детей, а рассказывались среди взрослых, которые относились к низшим слоям населения. Рассказчиками были дровосеки, простые крестьяне, и женщины, развлекавшие себя сказками за прялкой. Вместе с тем, были (и до сих пор существуют в некоторых швейцарских деревнях) профессиональные сказители, которые постоянно рассказывали несколько известных им историй. Иногда эти люди были немного колдунами, с несколько расстроенной психикой, то есть невротиками; другие, наоборот, были совершенно здоровыми, психически нормальными людьми, — короче говоря, встречались совершенно разные сказители. Если бы вы их спросили, зачем они этим занимаются, одни бы ответили, что эта функция перешла к ним по наследству, другие — что научились этому у кухарки или что существует такая традиция — передавать истории от одного человека другому. Сейчас мы знаем, что существуют сказки коллективные, которые, как традиции, передаются из поколения в поколение, — они представляют собой некую разновидность общего знания. Теории происхождения волшебных сказок различны: одни исследователи считают, что сказки представляют собой фрагменты мифов или религиозных учений, другие — что они являются пересказами классических произведений, выродившиеся в сказочные истории. Утверждается также, что сказки — это рассказы, возникшие на основе сновидений, которые впоследствии стали передаваться из уст в уста.
Гипотеза Людвига Лейстнера, написавшего книгу «Загадка сфинкса», состояла в том, что основные сказочные и фольклорные мотивы возникают из снов. При этом наиболее пристальное внимание автор уделял ночным кошмарам. Лейстнер пытался показать взаимосвязь между повторяющимися символическими снами и фольклорными мотивами, собрав для доказательства своей точки зрения очень интересный материал. В то же время, этнолог Карл фон дер Штейнен в заключительной части своей книги «Путешествие в Центральную Бразилию», не связанной напрямую с проблемами фольклора, пытался объяснить, почему большая часть магических и сверхъестественных представлений первобытных людей, которые он изучал, происходит из сновидений. По мнению автора, это связано, видимо, с тем, что типичной особенностью первобытного поведения является то, что сновидение рассматривается как реальный, существующий в действительности опыт, как имеющее отношение к внешней реальности переживание. Например, увидев себя во сне на небесах разговаривающим с орлом, первобытный человек на следующее утро имел все основания рассказать об этом как о реальном событии, не ссылаясь на то, что это было во сне.
Другая интересная теория принадлежит Адольфу Бастиану, считавшему, что основные мифологические мотивы — это, как он назвал их, "элементарные идеи" человечества. Его гипотеза состоит в том, что человечество обладает запасом "элементарных мыслей", которые не передаются от одного человека к другому, а являются врождёнными для каждого индивида. Следовательно, можно предположить, что одинаковые элементарные идеи возникают в разных вариациях и в Индии, и в Вавилонии, и даже, например, в историях Южных морей. Такие специфические истории автор называет Volkergedanken (национальные идеи). Точка зрения Бастиана очень близка к тому, что говорил об архетипе и архетипическом образе К.Г. Юнг, а именно — что архетип является структурной основой для создания определённой мифологемы, а архетипический образ, в свою очередь, является специфической формой её отражения.
Почему в юнгианской психологии нас интересуют именно мифы и сказки? Юнг заметил однажды, что именно благодаря сказкам можно наилучшим образом изучать сравнительную анатомию человеческой психики. В мифах, легендах или любом другом, более развернутом, мифологическом материале мы постигаем базисные паттерны человеческой психики, преодолевая множество культурных наслоений. Сказки же отражают эти паттерны в психическом более ясно и чётко, так как включают гораздо меньше специфического культурного материала.
Сказка — это абстрагированная форма местного предания, представленного в более сжатой и кристаллизованной форме. Таким образом, пока в истории говорится о мельнике таком-то — это местное предание. Но, когда повествование начинается со слов: «Однажды мельник отправился охотиться на лису...», тогда оно превращается в сказку (историю более общего характера, которая в таком виде может мигрировать в другую деревню, так как уже больше не связана с конкретным мельником и конкретным местом).
Сказки можно интерпретировать с помощью любой из четырёх основных функций сознания. Мыслительный тип, например, будет указывать на структуру и на способ, посредством которого связаны все мотивы. Чувствующий тип выстроит эти мотивы в соответствии с их ценностью (иерархией ценностей), что также вполне оправданно. С помощью чувствующей функции можно получить хорошую и полную интерпретацию сказки. Ощущающий тип будет опираться на простое наблюдение символов и давать их полное подробное развёртывание. А интуитивный тип, наоборот, будет видеть всю совокупность символов в их единстве. Люди с преобладанием интуиции убедительнее других могут показать, что сказка в целом — это не сбивчивый рассказ, перескакивающий с одного вопроса на другой, а единое сообщение, разделённое на множество аспектов. И чем более дифференцированными функциями обладает человек, тем лучше он способен интерпретировать волшебные сказки, так как к ним необходимо подходить с разных сторон, используя, по возможности, все четыре функции.
Мария-Луиза фон Франц, «Феномены тени и зла в волшебных сказках»
«Наивно представлять, что добро и зло идут друг на друга, как два войска с развернутыми знаменами. На самом деле добро не воюет и не побеждает. Оно светит на всех и охотнее держится на стороне побежденных. А то, что воюет, всегда причастно злу».
Г. Померанц
Г. Померанц
Красиво, но голословно. )
Ведь в греческих мифах образ кентавров не совсем романтичный.. :pooh_go:
Добавлено через 3 минуты
А что такое добро и зло? Это ведь понятия субъективные.
То, что добро и вкусно для человека, может быть злом для курицы. )
Добро для одной стороны может быть злом для другой.
Победа одних= поражение других.
@Amalienau, в поэзии важна образность и красота 
а достоверность удел точных наук:)
Добавлено через 3 минуты
@Amalienau, доброе и зло... Это сложные для меня категории. С одной стороны, можно определять их через понятие вреда. Есть вред, нет вреда. Можно как благо... Можно как мотивы или последствия. А можно остановиться на том, что добро это состояние позитивной морали.
а достоверность удел точных наук:)Добавлено через 3 минуты
@Amalienau, доброе и зло... Это сложные для меня категории. С одной стороны, можно определять их через понятие вреда. Есть вред, нет вреда. Можно как благо... Можно как мотивы или последствия. А можно остановиться на том, что добро это состояние позитивной морали.
Вреда для кого? )))
Как думаешь, вскипятить чайник, чтобы выпить чай- это добро или зло? )
Ведь добро для человека будет одновременно означать смерть для миллиона бактерий. )) Убийство - это зло или добро? )) Или добро- это то, что выгодно человеку, даже если во вред природе? )) Тогда это двойные стандарты. ) :pooh_go:
Двойные стандарты непременно уйдет.
Если принять, что человек это не тело и не сознание, индивидуальное сознание.
А частица Духа, Искра Божия, чадо Отца Небесного.
Оффтоп
Добавлено через 3 минуты
Добро и зло - это духовные понятия.
И, соответственно, они определяются через человека как носителя духовной частицы.
Добро можно определить как помогающее расцветать духовному миру человека, а зло как препятствующее и даже разрушающее этот удивительно красивый и хрупкий мир.
@Amalienau, все относительно) не зря ведь говорят, что благими намерениями вымощена дорога в ад.
Дурак
С этимологией же самого популярного у нас «слабоумного» ругательства дело запутано. Разные исследователи находят истоки этого слова в совершенно разных языках. Очень долгое время слово дурак обидным не было. В документах XV–XVII вв. это слово встречается в качестве имени – Князь Федор Семенович Дурак Кемский, Князь Иван Иванович Бородатый Дурак Засекин или фамилии – Дуров, Дураков. А дело в том, что слово «дурак» часто использовалось в качестве второго нецерковного имени. В старые времена было популярно давать ребенку второе имя с целью обмануть злых духов – мол, что с дурака взять? Однако вскоре дураками стали называть шутов. Лишь в XVIII веке слово «дурак» становится нарицательным и обидным.
Отрывок из «Происхождение ругательств» С. Курий.
Добавлено через 1 час 39 минут
Молись о счастливых днях!
На зимнее дерево сливы
Будь сердцем своим похож.
(Басё)
С этимологией же самого популярного у нас «слабоумного» ругательства дело запутано. Разные исследователи находят истоки этого слова в совершенно разных языках. Очень долгое время слово дурак обидным не было. В документах XV–XVII вв. это слово встречается в качестве имени – Князь Федор Семенович Дурак Кемский, Князь Иван Иванович Бородатый Дурак Засекин или фамилии – Дуров, Дураков. А дело в том, что слово «дурак» часто использовалось в качестве второго нецерковного имени. В старые времена было популярно давать ребенку второе имя с целью обмануть злых духов – мол, что с дурака взять? Однако вскоре дураками стали называть шутов. Лишь в XVIII веке слово «дурак» становится нарицательным и обидным.
Отрывок из «Происхождение ругательств» С. Курий.
Добавлено через 1 час 39 минут
Молись о счастливых днях!
На зимнее дерево сливы
Будь сердцем своим похож.
(Басё)
- Если рассуждать, сообразуясь с элементарной логикой, то, насколько я понимаю, нет ни малейшей разницы между человеком, который жаждет материальных сокровищ - пусть даже интеллектуальных сокровищ,- и человеком, который жаждет сокровищ духовных. Как ты сама сказала, сокровище есть сокровище, черт бы его побрал, и мне сдается, что девяносто процентов ненавидевших мир святых, о которых мы знаем из священной истории, были, по сути дела, такими же непривлекательными стяжателями, как и все мы.
Дж.Д.Сэлинджер, "Фрэнни и Зуи"
Дж.Д.Сэлинджер, "Фрэнни и Зуи"
- Статус