Приходят в забвенье и земли, и страны, и слава.
Вчера еще — чудо! а нынче нет бывшей красы.
И время глумится. Жестоко оно и лукаво.
На склонах не видно дарующей радость лозы.
О радость очей моих, песня души Цинандали!
Оттуда дороги судьбы нас давно развели.
Внизу виноградники высохли и одичали,
И воет волчицею горькая память земли...
Туман по горам расстилается
из разорваных его клочков
На склоне горы как призрак
Вдруг шале появляется
пастушок альпийский,
в рожок играть начинает,
Коровы его понимают,
что на пастбище их собирают,
Но как какая-то червоточина
та что без имени отчества,
как мрак из тумана
Беспокоит его одиночество,
И слышится ему порой
какой-то неземной,
из глубины тумана,
Как будто волка одинокий вой.
Охранник пес, четыре лапы.
Дом, старый хутор и Карпаты,
и вырубленный кем-то лес
- все одиночества злой бес.
Туман по склону, эхо воя,
плен вечен, вечна паранойя.
Но март! Но клекот у трубы,
гнездо, лелеки, свадьбы, сны!
Пес верный друг. Примета аист,
предгорью голому на зависть.
И с дымом одинокий бес
весною вышел и исчез.
И деревья тоже завыли тебе во след,
Ветер бросился с крыши, он рвётся к твоим ногам,
Заметает пылью дорогу и белый свет,
Опустевший дом заскучал по твоим шагам,
Он глядится глазницами окон туда, где ты...
Ветер гладит веток седую шерсть,
И деревья вынюхивают следы...
А душа не может ни пить, ни есть...
Небеса побелели от боли и будет снег,
Будет белый пух опускаться на русла слёз...
И глухое эхо в висках бесконечным "нет"...
Нет ни боли, ни веры, ни слов, ни звёзд,
Только время застыло и дом ослеп,
Только ветер в бессильи мечется по двору,
Только воют деревья тебе во след...
Не оглядывайся, не надо. Я не умру.
